Рожь с морской солью. Повести

По кругу несутся каменные стены, цветные окна, плывёт огонь свечей. Мельтешат мужские и женские лица: открытые рты, блестящие глаза…

Александру подхватил мир грёз. Унёс в диковинную страну, где хранятся преданья старины, в которой она ни много ни мало принцесса.

Глава 1

Пять с половиной веков до того у датского конунга Вильфреда Ольденбургского во дворце играли свадьбу. Отец выдавал замуж единственную дочь. Жалел её, как любой родитель: мала Гутрун, едва пятнадцать исполнилось. Не хотел расставаться, отправляя любимицу в чужую страну. Когда ещё повидаются?

Сам владыка пребывал в постоянных хлопотах о стране, в борьбе с внутренними противниками укрепления государственности – феодалами и подминавшими под себя датские земли католическими епископами. Высшая знать, на поддержку которой уповал король, расширяла свои владения, а захудалые дворы рвались получить патент на титул. Эти мужи суетились в тленном вместо того, чтобы объединиться и укрепить престол военными подвигами, как им и следовало поступать. Да ещё постоянная грызня со шведами за главенство на Балтике. Всё это кого угодно утомит. «Ох-хохо!.. И он не молодеет», – печалился Вильфред.

Но правителю должно, наступая на горло личным интересам и предпочтениям, смотреть шире. Волей-неволей приходится укреплять страну родственными связями с набирающим мощь голландским домом Нассау. Те в свою очередь роднились с испанскими Габсбургами. Такой факт нельзя игнорировать. И то, что слабоумного принца Зефа матушка герцогиня не смогла до сей поры пристроить и остепенить.

Вот поэтому старый конунг воспользовался нуждой соседей и пожертвовал любимой дочуркой, дабы Дания не затерялась в политической тени.

Альянс состоялся, и теперь короля мучила совесть: «Кому? Ну, кому, старик, ты отдал Гутрун?»

Принцу Зефу тридцать пять. Он не умён и падок на собачьи утехи. Нидерландский герцогский двор согласился на столь сомнительный брак – «Как это для них унизительно!» – со сдувшимися данами по причине далёкой от власти и денег. Некрепкого на передок сынка женили на датской красавице-принцессе в последней надежде уберечь наследника от шлюх и их страшных болезней.

Вильфред устал. Прикрыв ладонью глаза, он делал вид, что углублён в раздумья. На самом деле через щёлку меж пальцами рассматривал гостей.

Зеф перебрал пенного и скачет, что твой необъезженный жеребец. То в одном, то в другом тёмном углу залы раздаются удивлённые и оскорблённые возгласы дам. Румяный толстяк ловко щиплет зазевавшихся жинок за филейные места. Их захмелевшие супруги петушатся друг перед другом и не обращают внимания на чудачества вельможи.

Король смотрит, как к молодожёну, переваливаясь на кривых ножках, решительно направляется старый шут. Морщинистое лицо выражает крайнюю степень деловитости. «Сейчас будет розыгрыш», – отмечает равнодушно Его Величество.

Старый прохиндей, будто не замечая туши на своём пути, толкнул её. Опешивший аристократ, готовый дать отпор, обернулся к обидчику и замер. Низкорослик в одежде короля поманил кривым пальцем нагнуться. Зеф не осмелился противиться. Даже ему известен злобный и мстительный нрав королевского джокера. Рыцарю в ухо брызнула слюна и горячие уголья слов: «Пока кто-то щупает чужих курочек, его подружка подставляет зад другому петуху». Последние слова карлик прокричал, и гости захохотали. Пусть они пропустили главное, но положено смеяться.

С лица зятя сбежали все краски. Он похож на недоделанную куклу. Пустые глазницы и чёрный овал дыры на месте рта. Через мгновение щёки налились пурпуром, глаза забегали в поиске защиты от удара, рука порвала кружево воротника. Вильфред кивнул охране и сиятельного родственника усадили в кресло рядом. Поднесли кубок. Близость к королю и любимый напиток привели того в чувство.

Во дворце играют скрипки. Танцуют пары. Запах пота и гарь от свечей поднимаются сквозняком к створкам в высоких стенах и растворяются в морской свежести.

Владыке доложили, что сказал шут. Он движением пальцев отослал придворного. «Гутрун не настолько глупа, просто ядовитый гриб-гаер не терпит неподобающее поведение от других», – эта мысль развеселила венценосца.

За ним из-за колонны наблюдал, растягивая в гнусной улыбке толстые губы, довольный виновник скандальчика.

Праздник нескончаем. Не пьют и не танцуют несколько человек. Сын Карл – наследник престола. Достойный и надёжный муж. По левую руку от него умная и весьма непривлекательная супруга. Эти двое сейчас очень выгодно отличались от прочих гостей. «Карл зарабатывает очки», – думает отец.

Но он вовсе не против сына. Из того получится пусть недалёкий, не рисковый, зато надёжный хозяин двора. И дай боже, мир в стране продлится дольше, чем полгода.

Короля что-то тревожит, мысли скачут, как беспокойные волны. Дурак посеял сомнение, и владыка незаметно высматривает среди гостей дочь. Той давно не видать. Как не видно и Эйвинда. «Этого ещё не хватало!». Он кивнул начальнику стражи и жестом отправил наружу.

Гвардейцу слова не нужны, службу знает, поклонившись сюзерену, быстро выходит на крепостную стену.

Под ней, на зелёной траве пологой части холма, расстелили в несколько рядов полотна. В честь свадьбы правитель выставил угощение подданным. Хлебы, похлёбку, копчёную рыбу и пиво.

Дудкам, трещоткам и барабанам не перекрыть гам всеобщего веселья. Людские головы в танцевальном кругу похожи на подскакивающий горох в сите. В такой редкий день можно позабыть тяготы жизни. Мужчины, женщины и дети, как их пращуры-викинги, отдались простым радостям: обжорству и безудержному танцу.

Внизу, почти у самой воды, видна закутанная в плащ женская фигура в сопровождении охранника с фонарём. Пара медленно, огибая валуны, бредёт вдоль берега к месту, где каменная гряда начинает подниматься над уровнем моря. Там мерцал огонёк. Но с башни не видно, что там. Гвардеец прежде, чем спуститься, подождал некоторое время на площадке и заметил, что путники остановились…

День клонился к закату, но пока хорошо был виден скальный берег слева от дворца. Низкое серое небо над спокойным в этот час морем по цвету почти сливались. На самой границе посверкивали далёкие безобидные стрелки молний. Завтра будет также спокойно. Суровый пейзаж величествен и прекрасен.

Гутрун рукой остановила сопровождающего. Ей хорошо виден сидящий на большом чёрном камне Эйв. Сводный брат не пришёл на торжество оттого, что толстый рыжий кот пробежал между ними.

«Но зачем же демонстрировать непочтение? – подумала она. – Всё уже давно было решено, и братец ведёт себя неразумно». Она не приближалась, не желая накалять ситуацию.

И правда. Сейчас молодой человек вовсе не был склонен выяснять отношения. Он глядел на родное море, подставлял разгорячённое лицо путавшему кудри ветру и думал о матушке.

О том, как стыдился её, простолюдинки, и как тайно бегал к ней в закуток, чтобы дать себя обнять и приласкать. Она слишком рано оставила сына, простудившись на весенних мостках, где прачки отбивали господское исподнее. Забрала с собой грубые на ощупь, но самые добрые на свете руки. Вместе с надеждой на утешение.

Зачем конунг признал бастарда своим сыном и воспитывал во дворце? Зачем назначил, пусть и небольшое, но всё же наследство? На что ему теперь всё это? Без матушки и звёздочки – теперь «чёрной звезды».

Принц с грустью вспоминал, как они – родные и неродные братья и сёстры – учились и отдыхали вместе. Игру в камни с Гутрун на побережье. Как они веселились, когда строили целые крепости из каменных блинчиков.

И тот случай, что вселил в его сердце надежду. Однажды сестрёнка оступилась и подвернула лодыжку. Пришлось ей опереться на его руку, чтобы добрести в покои. Он подставил локоть и накрыл её кисть своей. Гут заметила, конечно, но руку не убрала. Так и дошли. У входа девочка остановилась, перекинула на одно плечо волосы и, сняв медальон, отдала его Эйву. Улыбаясь, он отдал свой. «Разве это могло ничего не значить?!» —горечь потери ядом разъедала свежую сердечную рану.

После помолвки Гутрун и Зефа девочек и мальчиков разделили. Первые занимались с бонной. Вторые осваивали военное искусство: морское дело, фехтование и верховую езду.

Тогда его надеждой была любовь… «Погубила Гутрун нас, погубила меня», – тяжкие мысли жалили почище ос.

До слуха доносились обрывки праздничного гама на холме. Шум не отвлекал от невесёлых дум, скачущих, что жеребцы первогодки: «Брат Карл заслужил своё право и своё особое положение при дворе. Он достоин почестей. И бог даст, добудет славу королевству. А в чём моя слава? Так и буду прихвостнем у старого конунга?».

Молодой человек потемнел лицом. «Вдобавок жирная голландская свинья отняла мою любовь, чтобы глумиться над ней… Все знают, брак этот – чистый расчёт датского и голландского дворов. Отец мечтает о былой славе королевства. Амстердам хочет остепенить борова. Бедная, бедная звёздочка… Нет! Не бедная. Она не должна была соглашаться выходить замуж по расчёту… Так пусть же все получат, что заслуживают!».

Воспалённый блуждающий взгляд проводил длинную волну до самого берега. Меловое дно превращало воду на мелководье в непрозрачное молочно-зелёное стекло, напоминавшее штофы в трактире у Локи.

Юноша резко соскочил с валуна и, не глядя по сторонам, прошёл метрах в десяти от своей избранницы не чая в сторону неминуемой гибели. Хорошо сложённую широкоплечую фигуру съедали сумерки и поглощала тьма. Мгла не сразу справилась с вольными кудрями цвета янтаря.

Глава 2

Пока отвергнутый, как он думал, набирался пивом в трактире: засыпал на жирных от сала досках стола и снова требовал штоф. Пока не надоел всем жалобами на несговорчивую судьбу и, наконец, не оказался в кольцах Орма с «Пинты» – его «звёздочка», откинувшись в угол кареты с гербом чужого двора, пыталась уснуть.

Слабые рессоры не спасали путешественников от толчков, когда колёса спотыкались об усыпавшие дорогу камни. Карету мотало из стороны в сторону. Зеф выходил блевать на обочину. Он скучал в поиске забавы. Поймал муху и раздавил ногтем на стекле. Долго рассматривал жёлтую каплю, а после, обращаясь в пустоту, пробормотал: «В этом салопе ты меня не возбуждаешь. Но неужели и под твоей нежной кожей вот такая же гадость? Он брезгливо скривился и ткнул грязным пальцем в лицо молоденькой жены. Захохотал, тут же лукаво взглянул и ласково улыбнулся: «Что, если я раздавлю тебя, как эту тварь?»

Перепуганная Гутрун вжалась в подушки сиденья и перестала дышать.

«Да ладно, вначале мы порезвимся. Ты же не против, птенчик?» – толстяк дурашливо ущипнул её за щёку…

Наконец, на зелёном бархате склона, в излучине реки, показалось родовое гнездо герцогов Нассау. Вдовствующая герцогиня Лизбет ладонью подняла за подбородок голову невестки и благословила: «Если ты научишься угождать капризам моего сына, будешь жить долго и счастливо». Её глазки между пухлыми складками век доброжелательно поблёскивали.

Долгий путь в Голландию измотал путников. Им дали отоспаться, принять ванну и отправили на супружескую половину.

Покинутый родной дом, бесконечные унылые, чужие равнины, насупившийся молчаливый супруг – всё вместе впервые заставило девушку усомниться в разумности королевского решения и почувствовать себя пленницей. Мятущейся душе и пешке в политическом альянсе равнодушно внимали толстые стены чужой крепости.

Зато с лёгкостью открывали потайные отверстия наушникам и соглядатаям. За парой, как в театре, забавы ради, наблюдала хозяйка с приближёнными. С этой целью большое помещение с огромной кроватью в центре было максимально освещено.

Накануне представления семейный доктор послюнил палец и через минуту подтвердил Её милости, что будущая мать продолжателей рода Нассау девственница.

Зеф знал о невинных дворцовых забавах. Не единожды был участником или свидетелем игр в кошки-мышки. Лишь только за ним закрылась дверь быстро разделся. Тонкая рубаха спереди поднялась и дрожала, вздёргиваясь над коленями.

Гутрун спряталась за колонной. Она помнила слова «матушки» и не могла позволить себе обморок.