Маргарет и Кент

Вечером гостя на автомобиле отправили в гостиницу, взяв с него обещание на следующий день посетить дом Урбана и продолжить деловые переговоры.

У Урбана тоже много ели и пили много пива. Гостеприимство чехов может сравниться разве что с восточным гостеприимством. От посещения Праги осталась устойчивая ассоциация – город необыкновенно вкусного пива и обжорства. Город, где достаточно провести нескольких дней, чтобы глаза заплыли пивом и гусиным жиром.

Урбан и Баранек проводили Винсенте на вокзал. Баранек привез отъезжающему корзину всякой еды: пироги, птицу, кнедлики, пиво. Урбан передал сверток – подарок для Маргарет. Он не раз повторял, как дороги для него Зингеры, почти что родня. И как на его глазах росла Маргарет, и как он гулял на ее свадьбе. И как теперь все ужасно закончилось. И спасибо дорогому Винсенте, что он заботится о крошке Маргарет, о его дорогой девочке с золотистыми волосами.

Поезд медленно уходил с пражского вокзала. Настроение Кента могло бы быть радостным или хотя бы благодушным, если бы было выполнено задание Центра. Если бы удалось установить связь с Воячеками. Пока же с высокой степенью вероятности можно было предполагать, что и Францишек, и Ольга арестованы. А возможно, их уже и нет в живых. Что будет в Берлине? Резидентуры в Чехословакии и в Германии между собой не связаны, друг о друге ничего не знают. Но радиограммы в Центр перестали передаваться примерно в одно и то же время. К чему бы это? И если Кента в Берлине ждет провал, он даже не сможет сообщить в Центр про Воячеков. А еще он так и не связался по телефону из Праги с Маргарет. А ведь она ждет его звонка. И волнуется. Конечно, волнуется! Что если он больше никогда не увидит Маргарет и не услышит ее самый дорогой в мире голос?!

В столице гитлеровской Германии в ту пору действовало несколько разрозненных антифашистских групп, предстояло определить жизнеспособность трех из них. По каждой группе у Кента была скудная информация о двух-трех ее участниках.

Винсенте Сьерра поселился в одном из берлинских отелей неподалеку от центрального вокзала. Первым делом – поход в Дойчебанк. Служащие банка внимательно изучили рекомендательные письма, представленные президентом акционерного общества «Симекско», и пообещали через несколько дней принять решение по финансированию. В приподнятом настроении молодой человек вышел из банка и подошел к телефону-автомату. Первым в списке контактов значилась Ильзе Штебе. Кто она? Сколько ей лет? Чем занимается? Кент набрал номер. На том конце провода послышался пожилой женский голос.

– Могу я поговорить с фрау Ильзе? – по-немецки поинтересовался Кент.

– Ильзе уехала в Дрезден! Я не знаю, когда она вернется… Ей что-нибудь передать? Я ее мать! – ответила женщина.

– Как она поживает, у нее все в порядке?

– Да. Насколько мне известно, да. Что ей передать, когда она вернется, кто ей звонил?

– Ничего не надо передавать. Благодарю вас. Всего доброго! – Кент повесил трубку.

«Слава богу! Ильзе жива и не арестована. Ее могли мобилизовать для каких-то военных работ и направить в Дрезден. Конечно же, у нее не было возможности оттуда выйти на связь. Скорее всего, именно так. Впрочем, все могло быть и наоборот. Неизвестно, кто на самом деле та женщина, которая отвечала по домашнему телефону Ильзе. Возможно, Ильзе арестована, а задача женщины отвечать на телефонные звонки и встречать гостей, приходящих к Ильзе, чтобы выяснить все ее связи. Что ж, и в этом случае Кент вел себя правильно и ничем себя не выдал. Вторым человеком, с которым предстояло встретиться, был некто Курт Шульце. Что-то может проясниться после визита к нему. У Курта не было домашнего телефона, зато был известен его адрес в пригороде Берлина.

Самое удивительное, что Курт был дома и радостно встретил незнакомого человека из Центра. Курту Шульце было под пятьдесят. Он со своей семьей жил в небольшом собственном доме. Мужчина рассказал гостю, что в группе Ильзе Штебе он выполняет обязанности радиста. Еще в 20-е годы Курт вступил в коммунистическую партию Германии. Он убежденно говорил о том, что только Советский Союз в состоянии остановить Гитлера, поэтому он и помогает советскому народу. Связь с ГРУ прекратилось из-за того, что они не могли выдержать программу выходов в эфир, предписанную Центром. Потом устарели шифры. Поэтому, если резидент из Центра даст новую программу и шифр, связь будет восстановлена. Передатчик в настоящее время исправен и находится прямо в доме Курта. «Наконец-то удача! Наконец-то будет о чем доложить в Центр. Это просто здорово, что у Курта и у Ильзе все в порядке», – радовался разведчик. Кент рассказал, как шифровать информацию, какой книгой пользоваться, это был Виктор Гюго и «Собор Парижской Богоматери», объяснил программу связи и пароли. Курт как прилежный ученик несколько раз по заданию Кента составил шифровку для передачи в Центр. Поздно вечером вполне довольный результатами дня Кент вернулся в гостиницу.

На следующее утро за завтраком в ресторане гостиницы уругвайский бизнесмен Винсенте Сьерра познакомился с немецким генералом, и тот, обнаружив в молодом человеке внимательного слушателя, пригласил его поужинать. В этом же гостиничном ресторане, только ближе к вечеру. Днем, чтобы не тратить время попусту, Кент отправился к телефону-автомату позвонить руководителю второй группы немецких антифашистов – Харро Шульце-Бойзену. Про этого человека Кенту не было известно ничего, кроме имени и явно непростой фамилии, номера телефона и домашнего адреса. Впрочем, это не так уж и мало. Кент первым задал свой вопрос по телефону, когда на другом конце провода сняли трубку:

– Добрый день! Могу я поговорить с господином Харро Шульце-Бойзеном?

– Добрый день! А кто его спрашивает? – поинтересовался бархатистый женский голос.

– Я его знакомый, мы в прошлом году вместе отдыхали в Карловых Варах! – Кент на одном дыхании выпалил слова пароля и тут же засомневался, нужно ли их было говорить этой женщине.

Приятный женский голос как будто всю жизнь ждал этих воспоминаний про Карловы Вары:

– О, так это вы! Я так рада! Я жена Харро. Он сейчас еще на работе! – ответила женщина, потом на секунду замолчала и, спохватившись, добавила: – Так жаль, что в Карловых Варах была отвратительная погода!

Окончание ее фразы тоже было паролем.

– Вас зовут…? – поинтересовался Кент.

– Либертас, – ответила немка.

– Прекрасно, Либертас, что хотя бы вы оказались дома. Может быть, мы встретимся сначала с вами и обсудим, когда лучше всего встретиться с вашим мужем?

– Да, конечно! Я готова хоть сейчас. Нет, пожалуй, минут пятнадцать мне надо, чтобы собраться. Давайте встретимся через пятнадцать минут! Где? И как я вас узнаю?

– Неподалеку от вашего дома, у станции метро. Я буду курить сигару, а под мышкой у меня будет черная папка из крокодиловой кожи. Я буду ждать вас столько, сколько нужно!

«Как замечательно! – размышлял Кент, положив трубку и выйдя из кабинки телефона-автомата. – Просто здорово все складывается в Германии. Все немецкие резиденты живы и здоровы. Все готовы продолжать сотрудничество с Центром и только и ждали связного, чтобы возобновить свою работу! Какие они молодцы, хоть и немцы. Впрочем, и Гете, и Шиллер, и Карл Маркс, и Фридрих Энгельс тоже родились в Германии. И Эрнст Тельман… И Клара Цеткин. Это еще раз подтверждает, что все зависит от самого человека, а не от его национальности».

Ровно через пятнадцать минут, вот что значит немецкая пунктуальность, женщина была у метро. Она оказалось очень миловидной и изящной.

– Вы? – подошла она к Кенту.

– Я!

– Как мне вас называть?

– Давайте меня будут звать Вальдес! – назвался Кент первым пришедшим на ум именем.

– Давайте! Вальдес так Вальдес! – женщина протянула ему руку. – А я Либертас! Это мое настоящее и единственное имя! – улыбка Либертас была очень доброй и образовывала милые ямочки на щеках.

–У меня такое чувство, что мы уже знакомы! Вы похожи на какую-то известную артистку. Вы случайно не снимались в кино? – поинтересовался Кент.

– Ха-ха-ха! Уж мне-то известно, что такой комплимент часто говорят женщинам, желая с ними познакомиться. Но вы отчасти правы – я актриса. И даже окончила профессиональную актерскую школу.

– И вы на самом деле снимались в кино?

– Да нет же! В кино я не снималась. Зато до войны играла в театре. А сейчас работаю на студии мультипликационных фильмов.

– Кино для детей?

– Если бы для детей! Увы, нет! Нашей студии сейчас не до детей. Мы делаем агитационные мультфильмы для армии. Наша студия подчиняется непосредственно Геббельсу. И, между прочим, он часто бывает у нас в офисе.

– Вы лично знакомы с Геббельсом? – удивился Кент.

– Что поделаешь, такая работа, – улыбнулась Либертас, – зато умение перевоплощаться очень часто выручает меня в обычной жизни. Я без труда примеряю на себя ту или иную роль и могу абстрагироваться от реальной ситуации.

– Как же я рад, что у вас все в порядке! От вас долго не было вестей! Ну и как вы тут живете? – Кент немного запнулся, потому что у него едва не вырвалось в продолжение фразы… «среди фашистов».

– Живем! Трудно живем, как все. Много работаем. Боремся за наши идеалы. Внимательно следим за тем, что происходит на фронтах. Ждем добрых перемен! – Либертас, видимо почувствовала, что именно он хотел спросить, и добавила, –Нам нелегко, но сейчас мы чувствуем себя увереннее!

– Как Харро? Как и когда я смогу с ним встретиться?

– В последнее время он очень много работает. Их контора сейчас размещается в пригороде. В Берлине муж бывает довольно редко. Но я сегодня же позвоню ему, и он обязательно приедет, чтобы с вами повидаться! Мы на самом деле ждали такой вот встречи!

– Я тоже рад, что мы встретились!

– Вы ведь всего несколько дней в Германии? – Либертас сделала небольшую паузу, но потом решилась и продолжила: – Вы не обидитесь, если я вам дам маленький, но очень важный совет?

– Не обижусь… Обещаю!

– Вы неплохо говорите по-немецки. У вас вполне правильное произношение. Но, находясь в Германии, старайтесь меньше говорить по телефону. Здесь спецслужбы прослушивают телефонные разговоры. И опытное ухо немецкого прослушивальщика всегда уловит в вашей речи акцент иностранца.

– Как сложно! Спасибо! Буду осторожнее. Да я и до этого старался.

– Акцент! По телефону он чувствуется особенно.