Ген хранитель

– Вполне серьезно. Не для спортзала, конечно, для больницы. В халате здесь не всегда удобно. И потом пригодится. Видишь, как я похудел, – скорее похвастался, чем пожаловался Николай Николаевич, – и старые треники с меня спадают.

Посидев немного с отцом, и поболтав на всякие малозначительные темы, Светлана попрощалась и пообещала прийти через пару дней.

Николай Потапов лечил свое сердце уже больше десяти лет. Позади было столько тревог и волнений за его жизнь, что первоначальный оглушительный страх немного притупился и у дочери, и у его жены Аллы. Каждый новый кардиолог, рекомендованный им друзьями или просто знакомыми, когда перед его взором появлялся Николай Потапов, считал своим долгом объявить абсолютно неэффективной тактику борьбы с болезнью всех врачей – своих предшественников. И назначал пациенту какие-нибудь новые многообещающие препараты. Общего у разных врачей было и то, что все утешали: если очередные лекарства не помогут, выход все равно останется – делать операцию. Николай Потапов делать операцию не спешил и надеялся на следующего врача. Время от времени, когда становилось совсем плохо, Алла вызывала «неотложку», и Николая Николаевича везли в гарнизонный госпиталь. Там капельницы и прочая интенсивная терапия давали заметное улучшение состояния. А Потапов, едва встав на ноги, сразу же просился домой. Государственно-бюджетная медицина охотно его отпускала. Спустя несколько месяцев Николая Потапова опять забирали в госпиталь. Так продолжалось много лет, до тех пор, пока госпиталь вдруг не закрыли на ремонт. Именно поэтому Потапова несколько дней назад привезли на скорой помощи в Военно-Медицинскую академию. А здесь сразу сказали – пора делать операцию! Николай Потапов впервые не стал возражать. Видимо, порядком устал: и от непрекращающейся боли, и от перманентного страха.

Светлана приходила в больницу к отцу через день-два, и вот накануне его дня рождения, завотделением объявил, что операция переносится на пару недель. Хирург заболел. Грипп! Врачи тоже болеют. «Хорошо, – подумала Светлана, – значит, все не так критично, и чрезвычайной опасности для жизни нет.»

Подарок ко дню рождения – спортивный костюм, она до сих пор не купила, хотя накануне обошла несколько торговых центров. То размер не тот, то расцветка, то не нравилась модель.

В день рождения Николая Потапова, вся его семья пришла в больницу – с бисквитным тортиком и бутылкой красного сухого вина. Света, Алла, муж Светы Игорь, и Андрей со своей женой. Их еле-еле пропустили в палату в таком количестве. Николай Николаевич поначалу делал вид, что расстроен, куксился из-за отложенной операции.

– Я ведь почему хотел, чтобы операцию делали сегодня, – объяснял он своей родне, – чтобы операция пришлась на день рождения. В день рождения ведь не умирают? Вероятность совпадения даты рождения с датой смерти 1 к 364, то есть в 364 раза меньше, чем в любой другой день! Чем не подходящее время, чтобы делать операцию на открытом сердце.

– Да, дедушка! Против твоей математики не попрешь! Она у тебя прям на стыке с философией! – похвалил Андрей.

Гости несколько минут потратили на то, чтобы вспомнить кого-нибудь из известных личностей, кто умер в свой день рождения. Получилось, что только Шекспир, да и то за давностью лет под большим вопросом, герой-летчик Маресьев и шведская актриса Ингрид Бергман. Статистика не дала особой уверенности в красивой вероятности 1 к 364 из-за сомнений в коллективной эрудиции собравшихся.

Потом прямо в палате, из которой под разными предлогами один за другим деликатно удалились в коридор все сердечники-соседи, было по-партизански выпито немного вина. Настроение сразу поднялось. А Света торжественно пообещала, что обязательно принесет отцу модный спортивный костюм на следующий день после операции.

Вечером, уже дома, Светлане стало немного стыдно за просроченный подарок, и она взялась за поиски спортивного костюма в Интернет-магазинах. Пока загружалась страничка с многочисленными предложениями, заглянула в социальную сеть. Ей предлагал дружбу какой-то итальянец по имени Фабио Джуани.

Первое, что бросилось в глаза – выведенное под именем его жизненное кредо: Isogninonsemprerealizzano. Ma non perche` sono troppo grandi o impossibile, perche smettiamo di crederci. WizKhalifa[2 - Мечты сбываются не всегда. Но не потому, что они слишком большие и важные, а потому что мы перестаем верить в них!»Wiz Кhalifa – в переводе с арабского – преемник мудрости.]. Свете понравилось и то, что она смогла перевести эту фразу, да и само выражение. Как же ей сейчас нужно было верить в то, что все зависит только от неё и от настроя на победу. Жаль, что это изречение принадлежит не какому-нибудь итальянскому мыслителю эпохи Возрождения, а молодому рэперу из Питтсбурга. Светлана не поленилась и набрала интригующее имя в Яндексе, чтобы всё-таки выяснить, кто такой этот Халифа.

Вернулась на страничку Фабио. Посмотрела на его фото попридирчивее. Да-а-а, красавчик! Итальянцы вообще очень красивая нация, а как одеваются! Он, наверное, обратил на Свету внимание на страничке группы по изучению итальянского языка. У неё там очень удачное фото выложено – такой загадочный и томный взгляд. И его совсем не смутило, что женщина указала свой семейный статус «замужем за Игорем Куликовым». Впрочем, там-то она как раз зарегистрировалась под девичьей фамилией Потапова. Ох, уж, эти итальянцы!

Игорь, муж, младше Светы на четыре месяца. Это такая незначительная величина, что ей вполне можно пренебречь – они одного года рождения. А вот Фабио моложе супругов Куликовых на целых пять лет. Света все равно кликнула на «подружиться». И вернулась к поиску спортивного костюма. Ничего подходящего опять не нашла.

Прошло три недели. Операцию на сердце, наконец, назначили. Света с Аллой пришли в больницу, чтобы подбодрить Николая Потапова накануне ответственного дня. Ему пару часов назад сделали масштабное переливание крови, чтобы у него прибавилось сил. Глава семейства вполне бодро вышел в больничный коридор.

– Завтра меня всего побреют с утра и повезут резать. После переливания крови чувствую себя как огурец! Может быть, и бог с ней, с этой, …что будет завтра! И так еще поживу!

– Нет! Надо делать, – учительским тоном напутствовала мужа Алла Потапова, – не рассосется. Зато потом будешь и в самом деле как огурец.

– Вы завтра ко мне не приходите после всего этого, – Николай Николаевич почему-то всячески избегал слова «операция», – я все равно буду в реанимации, и вас туда не пустят. И мобильник отберут. Есть мне будет ничего нельзя, и я абсолютно голый буду лежать под простыней… Или даже без простыни… Бр-р-р мне уже сейчас от одной мысли об этом холодно… В любом случае, чистая одежда мне вряд ли понадобится.

Ночью, накануне операции, Светлана спала безмятежно. Поначалу ей снились красивые и милые сердцу картины из детства. Она – пятилетняя. Лежит в своей детской кроватке, засыпает. Папа на днях купил магнитофон. В глубине затемненной комнаты, включив настольную лампу с темно-зеленым металлическим абажуром, он готовится к семинару в академии. Спрашивает дочь: «Тебе не будет мешать музыка? Тихо-тихо?». Та отвечает, что нет. И слышит волшебный голос из магнитофона: «Бессамо…. Бессамо муччо!»[3 - «Besame mucho» – песня на испанском языке в жанре болеро, написана в 1940 мексиканкой Консуэло Веласкес Торрес. Исполнялась Далидой, Сезарией Эворой и многими другими.]. Удивительный голос, таинственные слова – как заклинание. Маленькая Света шепотом повторяет за певицей: «Бессамо…. Бессамо муччо…» Ей кажется, что это молитва какой-то огромной, бесконечной любви. Звуки музыки наполняют малышку одновременно и радостью, и глубокой грустью, обволакивают сладостным туманом, возносят куда-то вверх. И вот уже она сама – облако. И медленно, нет не летит, а плывет по небу над большим незнакомым городом, освещенном яркими огнями, ощущая пространство как вселенский океан. Немного мешают столбы линий электропередач и высокие деревья – тогда ей приходится подниматься все выше и выше. Это так трудно, и сил уже нет. А там просто пустота. И холодно. И светло-серое пустое небо. Никого и ничего.

Утром она проснулась в относительно бодром настроении. Нет, если тщательно покопаться в эмоциях, то немного волновалась, конечно. Сегодня примерно в одиннадцать часов её папе начнут делать операцию. И он не будет больше так мучиться и задыхаться. Пусть он и просил не навещать его в такой сложный во всех отношениях день, они с мамой Аллой договорились подъехать в Военно-Медицинскую академию, чтобы попытаться пробиться в реанимацию. Иногда туда пускают. Вдвоем, точно, не зайти, но, может быть, получится упросить запустить их по очереди. Или, в любом случае, они попробуют встретиться с оперирующим хирургом и расспросить о подробностях.

Светлана позвонила на работу и предупредила, что появится там только после обеда. Чтобы как-то отвлечься от волнения, можно сделать небольшую уборку в квартире. Но минут через десять она засомневалась, не считается ли уборка плохой приметой в данных обстоятельствах. Вдруг – считается? На всякий случай ограничила свой хозяйственный порыв поливом комнатных растений. Заметила вдруг, что на лиане, пышно во все стороны свисающей с платяного шкафа, распустился одинокий зонтик мелких нежно-розовых цветков. Понюхала. Удивительно приятный сладковатый запах. Надо же! Чудеса! Этой лиане не меньше двадцати лет. Это столько она живет в их семье. А до этого еще, неизвестно сколько лет, обитала у свекрови. И была передана по наследству вполне взрослым растением с двухметровыми плетьми, плотно усыпанными листьями. И никто никогда не видел, чтобы эта лиана цвела.

– Игорь, посмотри, наша лиана зацвела! Тут такой красивый зонтик из цветов!

– А они разве цветут? – донесся голос из кухни, но Игорь поленился подойти, чтобы посмотреть, как всё это выглядит.

Светлана нарисовала стрелки на верхнем веке, накрасила ресницы, губы, подушилась французскими духами – собралась! Дождавшись половины одиннадцатого, вышла из дома. Неспешно направилась к метро. Вышла на станции «Пушкинская». Чтобы как-то убить медленно текущее время, зашла в «Макдональдс» напротив Витебского вокзала. Долго выбирала, чтобы такое заказать. Потом уселась в уютном уголочке и неспешно потягивала через трубочку молочно-клубничный коктейль. Все её мысли были теперь об отце, который в это время, наверняка, уже лежал на операционном столе. «Все будет хорошо!» – успокаивала она себя, и мысленно посылала отцу свои флюиды уверенности. «Все будет хорошо!»

Возможно, она даже произнесла это вслух, потому что незнакомая женщина, сидевшая неподалеку, переспросила:

– Что? Вы что-то мне сказали?

Света улыбнулась, но не успела ничего ответить, потому что заиграл привычный рингтон её мобильного телефона. Звонила Алла Потапова.

– Алло! Мам, привет! Ты уже в больнице? Я скоро буду. Через пять минут! Я тут совсем рядом. В Макдональдсе напротив Витебского вокзала, – не беря паузы, Светлана поспешила вывалить как можно больше информации, которую считала сейчас самой важной и нужной. – Сейчас только допью свой коктейль. Кстати, он очень вкусный. Я всегда беру клубничный. Ты успела позавтракать? Тебе принести что-нибудь из Макдональдса – гамбургер, коктейль или кофе? Давай, что-нибудь принесу?

– Светочка! Папы больше нет… – тихий голос Аллы Потаповой с трудом прорвался сквозь нелепую болтовню её дочери.

– Ему уже сделали операцию, еще же рано? – Светлана задала свой безнадежно дурацкий вопрос с уточнением, потому что несколько мгновений не могла вникнуть в смысл услышанных слов. И наконец, в образовавшуюся в диалоге паузу переспросила:

– Как… нет?

– Его… нет… – каким-то чужим голосом, словно по слогам, произнесла Алла, изо всех сил избегая более прямой и жуткой формулировки.

– Я бегу! – шепотом прохрипела Светлана в трубку и стремглав помчалась в больницу.

Ей почему-то казалось, что, если она сейчас прибежит быстро-быстро, то обязательно сможет все изменить. Конечно, это какая-то ошибка! С ним не могло ничего произойти! Врачи что-то напутали. В этот день назначено несколько операций. Это случилось не с ним! Они там на операционных столах все так похожи! Ошибка! Недоразумение!

Алла Потапова ждала дочь у входа в кардиологическое отделение. Она была как-то неестественно спокойна.

– Я уже говорила с врачом. Они начали операцию на час раньше. Все сделали. Довольно быстро и, как им показалось, хорошо. Все сосуды прошли, прочистили, стенты поставили. Три, нет, кажется, пять! Все, вроде, получилось. Стали зашивать, а у него разорвалась артерия. Хирург еще раз зашил. Она опять разорвалась! В клочья! Несостоятельность тканей… Да!

– Пусть они еще раз попробуют, – заскулила Светлана, схватив, как в детстве, мать за рукав. – Пусть еще раз… Пусть пробуют, пока не зашьют. Давай пойдем и их попросим! Заставим! Надо же что-то делать!

– Поздно. Его уже нет.

Через несколько минут Светлана и Алла в сопровождении старшей медсестры вошли в палату, где еще каких-то три недели назад отмечали день рождения Николая Потапова. Женщины всячески избегали встречаться с сочувствующими взглядами больничных соседей и, словно в полусне, принялись вытаскивать из тумбочки вещи человека, которые ему больше никогда не понадобятся: носки, трусы, электробритву, радиоприемник, часы, старенький мобильник.

Сестра-хозяйка откуда-то принесла большой полиэтиленовый пакет с верхней одеждой. «Какой бред! – думала Светлана. – Вещи – вот они. С ними ничего не случилось, а моего папы больше нет». Машинально взяла с тумбочки и стала перелистывать папин ежедневник, он повсюду брал его с собой. Там все было расписано на два месяца вперед: кому позвонить, когда кого поздравить с днем рождения, с кем встретиться, что сделать. Дочь и жена, нет, теперь уже в одночасье вдова, сложили в большой полиэтиленовый пакет все вперемешку и, не сказав никому ни слова, вышли из палаты.

Потом Света с мамой приехали домой к Потаповым, и Алла достала из кухонного буфета бутылку водки, стоявшую всеми забытой неизвестно, с каких времен. Мать и дочь почти ни о чем не разговаривали между собой, просто пили водку. Опьянение не наступало, словно это была обычная вода из-под крана. Может быть, конечно, водка и выдохлась. Хотя вряд ли.

Иногда их молчаливые посиделки прерывались телефонными звонками. Звонили какие-то друзья и пара человек с работы. Многим было известно, что на этот день была назначена операция, и теперь знакомые спрашивали, как все прошло. Алла вполне спокойно отвечала, что Николая больше нет, принимала соболезнования, и по-деловому записывала номера телефонов звонивших, чтобы потом известить их о дате похорон.

Часов около семи вечера в дверь позвонили. Это пришел агент ритуальных услуг – лысый, бледный, с бесцветными глазами, в потертом пиджаке неопределенного цвета. Откуда он только узнал, что в этот дом пришла беда. Алла, не слишком вдаваясь в детали, у агента что-то заказала, и даже успела оплатить нелепый венок, чтобы он скорее оставил их в покое.

Потом за женой приехал Игорь Куликов и заодно прогнал агента. Алла отказалась ехать ночевать к дочери.

Игорь взял на себя все дальнейшие хлопоты по подготовке похорон. Ему помогал Андрей.

Сама же Светлана почти не спала три следующих дня. На работу не ходила. И ничего не делала. Вздрагивала от каждого телефонного звонка. Ей казалось – вот сейчас, сейчас… Это звонят из больницы, из Военно-Медицинской академии. Её самый любимый на свете папа пришел в себя. Швы на артерии как-то сами срослись. Так, наверное, бывает! Он сильный, он борец. У него потрясающее чувство юмора и он очень умный. Он не мог просто так взять и умереть.

Все вокруг происходило как будто в полусне. То есть она не помнила, спала или нет, что и когда ела, о чем разговаривала с людьми. Она даже не обратила внимание на то, что выпал первый снег.

Окружающий мир частично вернулся в сознание Светланы, когда уже все толпой стояли в Военно-Медицинской академии, в ритуальном зале одноэтажного желтого здания с бордовой табличкой и золотистыми буквами «Морг».

Пришло довольно много народу – родственники, друзья, коллеги с последней работы Николая Потапова, его бывшие сослуживцы. Все что-то говорили. Какой Николай Николаевич был хороший, как его все уважали и ценили на работе, как он любил свою семью и жизнь – дачу, футбол, рыбалку, спортлото. Звучала траурная музыка. Алиса тихонько всхлипывала, уткнувшись в плечо Андрея. Света и Алла не плакали совсем, и всю церемонию стояли молча. Света безотрывно смотрела на лежащего в массивном дубовом гробу отца, ожидая, что сейчас он откроет глаза или хотя бы пошевелится, и все, наконец, поймут весь бред и нелепость ситуации, и преждевременность своих прощальных слов. Потом гроб деловито накрыли крышкой и понесли в автобус.

Николай Николаевич был крещеным, но никогда не говорил о том, верит ли в Бога, и уж тем более, отдав большую часть своей жизни военной службе, не ходил в церковь. По дороге на кладбище Света с Игорем отстали от автобуса, заказанного в агентстве ритуальных услуг, и на своей машине поехали в Никольский собор. Супруги до сих пор держалась вдали от любой религии, считая ее бессмысленной и нелогичной. Но сейчас было совершенно необходимо на кого-то постороннего переложить тяжесть свалившейся беды. И самым подходящим местом для этого им показался собор в честь папиного святого покровителя.