Другая Анна

Через открытое окно Сима увидела, что Эрнест сидит на стуле и читает газету. К нему подошёл Бенито, молодой тщедушный с виду итальянец, который работал в одном цехе с Симой и Эрнестом подсобным рабочим. Многие считали Бенито недотёпой, иногда пытались обидеть, но безуспешно, потому что Эрнест всегда его защищал.

Подойдя к Эрнесту поближе, Бенито спросил:

– Тебе не кажется, что Жозефина еврейка?

– Нет, не кажется. Ведь у неё светлые волосы и голубые глаза.

Сима побелела от страха и прижалась к стене барака, чтобы быть незаметной для собеседников.

– А я тебе говорю, что она еврейка! – стоял на своём Бенито.

Француз отшвырнул газету и, покраснев от гнева, вскочил со стула. Таким злым Сима его ещё никогда не видела. Эрнест, который был на голову выше Бенито, схватил его за шиворот, и, глядя на итальянца сверху вниз, закричал:

– Закрой рот, болван! На прошлой неделе одного моего земляка расстреляли по ложному доносу как еврея. Он был не евреем, а французом, и даже если бы этот парень был евреем, то почему он должен был умирать? Запомни: если с Жозефиной что-нибудь случится, я тебя прикончу!

Сима отпрянула от окна и побежала в свой барак. Она опрометью бросилась в кровать и залилась слезами.

«Больше я не выдержу, – думала девушка. – Почему у меня такая судьба- ведь я никогда никому ничего плохого не делала?»

За окном смеркалось, и вскоре в бараке стало совсем темно, но Сима не включала свет. Ей хотелось стать невидимой, спрятаться от чужих глаз, быть подальше от чужого города, где она так несчастна. Вдруг из-за двери послышались весёлые голоса, и в барак вошли Наташа, Катя и Аня.

– Что за темнота? – спросила Аня включила свет, который на мгновенье ослепил Симы и девушка зажмурилась.

– Жозефина, почему ты сидишь в темнице? – Наташа подошла к Симе. – Ты что, плачешь? Почему?

– Потому что мы – люди без будущего. Что нас дальше ждёт? У каждой из нас отобрали родных, надежду на будущее, а это значит отобрали жизнь, – заливаясь слезами, ответила Сима.

– Ты так не думай, – покачала головой Наташа. – Неужели ты не видишь, как изменилось поведение нашего лагерного начальства? Если люди вдруг стали стали грустным и озабоченными, значит что-то у них не так. Мы не получаем правдивой информации, но я уверена, что Советская армия совсем скоро победит и мы вернёмся домой. Верь мне, Жозефина!

Человеку свойственно верить в то, в чём он хотел бы видеть правду, поэтому слова Наташи немного успокоили Симу, но каждое утром она проснулась в ужасном настроении. Неужели итальянец донесёт? Эта мысль мучила её почти два года.

3.

Был солнечной апрельский вечер. Сима закончила работу и уже собралась уходить в свой барак, когда её окликнул Эрнест. Он подошёл к девушке и сказал шёпотом:

– Этой ночью эсэсовцы собираются устроить вам Варфоломеевскую ночь, поэтому вы все должны покинуть свои бараки.

Сима не знала, что такое Варфоломеевская ночь, но предчувствовала, что это что-то очень страшное.

А почему именно нам? – спросила не на шутку растревоженная девушка.

– Наверное потому, что немцы понимают, что поражение Германии неизбежно, и видят в Америке и России главных его виновников, вот и хотят сорвать свою злость на вас.

– Так что же нам делать?

– Немедленно покинуть бараки, – повторил Эрнест. – Мы найдём для вас место.

– Но у нас много девушек, ребят…

– Поэтому нам придётся потесниться. Ничего страшного, это ведь ненадолго. Мы с Моник позаботимся о вас.

Ночь Сима и её подруги провели в чужом бараке. Моник подвинулась к стене, чтобы в её кровать втиснулись ещё и Сима с Катей. Наташу и Аню приютила итальянка София. Среди ночи девушек разбудил ужасный треск.

– Что это такое? – спросонья спросила Сима.

– Американский авианалёт, – объяснила ей Моник. – Если нас не убьют, значит будем не только живы, но и свободны.

Слова француженки заставили Симу окончательно проснуться. Треск всё усиливался, казалось, что американские самолёты бомбили что-то совсем близко.

– А нет ли здесь какого-то бомбоубежища? – спросила Сима.

– В городе есть, – ответила Моник. – Но здесь не город, а промышленный район, военные предприятия, которые, по всей вероятности, и решили бомбить американцы. Нам остаётся уповать лишь на Бога.

Проснувшись утром, девушки обнаружили, что все производственные корпуса превратились в руины, а лагерное начальство куда-то то исчезло. Всегда чисто выметенная площадь между бараками и фабрикой теперь была засыпана пеплом и золой.

На площади собирались молодые люди из всех бараков, и вскоре их стало до того много, что Наташа сказала подругам:

– Давайте станем ближе друг к другу, иначе эта толпа нас просто сметёт.

Девушки примкнули к ней. Где-то вдалеке промелькнул Бенито, и Сима не злилась на него. Она была счастлива, желала всем счастья и наслаждалась вновь обретённой свободой.

– Привет, Жозефина, – услышала девушка совсем рядом знакомый голос. Сима обернулась и увидела Эрнеста и Моник.

– Наконец – то свободны! – лицо Эрнеста озаряла счастливая улыбка. – Большего счастья и не надо. За нами приехал автобус, который развезёт всех французов по домам. Я уверен, что скоро заберут и вас, не волнуйся, Жозефина.

– Конечно. Вряд ли мы ещё когда-нибудь увидимся, но я всегда буду вспоминать о вас с благодарностью. Только меня зовут не Жозефин, а Сима. Я вынуждена была жить под чужим именем, потому что я еврейка. Спасибо за то, что вы для меня сделали.

– А я догадывался, что ты еврейка, – улыбнулся Симе Эрнест. – Но теперь всё страшное уже позади. Как говорят, всё хорошо, что хорошо кончается. Счастья тебе, Сима.

Сима, Эрнест и Моник обнялись на прощание, и французы поспешили к своему автобусу. Он был уже заполнен бывшими подневольными рабочими, и как только Моник и Эрнест вошли, тронулся с места.

– Не понимаю ни слова по-немецки, – вздохнула Катя. – Жозефина, чём ты говорила с этими французами?

– Я сказала им, что меня зовут не Жозефина, а Сима, и я вынуждена была скрываться под чужим именем, потому что я еврейка.

– Бедная Сима! – Наташа посмотрела на подругу с сочувствием. – Представляю себе, как ты переживала. А мы думали, что ты какая-то странная- так ни разу и не пошла с нами в город. Теперь я понимаю, что ты боялась встретить кого-то из своих земляков- а вдруг среди них найдётся кто-то, кто может донести. Всё плохое осталось позади, мы вернёмся на Родину и станем нормальными советскими людьми. У меня есть карандаш, давай обменяемся адресами и будем ездить друг к другу в гости. Ведь Золотоноша совсем близко от Миргорода.

Ласковое апрельское солнце золотило крыши уцелевших бараков, прекрасная погода как нельзя лучше соответствовала настроению девушек. Потом их позвали в административный корпус, где бывших подневольных рабочих из Советского Союза ждали приехавшие за ними уполномоченные по делам угнанных в Германию. Симину эйфорию развеял лейтенант Лапин. Это был человек лет под тридцать с уже довольно заметными залысинами. Его маленькие глубоко посаженные глазки сверлили девушку словно буравчики.

– Как твоя фамилия? – спросил Лапин.

– Вам говорить настоящую фамилию или ту, под которой я жила в Дортмунде?

– О, да ты авантюристка! – Лапин присвистнул. – Под двумя фамилиями живёшь.

На глазах у Симы выступили слёзы, и Лапин смягчился:

– Ладно, как твоя настоящая фамилия?