Ибо сильна, как смерть, любовь… (сборник)

– Ничего себе, и ты каждый раз вот так дурью маешься? – удивилась я.

– Ага, – машинально ответил он, но тут же спохватился и грозно посмотрел на меня.

– Женщина, молчи, – потом сам не выдержал и засмеялся. – Ладно, я вижу тебя все равно ничему не научишь, лучше открой холодильник и достань пирожные. Мама напекла перед уходом.

Я открыла холодильник. Там стояло целое блюдо очаровательных маленьких эклеров, часть из которых была посыпана сахарной пудрой, а часть покрыта шоколадной глазурью.

– Ой, красота какая, – вырвалось у меня. – так у тебя все время были эти пирожные, а ты собрался умереть, – хотела сказать я, но в последний момент поняла, что лучше больше сегодня не говорить об этом, и тут же переменила окончание предложения.

…а ты мне даже и не предлагал, – удалось мне продолжить без малейшей запинки.

– Я боролся с собой, – гордо сказал он не отводя глаз от кофе, – и видишь, наконец-то…

– …сумел оторвать их от сердца, – подсказала я.

– Точно, – засмеялся он. – Все, можно выключать окончательно.

– А сахар ты разве сыпишь не в джезву, а в чашку? – наивно поинтересовалась я на свою голову, и вызвала опять бурю возмущения.

– Да кто же пьет такой кофе с сахаром? Сахар не просто изменяет вкус кофе, он забивает его, он, если хочешь знать, просто уничтожает его.

– Так ведь без сахара он же горький как хинин, – попробовала защищаться я.

– А ты сначала попробуй, а потом будешь говорить, – мой любимый был неумолим. – Сейчас я добавлю немного соли и через минуту можно будет разливать.

– Чего ты добавишь? – не поверила я своим ушам.

– Соли. Это для того, чтобы гуща быстрее осела, – объяснил он, действительно добавляя соль. – Кстати, чего ты сидишь? Можешь уже достать чашки и блюдца.

– Я, между прочим, здесь гость, – возмутилась я.

– Ну, хорошо, хорошо, я сам.

Он достал маленькие чашечки, налил в них кофе, потом уселся напротив меня и очень довольный сказал:

– Ну, давай, пробуй.

Я с опаской поднесла ложечку к губам. Кроме того, что кофе был очень горячий, еще и горечь была несусветная.

– Ну, как? – явно рассчитывая на мой восторг, спросил он.

– Ужасно, – честно ответила я. – То есть, запах, конечно, чудесный, но уж очень горько. Можно хоть одну ложечку сахара добавить?

– Ой, ну ладно, на, бери свой сахар.

Очень расстроенный, он поднялся, вытащил сахарницу и демонстративно поставил ее возле меня.

– Зря я так старался для тебя. В следующий раз, когда придешь, будешь пить ячменный напиток «Дружба», вместо кофе.

В следующий раз, отметила я про себя. Если он говорит о следующем разе, значит, мои дела идут неплохо.

– Я принесу с собой свою банку с кофе.

– Ага, сорта «Кофе молотый». И добавишь в него семь ложек сахара.

– Пять, – поправила я. – Я всегда кладу пять.

Он только с обидой взглянул на меня и промолчал. У меня защемило сердце, так стало его жалко. Действительно, что же это я? Мальчик так старался произвести на меня впечатление, а я?

– Я пошутила, – смиренно сказала я. – Конечно, я не буду добавлять сахар в такой кофе.

– Умница, – обрадовался он. – Это только сначала кажется горько, но постепенно ты привыкнешь. Вот увидишь, ты потом сама не захочешь класть сахар.

– Ну, хорошо, хорошо, только не расстраивайся, ребенок, – засмеялась я.

– Хм, значит, я, по-твоему, ребенок?

С минуту он загадочно и серьезно смотрел на меня, а потом вдруг встал, взял свой стул и поставил ближе ко мне. Я с удивлением смотрела на него, не понимая, что он собирается делать. Он уселся на стул лицом ко мне, наклонился и, взяв мою голову в руки, прижался своими губами к моим в долгом поцелуе.

Хотя я ни с кем никогда долго не встречалась и ничего серьезного не допускала, целоваться мне уж точно приходилось, и неоднократно. И надо сказать, что ничего приятного я в поцелуях не находила: в лучшем случае они оставляли меня равнодушной, в худшем было просто противно чувствовать на своем лице чужие слюнявые губы. Но с ним все было по-другому. Его губы были теплыми и нежными, и мне хотелось, чтобы этот поцелуй продолжался вечно. Но потом вдруг зародилось какое-то неясное чувство обиды. Почему он меня целует? Потому что та, любимая, далеко, а я под рукой? Сейчас скажу ему это.

Но когда он оторвался от моих губ, то прошептал:

– Какие у тебя нежные губы.

И снова стал целовать меня. Я обняла его, чувствуя себя самой счастливой. Но привычка к самокопанию взяла верх, и я снова засомневалась, не покажусь ли я ему слишком легкой добычей. Он оказался необычно чутким. Сразу почувствовал мое отчуждение и, перестав целовать, тревожно заглянул мне в лицо.

– Ты обиделась? Я что-то сделал не так?

– Нет, просто…, – я запнулась, не зная, что сказать дальше.

– У тебя есть кто-то? Жених? Парень?

– Я отрицательно покачала головой.

– Правда? – обрадовался он. – Странно, ты ведь очень красивая. Ты, наверное, многим нравишься.

– Ну, так ведь нужно, чтобы и мне кто-то нравился.

В его глазах отразилась неуверенность.

– Интересно, что же нужно, чтобы тебе понравиться? – деланно небрежным тоном спросил он.

– Тебе, например, нужно всего лишь быть живым, – серьезно сказала я ему.

– Ну, так я и живой, – обрадовался он.

– Но ты ведь любишь Лену, – полуутвердительно-полувопросительно сказала я.