Улыбка Хатшепсут

Улыбка Хатшепсут
Ирина Стояновна Горюнова

Эта книга – маленький взрыв. Взрыв женской души, после которого она не умирает, но, подобно Фениксу, возрождается из пепла. Это книга об одиночестве и отчаянии, о любви и надежде, о смирении и вызове – «классифицировать» подобные чувства, впрочем, невозможно, настолько они здесь спаяны. Все это так, да: и все же кульминация «Улыбки Хатшепсут» – одноименное стихотворение, пронизанное такой силой и мощью, что кажется, будто его действительно писала когда-то египетская царица – «Всего лишь женщина, мечтавшая улыбнуться тебе». Всего лишь?..

Ирина Горюнова

Улыбка Хатшепсут

© И. Горюнова – стихи, 2009

* * *

Прорастая в вечность, как цветок…

Ирина Горюнова вступает в поэзию в парадоксальное время. С одной стороны – небывалый расцвет поэзии, изобилующий всеми оттенками самовыражения (с каждым днем все трудней найти в ней свое место!), с другой стороны – дефицит читателей (с каждым днем до них всё труднее добраться!). Словно прирост поэтических имен обратно пропорционален числу читателей: частенько приходится бывать в аудиториях, где поэтов слушают только поэты или втайне пишущие…

И всё-таки потребность в поэзии несомненна, спрос на нее неслучайно будет откликаться на предложение. Предвижу и читателя, который (из простого любопытства или по толчку интуиции) возьмёт в руки книжечку Ирины Горюновой и вдруг почувствует притяжение ее мятущегося женского сердца.

Скажи мне кто ты:
Не моя ль
Печаль, звучащая
В рояле…

Сборник Ирины Горюновой, объединенный требовательным и – я бы сказал – ненасытным темпераментом автора – тем не менее как бы распадается на три части: разделение это чисто литературное, эстетическое. Для меня наиболее интересное – вторая и, особенно, третья часть (верлибры). В первой части Ирина еще в плену традиционной поэтики с её расхожим словарем, от чего искренность ее переживаний заглушается порой некоторой театральностью выражения:

Ты меня одари адом,
Коль иным одарить нечем.

Но и здесь уже – свой голос, свои удачи:

Зона турбулентности земная,
Вихревой таинственный поток
Свою мощь и силу набирает,
По нему иду я как хмельная,
А куда: на запад, на восток?

Я иду: мечтая, сострадая,
В мирозданье просто запятая,
Но стихи свои в него вплетаю,
Прорастая в вечность как цветок.

Во второй части – бунт! Ирина, словно пресытившись книжным романтизмом, гневно врывается в область современной лексики, она предстает перед нами саркастичной, беспощадной к себе и к окружающим. В ее стихах появляются резкость, раскованность и рискованность («Алиса играет ежами в крокет», «Господа, вы сегодня обнулены?»)…

Зато в третьей части, где рифма не нужна, на мой взгляд наиболее цельно и глубоко выражается ее женская нежность и удаль, ее боль и та женская мудрость, которая рождается болью.

там в полном одиночестве я гораздо ближе к тебе, чем здесь.
расстояния измеряются отношением.

Возможности поэта определяются по его лучшим стихам. Сегодняшние достижения отсылают нас к завтрашним – вложение с «процентами»:

Мое тело татуировано картой мира
И на нем пульсирует маленький земной шар.
Увеличиваясь в размерах, он растет и растет,
И постепенно становятся видны страны, города,
Улицы, крыши домов, машины, люди…
Растет земной шар, и я ищу на нем твой дом,
Тебя, чтобы рассмотреть твои глаза,
Заглядывающие в моё сердце и вопрошающие:
Ты есть?

Только женщина вправе отождествлять себя с жизнью (первое женское имя – Ева, кстати, как раз означает «жизнь»!), с самой Землёй и Вселенной. Горе тому, кто это не понимает – тому и достается кара:

Я – зеркало мира. Но больше не отражаю тебя.

    Кирилл Ковальджи

Из книги «Отражения слов»

Нищая

В истлевших и мокрых газетах,
В неоткровенных приветах,
Во мгле и тумане, и грязи,
Где улиц сливаются вязи,
И гул подумолкших фантазий
Средь рубища, вшей, косоглазий
Скрывается в гулких мостах…

Там бродит душа неприкаянно,
С отчаяньем нитями спаяна,
И с горечью браком повязана,
И словно кому-то обязана,
На царство ничье не помазана,
Сама же собою наказана
Нечаянно, впопыхах…

Скрывается тщательно-тщательно
И прячется рванью старательно,
И в рубище, кутаясь стылое,
Таит осознанье постылое
Того, что бытье заунылое
Не холит её и не милует —
Сквозь кожу хлестает вразмах.

И нет ни спасенья, ни чаянья,
Бездомности горечь отчаянья
На паперть утянет за грошиком,
В руке её хлебушек крошится,
Душою и телом неможется,