Его малышка на миллион

Не думается совсем. Сдаюсь и отталкиваюсь от перил. Тихо дверь открываю, у меня даже ключи от квартиры есть, насколько она мне доверяет, порог переступаю почти бесшумно, но даже минуты не приходит, когда слышатся тяжеловатые шаги.

– Элеонорочка? Ты?

Баба Таня оказывается в коридоре в одной длинной сорочке и морщится от света, который сама же включает. Это первый раз, когда прихожу за Леей настолько поздно, никогда не задерживалась, а тут вообще ночь. Конечно, мы договаривались, да и она сама дала мне добро, но стыд никуда не исчезает.

Он вообще со мной живёт постоянно. Как бы мне хотелось всего этого не испытывать. Домой приходить с желанием, не стеснять никого, не искать деньги ночами, не оправдываться постоянно. Так хочется, что аж душа вся в комочек сжимается, но ненадолго. Даже если приходится расправлять её силой и вытаскивать из себя улыбку, я делаю это искренне, встречая ей бабу Таню.

– Простите, что так запозднилась, я…

Баба Таня отмахивается.

– Бог с тобой, деточка, главное вон, как улыбаешься. Давай проходи.

– Нет, я сейчас…

Но она и договорить не даёт.

– Давай-давай, я тебе уже постелила в зале, мы с Леей в комнате у меня, не будем её уже тревожить, пусть спит, а ты раздевайся да руки мой, а я чайник пока поставлю, – и уже разворачивается, когда неожиданно внимание на пиджак обращает и щурится, точно пробует рассмотреть лучше. – Это чей-то такой солидный? Эль? Ты ж со Славкой вроде гуляла.

Целых секунд сорок я не нахожу ни одного слова. Господи, как мне перед баб Таней-то теперь оправдаться?

– Это… это друга Славы, – обманываю, едва слова проталкивая, пока вся пятнами покрываюсь. Как же мне не хочется обманывать ещё и баб Таню, неправильно это, когда она ко мне, как к родной. Но правду? Мало того, как расстроится, если узнает, какие деньги отдала сегодня Трофимовским, так как ещё на меня смотреть будет, если узнает, что мы провернуть со Славой пытались. Я не хочу, чтобы о таких страшных вещах кто-то знал. Мне приходится, хотя вины это с меня совсем не снимает. – Встретили, у них сегодня выпускной был, а на улице похолодало, вот он мне и одолжил. Завтра нужно будет отдать.

Баб Таня отчего-то головой, словно причитая, качает. Ещё и прицыкивает.

– Ох, не доглядит Славка-дуреха, уводят же прям из-под носа красоту нашу, – а сама уже идёт на меня.

– Нет, это просто…

Просто что? Жест доброй воли? Теряюсь, что ответить на такое баб Тане, а она уже сама с меня снимает пиджак.

– Давай сюда, повесить на плечики надо, вон какая ткань дорогая, богатый поди ещё друг-то у Славки?

И уходит сразу же в зал, не дожидаясь ответа, а я как прикованная к месту стою и всё только моргаю, обдумывая последние слова.

– Чего стоишь-то? Эль? Голодная же поди, проходи-проходи.

И вот кто ещё скажет, что ей семьдесят лет? Летает по квартире, словно неугомонная стрекоза, перекачиваясь с ноги на ногу. Оживаю, хотя всё ещё не дают покоя слова бабушки. Руки мою, а затем на кухню иду. Мы уже чай допиваем, когда решаюсь задать вопрос.

– Почему вы решили, что меня уводят у Славы?

Про самого Славу не опровергаю, уже привыкла, что бесполезно, нас все подряд пытаются поженить. Кроме единственной Альбины Альбертовны, которая от таких разговоров в ужас приходит и кривит нос.

– Сам тебе предложил пиджак?

Не просто предложил, он и не спрашивал, он за меня всё решил.

– Сам.

– Ну вот, поухаживал он за тобой так. Но может и к лучшему, а то Славка пока расшевелится, уже и постареть можно. Пусть поревнует малёх.

За руку меня пожимает, кладя свою тёплую поверх, и улыбается по-доброму так, прежде чем вставать и, пожелав спокойной ночи, отправиться спать, предварительно сказав, что приготовила для меня ещё и футболку, которую покупала когда-то давно своему сыну, а он её так и не забрал себе.

Догадываюсь, почему. Она ляпистая, в гавайском стиле, такую не каждый мужчина наденет. Хотя я была бы рада любой, главное-то забота. Я бы от неё никогда не отказалась.

Последний, от кого я её получала, была бабушка, а как её не стало…

Не думаю сейчас. Грусть накатывает мгновенная и тоска шире самого океана. Стоит только шагнуть, утонешь же с головой в чувствах печали.

Сегодня и так был тяжёлый день. Впрочем, почти такой же, как и другие. Но я и об этом не думаю. Никогда. Стараюсь в каждом искать только хорошее. Как, например, бабушка Таня. Слава, который меня поддержал и пошёл со мной. Даша, которая без проблем одолжила одежду. Тот мужчина.

Я закрыла долг. И у меня остались деньги.

Много денег. Очень много.

Боже, я даже не знаю, какими словами благодарить судьбу, что она мне так помогает.

Разве тут место для жалоб и нытья?

Вместо этого почему-то решаю мыслями вернуться к спасителю моему. Запах… Господи, какой же у него волшебный парфюм. Я бы его бесконечно вдыхала. Необъяснимое удовольствие, но это ещё лучше самого вкусного пирожного, что когда-либо пробовала. У меня даже желание зарождается встать и пройти в коридор, в пиджак его носом ткнуться. Если бы могла, спать бы его с собой забрала. Там ткань такая нежная, что и кожа моя не сравнится с ней.

«Поухаживал он за тобой так»

Мне… приятно?

Глубоко в центре груди что-то щекочет, искорки будто бы маленькие вспыхивают одна за другой. Думаю о нём и почему-то ощущаю волнение. Особенно от мыслей, что моё тело сегодня испытывало. Щеки горят от стыда, а всё равно думаю…

Думаю о том, что вызвало внизу живота, когда ощущала его… божечки…

Не видит никто, а я зажмуриваюсь всё равно от стыда своих мыслей. Горю же, аж до горла жар пробирается, сколько испытываю бурных эмоций.

Я не маленькая, понимаю, что это такое. Вот только со мной такого никогда не было. Парни целовали, я даже встречалась с одним несколько месяцев, пока он ходил в клуб заниматься, но он никогда не проявлял напора подобного. Не трогал, не зажимал. А тут точно что-то животное. Не только сам этот мужчина, но даже то, что он пробудил действиями своими.

Это всё ненормально, наверное. Даже, сказала бы, дико. Но это меня волновало и что-то глубоко-глубоко внутри такое же дикое отзывало.

Я подушку обнимаю плотнее. В груди ощущение нуждающегося пожара. Мне туда её прижать хочется, погасить или что-то дать, чтобы так нестерпимо гореть перестало. Дышу часто, взволнованно, и мне всё ещё жарко. Стараюсь расслабиться, удобнее устраиваюсь, лицом ищу холодное место на постельном белье. Выдыхаю и запрещаю мыслям кружить в голове.

Слава, должно быть, прав. Он ведь и правда чем-то похож на бандита. Грозный такой. О нём даже думать не стоит. Но… он дал мне работу. И свой пиджак…

Утро наступает совсем незаметно, глаза открываю, светло, а такое ощущение, что и не спала вовсе, потому что в мыслях так и сидит тоже самое.

Баба Таня уже на кухне что-то готовит, семь утра, а запах уже на всю квартиру стоит такой, что мгновенно сводит желудок. Она оладьи печёт, а я вспомнить не могу, когда в последний раз просыпалась от запаха чего-то похожего.

Мне вставать с постели не хочется.

Не хочется думать, что это всё на один день. Спокойно, тихо и сладко.

Поддаюсь этим чувствам всего на пару минут, пока не беру себя в руки. Умываюсь, помогаю бабе Тане по кухне, завтракаем все втроем. Я мою посуду и собираюсь домой. Бабушка говорит, что спешить некуда, можем ещё у неё погостить, но она и так за это утро сделала для нас слишком много.