Внук Михаила, Борис, испугавшись поворота событий, упал на колени перед дедом.
– Господин мой, отец родной, поклонись татарскому Богу. Убьют тебя слуги Батыевы! – умолял Борис деда, заливаясь слезами.
– Я того и хочу, за веру пострадать, за Христа кровь пролить…
Бояре ростовские и ярославские начали уговаривать Михаила не упрямиться. Обещали грех поклонения идола на себя взять. Но Михаила обуял гнев. Он сбросил с себя плащ, затопал ногами и закричал:
– Возьмите славу этого света! Вы только именем христианским называетесь, а поступаете, как поганые язычники!
Боярин Федор, чтобы прекратить уговоры, начал отпевать себя и князя своего. Михаил подхватил пение. Два престарелых человека, протягивали руки к небу, прося у Христа прощения и моля его о милости.
Борис и Василий, глядя на них, плакали. В толпе послышалось:
– Убийцы идут от царя! Кланяйтесь! Кланяйтесь!
– Мученики твои, Господи, не отреклись от тебя, и тебя ради, Христос, страдают! – повысил голос боярин Федор. Михаил вторил ему.
Убийцы подъехали верхом. Они спешились и стремительно набросились на Михаила. Двое растянули ему руки, а третий ударил под дых. Михаил содрогнулся, ловя ртом воздух. Ещё несколько ударов в грудь нанесли ему убийцы. Михаил стал оседать на землю. Его отпустили, и когда он свергнулся, ещё долго били ногами. Один из слуг Батыевых, бывший православный именем Домиан, поднял голову Михаила за волосы и, орудуя большим кинжалом, перерезал ему горло. Деловито отделил голову князя от тела и откинул прочь.
Елдега подступился к боярину Федору:
– Видел смерть господина своего?! Хочешь ли получить в управление княжество Михаила?
Боярина Федора била дрожь:
– Княжения н-н-не хочу! Богам вашим н-н-не поклонюсь! Страдать б-б-буду, как князь мой….
Елдега кивнул Домиану:
– Давай!
Боярина Федора растянули за руки, долго били в грудь, потом запрокинули голову и резанули по горлу кривым кинжалом.
Обезглавленные тела князя Михаила и боярина Федора вынесли за пределы Сарай-Бату и бросили на съедение псам, так же, как когда-то в Чернигове обошлись с ханскими послами.
Заказ Ярослава Батый выполнил.
18. Приказ Батыя
Дикие литовские племена вдруг осознали свою силу в единстве. Многие из них объединились вокруг князя Миндовга и устремились на новгородские, полоцкие, смоленские земли. Дружина Александра постоянно находилась в разъездах, то там, то тут воюя с разбойничьими шайками литвинов.
Полоцк, родина жены Александра, был захвачен Миндовгом и утрачен для полоцкого князя навсегда. Параскева с сыном Василием отправилась к родным в Витебск, навестить и утешить престарелых отца и мать. На обратном пути обоз, с которым шла Параскева, был окружен бандой литвинов. Жена Александра и сын Василий попали в плен. Гонец, прискакавший в Новгород с места событий, сообщил Александру о беде.
Как ветер наскочил Александр на литовских бандитов. Он отбил жену и сына, и так возвратились домой, по пути ещё семь раз вступая в бой с расплодившимися шайками литвинов. В дерзости Александру не откажешь, но защитить от Миндовга земли Северо-Западной Руси ему все-таки не удалось. Многие земли русских княжеств, вслед за Полоцком, надолго отошли к молодому Литовскому государству.
Когда из Монголии прибыло тело Великого князя Ярослава, Александр поспешил во Владимир оплакать кончину отца. Ярослав был для старшего сына не только отцом, но и соратником. Отец и сын хорошо понимали друг друга. Задуманный ими вместе политический проект по изменению системы власти и организации её по монгольскому образцу Александру предстояло осуществлять одному,
Во Владимир на прощание с князем Ярославом съехались многие князья русских земель. Съезд этот должен был законно решить вопрос о наследовании власти. Прибыли на собор князья Ростовские Борис и Глеб – братья Васильковичи. С ними пришли Василий Ярославский и Владимир Угличский, а также сыновья умершего Ярослава, Александр Невский, Ярослав Тверской, Василий Костромской.
После смерти Ярослава старшим среди его сыновей оставался Александр. Он и претендовал на Великое княжение, и уже веселился и потирал руки, видя себя повелителем всей Руси.
Но на съезде выступил его племянник и друг, Василий Ярославский, и со свойственным ему прямодушием напомнил, что еще жив их дядя, князь Владимир Константинович Углицкий, сын Константина Мудрого, чудом спасшийся от Батыя и уцелевший на Ситской битве. Именно он по древнему праву должен был принять старейшинство и стать Великим князем Русской земли.
Предложение князя Василия раздосадовало Александра: власть уходила из его рук. Голоса родичей, собравшихся на съезде, подтвердили старейшинство князя Угличского. Братина прошла по кругу, и прозвучала здравица в честь Великого князя Русской земли, Владимира Константиновича. Вдруг через считанные дни случилось непредвиденное. 14 января 1249 года Владимир Углицкий почувствовал себя плохо и неожиданно скончался.
Летописец напишет: «Плакася над ним Александр князь и с братиею и проводил его честно из Золотых ворот и везоше его в Угличе Поле». Так закончил свою жизнь во Владимире ветеран Ситской сечи, честный князь Владимир Константинович, пришедший по древнему лествичному закону получить Великое княжение, а принявший вместо того смерть свою. Умершему князю не было и тридцати лет.
Александр оплакал его, но далеко провожать не стал, только до Золотых ворот – дела, дела…
Вопрос с Великим княжением оставался открытым.
Неожиданно и некстати во Владимир явились кардиналы Гальд и Гемонт, которых папа Иннокентий Четвертый направил к Александру. Папа в письме уверял Александра, что его отец, Ярослав Всеволодович, находясь в Татарии у великого хана, «страстно вожделев обратиться в нового человека, смиренно и благочестиво отдал себя послушанию Римской церкви, через брата Иоанна де Плано Карпини, в присутствии военного советника Емера…»
Далее папа пишет: «Желаем, чтобы ты, как законный наследник отца своего, смог последовать по стопам своего отца и предаться исполнению заветов и поучений Римской церкви». Возможно эти строчки и не вызвали бы гнева Александра. Он знал своего отца как человека гибкой политики и хорошего интригана и предполагал, что под давлением каких-либо обстоятельств Ярослав мог отречься от православной веры и принять более удобную на тот момент, католическую, но далее папа пишет:
«Просим тебя об особой услуге: как только проведаешь, что татарское войско на христиан поднялось, чтоб не преминул ты немедля известить об этом братьев Тевтонского Ордена, в Ливонии пребывающих, дабы мы смогли с помощью Божией сим татарам мужественное сопротивление оказать».
А вот это не входило в планы Александра. Он не собирался противодействовать Батыю, он жаждал союза с ним, чтобы воспользоваться его военной машиной, которая наводила ужас на весь мир.
Александр выразил громкое возмущение письмом папы. Кардиналам он ответил, что всё, что написано в письме о его отце, – ложь. Тогда ему предложили призвать в свидетели Федора Яруновича, боярина, прошедшего с Ярославом весь путь до Монголии и сопровождавшего труп господина на родину.
Старый боярин подтвердил Александру правоту изложенных в письме папы событий. Александр обвинил старика во лжи и до смерти запытал ненужного свидетеля отцовой измены.
Всё это происходило на глазах у Ярославского князя Василия, считавшего Александра своим другом. Воспитанный на принципах чести и совести, внук Константина Мудрого, князь Василий был потрясен всем увиденным. Возможно, он догадался о причинах смерти дяди Владимира Углицкого. Не исключено, что, будучи человеком открытым, он высказал Александру преступную неправоту его.
Летописец напишет: «Тое же зимы, Василий, князь Всеволодович преставился во Владимире на память Святого Феодора (25 января) и повезоша его на Ярославль, и Александр князь проводи его, и Борис и Глеб и мати их». Было князю Василию тогда немногим более двадцати лет.
Во Владимире, на одном и том же русском съезде произошли две загадочные смерти князей линии старшего Всеволодовича, Константина Мудрого. Молодые, полные сил мужи один за другим уходят на тот свет. Летописцы не поясняют причин смерти и говорят об этом скороговоркой, явно боясь обнаружить истинные мотивы и заказчика убийства. Поистине, чего не случится, когда решается дело о власти.
Вскоре до Александра дошел приказ Батыя: «Мне покорил Бог многие народы: ты ли один не хочешь покориться державе моей? Но если хочешь сохранить за собою землю свою, приди ко мне: увидишь честь и славу царства моего».
Место старейшего князя ещё оставалось незанятым. От воли Батыя теперь зависело дать его тому или иному князю.
Александр с братом Андреем выехали в Волжскую Орду. По следам кочевья они нашли в степи многолюдный шатровый город, центром которого была разрисованная войлочная юрта хана Батыя.
Александр явился к Батыю не с голыми руками. Он нес хану письмо папы Римского, в котором тот просил Александра шпионить за передвижениями войск Батыя. Выдавая замыслы папы Римского, Александр выказывал свои верноподданнические чувства самому Батыю. Он выражал покорность татарской власти и побратался с сыном Батыя, Сартаком.
– Анды[30 - Анда – побратим /монг./.], как одна душа, – произнес Сартак, снял с себя несторианский[31 - Несториане – течение христианства.] крест и отдал его Александру.
– Я твой верный брат, – Александр сдернул с груди православный крест и протянул Сартаку.
Сын Ярослава поклялся Батыю в верности и с радостью принял на себя звание улусника. Так волею Александра Русь на века становится улусом Золотой Орды. Костомаров пишет: «Руси предстояла другая историческая дорога, для русских … людей – другие идеалы. Оставалось отдаться на великодушие победителей, кланяться им, признать себя их рабами и тем самым, как для себя, так и для своих потомков усвоить рабские свойства».
Приказ Туракинэ прислать в Каракорум Александра Батый должен был выполнить. Это было в его интересах, борьба за власть в далекой Монголии продолжалась. И хотя на Великую кошму взошел Гаюк, Батый не оставил мысли возвести на неё своего друга и двоюродного брата Мункэ.
Он направил Александра в Монголию с поручением: связаться с Мункэ, передать ему серебро для дальнейшей борьбы и секретные наставления. Вместе с братом в Монголию пошел князь Андрей, который не раз поддерживал Александра в его делах.
В пути между братьями возникли разногласия. Пылкий и благородный Андрей почувствовал цинизм, с каким Александр рассуждал о предназначении власти, отводя русскому народу роль рабов. Впервые младший брат не согласился со старшим и остался при своем мнении.