Нет цветов у папоротника. Книга седьмая

Разговоры эти просочились к Лестоку и в Тайную канцелярию. Лесток с Шуваловым распорядились болтунов сыскать, и бить кнутом!!

Кнут, как известно, заставил всех прикусить языки. Но гвардейцы глубоко оскорбились! В их среде теперь стали рождаться новые недовольные разговоры:

– Совсем нам житья не стало! Ни слова про царицу, не скажи!!

– Ишь, лютует, зараза! Забыла нешто, кто её на престол на руках вознёс?!

– А что, как, братцы, собрать нам партию, человек в триста, пойти во дворец, да и свергнуть Елизаветку?

– А вместо неё кого же? Племянника её Голштинского что ли?

– Ещё чего! Немчура?! Ни за что!!

– Императора Иоанна надо вернуть!

– Так у него отец-то тоже немец!

– Зато дед – настоящий русский царь Иоанн Алексеевич! Говорят, тишайший и праведный был царь.

– Да, да! Из роду Милославских. Не то, что эти выскочки – Нарышкины!

Разумеется, с зачинщиками подобных разговоров Тайная канцелярия обходилась ещё строже! Их арестовывали, пытали, били кнутом, рвали языки и ссылали в Сибирь. Кого-то понижали в чине и отсылали в отдалённые от столицы военные части. Но, чем больше строгости проявляла новая власть к недовольным ею, тем отчаяннее роптали солдаты!!

императорский дворец

Елизавета, узнав о том, какие настроения витают в солдатской среде, лишилась покоя. По ночам к ней стали возвращаться страшные сны. В разгар очередного такого ночного кошмара Елизавета соскочила с постели в холодном поту, задыхаясь от ужаса. И растолкала Алексея Разумовского, безмятежно храпящего рядом.

– Мне приснилось, будто в спальню ввалились гвардейцы, чтоб арестовать меня!!

– Господь с тобой, – широко зевнул тот, протирая сонные глаза.

– Но ведь они могут, правда? – настойчиво переспросила Елизавета.

– Что ты такое говоришь, Лиза?! – поморщился Алексей, – Они же сами возвели тебя на престол!

– Вот именно! Только сперва они возвели на него Аньку! А потом за несколько звонких монет предали её…, – запальчиво заговорила она, тараща испуганные глаза.

– И, что?

– А, значит, и меня предадут!!

– Успокойся… – он сладко зевнул и прижал её к себе.

Но Елизавета вырвалась из его объятий:

– Я не могу здесь спать!! Мне страшно! Пойдём в другие покои.

– Зачем?

– Зачем?! – взвинтилась она, – У меня генералы из армии бегут! Шведы мне новым переворотом грозят! Гвардейцы бунтуют!! Может, они уже сейчас идут по тёмным улицам к моему дворцу, чтоб арестовать меня!!

– Как пожелаешь, – вздохнул Алексей, нехотя откидывая край одеяла, и, ища ногами меховые чуни, – Идём.

Они, закутавшись в одеяла, перешли в другие спальные покои, предназначавшиеся для гостей. Разумовский моментально нырнул в постель и захрапел. А Елизавета продолжала лежать, с тревогой глядя в потолок.

– Алексей! Алексей! – начала она снова толкать его в бок.

– М-м?!

– Скажи, как ты думаешь, они, и вправду, могут захотеть вернуть на престол Анькиного отпрыска?!

– М-м…

– Господи! Он же сейчас в Риге!! Прямо у шведов на ладони! И, стоит им только захотеть…

Она схватила колокольчик, и оглушительно затрезвонила им, вызывая секретаря.

– Что такое?! – переполошился Разумовский, подскакивая.

– Я должна продиктовать приказ!

– Какой ещё приказ? Лизонька!! Ночь на дворе!

– Спрятать эту чёртову семейку от греха! В более надёжное место!!

– Что, прямо сейчас, посреди ночи?

– Да! Сейчас!! – огрызнулась она.

– Довольно! С меня хватит, – Разумовский забрал подушку и соскользнул с постели, – Я иду спать один.

– Ну, и уходи!! Бесчувственный чурбан! – в слезах выкрикнула ему в спину Елизавета, – И как ты можешь спать, зная, что моя жизнь под угрозой?!!

Рига

13 декабря 1742 года, в Ригу примчался гонец из Петербурга с письмом от Елизаветы:

– «Приказываю: всё семейство с прислугой незамедлительно перевезти в военную крепость Дюнамюнде. Переезд произвести ночью тайно, чтоб ни одна живая душа в Риге о том не ведала», – прочёл Василий Фёдорович Салтыков и озадаченно провёл ладошкой по лысине.

– Незамедлительно! – фыркнул он сам себе, – Где уж тут незамедлительно-то! Это ж надо сперва, кареты дорожные на ход поставить…

Он выглянул в окно; там с утра нещадно валил мокрый снег. Поморщился и, придвинув ближе свечу, продолжил чтение:

– «Отныне повелеваю записывать всё, о чём говорят Анна с супругом и их дети, каждое слово! И в подробном отчёте присылать мне те записи каждые два дня!!» – прочёл он дальше и возмутился, – Вот не было печали-то! Теперь одних чернил с бумагой не напасёшься!

Уныло вздохнул, натянул сползающий с плеча кафтан и дочитал:

– «А так же повелеваю следить за караульными солдатами; не выказывает ли кто из них сочувствия арестантам? А тех, кто замечен будет во внимании или жалости к оным – немедля из крепости высылать в Петербург, в Тайную канцелярию!»