Пропащая

Так и живу последние полтора года. Не сказать, что привык, но иногда днём ловлю себя на мысли, что нет-нет да и вспыхнет жгучее, почти животное желание отведать хлыста.

Эко меня понесло по волнам философско-психологических рассуждений, даже забыл представиться. Меня зовут Роман Кручинин, и я врач-психотерапевт.

Казалось бы, с такой профессией доводить себя до подобного состояния – верх непрофессионализма. Но я уже давно перестал придавать значение таким словам как: «специалист», «врач от бога», «профессионал» и тому подобное. И живу я скорее по инерции, не разыскивая смысла с претензией на светлое будущее.

Всё, что хотел раньше, я получил, а теперь получаю по заслугам.

Или нет?

Может быть, это просто мой собственный выбор. Он ведь есть у каждого. Хотя, подгоняемые страхом осуждения, мы порой выбираем то, что навязано извне, так сказать, со штампом – «одобрено обществом».

Думал ли я в те моменты наших встреч, что, вторгаясь в чужой хрупкий мир надорванной психики, могу причинить зло?

Честно?

Нет.

Я и теперь довольствуюсь малым.

Жалею себя.

И жду, что кто-то придёт и разрулит ситуацию. А я так и останусь сторонним наблюдателем.

Навигатором!

Декабрь. 2016 год

Снова ночь…

Встаю с постели и подхожу к письменному столу, достаю чуть потёртую от времени тетрадь. Удивительно: она неделями не покидает нутро холодного письменного стола, но каждый раз, когда беру её в руки, я чувствую, что она тёплая. Возможно, она живая, ведь в ней действительно хранится чужая жизнь, или я просто хочу так думать.

От этой мысли вновь словно получаю удар плетью, тело вздрагивает, и тетрадка падает из рук.

Я поднимаю растрёпанное бумажное тельце, прижимаю его к груди и закрываю глаза…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Июль. 2014 год

Ночь выдалась душной и светлой, как будто кто-то подсвечивал с неба фонариком. Тишина тоже была светлой и абсолютной, и даже одинокий комар, нарушавший её, то и дело стукаясь об потолок, был органичной частью этого момента.

Июль был в ударе…

Лето в Западной Сибири непредсказуемое. Может неделями стоять жара, а могут идти дожди. А ещё чаще погода меняется по несколько раз за день. Поэтому, когда в атмосфере возникает некоторая стабильность, – на душе тоже спокойно.

Мы ведь зависим от погоды, как ни крути. Лично я в периоды затяжных ливней и густых туманов бываю раздражительным, и даром что психотерапевт – в первую очередь мы ведь люди, а уже потом – специалисты и всё такое…

Я подошёл к окну и задрал голову, любуясь брильянтовым орнаментом чёрного неба.

По кабинету плавно кружили ноты какой-то незамысловатой мелодии, и, погружённый в реальность «здесь» и «сейчас», я улыбнулся своему двойнику в стеклянном проёме.

Ещё немного постоял и вернулся к рабочему столу, сел в компьютерное кресло, которое плавно опустилось под тяжестью моего тела.

Лунный свет проникал в помещение, окутывая всё таинственностью. Я подумал, что отчасти это – символично.

В этом кабинете действительно всегда присутствовала особая тайна. Тайна человеческой души.

За свою без малого семилетнюю практику в качестве психотерапевта я привык к исповедям и выработал свой личный способ не грязнуть в деталях. Я крепко держался за объективность. В первую очередь объяснял всякие там тонкости души себе, а потом уже пациентам. Не то чтобы был чёрств – нет! – просто считал, что фанатизм в моей профессии излишен.

Фанатизм он вообще всегда чреват.

А потому вполне хватало немного меня, блокнота, фирменной ручки и заготовленных «лекал», вырезанных из разных учебников по психотерапии. Дальше право перекраивать людские судьбы я предоставлял случаю и собственно самим людям. И пока этот опыт меня вполне устраивал.

Я начитан.

Любопытство всегда являлось моей отличительной чертой. Ещё в детстве, когда родители – тоже врачи, – прививая интерес к врачеванию, подсовывали мне различную медицинскую литературу, я, начитавшись, клал её под подушку, чтобы лучше запоминалось.

И ведь срабатывало.

На своём курсе я был первым.

Честно говоря, первым я должен был быть во всём. Мама с папой меня любили. Как единственный ребёнок в семье, я имел множество привилегий и охотно использовал их для достижения собственных целей. Я рано ощутил свою значимость и больше не собирался с ней расставаться.

Так что, когда меня – тридцатидвухлетнего специалиста – из десятка кандидатов выбрали на должность главного врача одного из государственных центров реабилитации наркозависимых, на моём лице не дрогнул ни один мускул. В другой исход я попросту не верил.

К этому времени я уже имел опыт работы в частной клинике неврозов и небольшой стаж психиатра в психоневрологическом диспансере в родном городе С.

Иногда к нам попадали алкоголики. Более или менее адекватных выпивох я на добровольных началах пытался восстанавливать не только пилюлями, но и словом, используя методику когнитивно-поведенческой психотерапии. Вроде бы имел успех.

Лицензию нарколога я предусмотрительно получил вместе с лицензией психиатра.

Конечно, я посещал и различные семинары, заводил хорошие знакомства, но, главное, на тот момент я ещё хотел лечить.

Это потом я устал от бесконечного нытья пациентов. Это потом мне стало просто всё равно…

Вчера я отметил пять лет работы в роли главного врача. Мы с Наташей посидели в каком-то модном кафе, потом, пользуясь благосклонностью природы, долго гуляли по ночному городу.

Наташу – свою девушку – я встретил ещё в университете и долго не мог добиться её расположения. Вообще-то с противоположным полом у меня проблем не было.

На первом курсе родители отселили меня в дедовскую «двушку», которая перешла им по наследству.

Какой же сексуальный беспорядок там царил!

Я безответственно пользовался своим обаянием и молодостью. Какие только институтские красавицы не перебывали в моей постели. Каждое утро я просыпался от запаха свежесваренной «арабики» и, закинув руки за голову, ждал поцелуя.

Но Наташа…

Наташа была не такая. В мою сторону она даже не смотрела. Подстёгиваемый её равнодушием и своим тестостероном, я неоднократно предпринимал попытки навязать себя, но сдалась она недавно, когда я случайно встретил её на какой-то вечеринке у общих друзей.