– Молодец!
– А вот последнюю пару дней, когда по лесу шли, туго пришлось. Думал – замёрзну! – посетовал Ванька.
– Чудак ты! Чего раньше-то не объявился?
– Ага! Если б меня Миних раньше прусской границы обнаружил, то непременно бы домой отослал!! А так – что с меня взять? Уже чужая территория! Не прогонишь!!
Микуров расхохотался и сбил ему шапку на нос:
– Ну, ты и рассудил! Мудрый удот! В точности, как сеструха твоя, Настасья! Помнишь, когда цветок папоротника искали?
Лопухин не обиделся:
– А то! Сообразительность – это у нас семейное!!
Василий накрыл его полой своего овчинного тулупа:
– Ладно. Идём к костру. Надо подумать, как сказать про тебя Миниху. Я пока ума не приложу!
– На досуге вместе покумекаем.
– Слушай! В Академии-то, небось, тебя хватились! В розыск объявили! – всполошился Василий, – Воображаю, какая там шумиха!!
– Не бойся. Всё ладом, – отмахнулся Лопухин, – Я им записку оставил.
Рыцарская Академия
В день отъезда Микурова кадеты после отбоя обнаружили на кровати Лопухина записку.
– «Друзья, сообщите Шашкову, что меня, вместе с Микурой, фельдмаршал зачислил волонтёром в полк к Беренсу. Отбываю незамедлительно. Увидимся. Лопух», – прочёл вслух Голицын и присвистнул, – Ну, дела!! И Лопуха в полк определили!
– И тоже к Беренсу?
– Ага!
– Да кто такой, этот Беренс?! – повторил Бергер, хмуря лоб.
Граница России с Пруссией
В ответ на требование Миниха пропустить русскую артиллерию к Данцигу через прусские земли король Фридрих-Вильгельм прислал весьма уклончивый ответ, что в дележе польской короны между саксонским курфюрстом и французским ставленником он склонен соблюдать нейтралитет. Так как ни один из кандидатов не счёл сделать ему, прусскому королю, никаких выгодных предложений, то и он, в свою очередь, не видит причин ни помогать Августу, ни препятствовать Лещинскому.
Русский посланник в Берлине Ягужинский активно отстаивал интересы Миниха. И, в желании склонить Фридриха-Вильгельма к содействию саксонскому курфюрсту, дипломатично просил короля задаться вопросом: не навредит ли этот отказ его убеждению – оставаться в дружбе с Россиею? Тот не отказывался от дружеских отношений с Россией, но оказывать помощь саксонцу не желал.
Попытки Ягужинского с Минихом намекнуть кайзеру о том, что, противясь пропустить русские войска к Польше через Пруссию, король, таким образом, нарушает обещания, скреплённые союзом «трёх чёрных орлов», тоже не принесли успеха. На их уверения в том, что императрица Анна Иоанновна может посчитать себя обманутой королём, Фридрих-Вильгельм ответил, что он тоже считает себя обманутым русской царицей в невыполнении некоторых пунктов договора. И посему они могут быть квиты.
Кроме того, примкнув к интересам Саксонии, король опасался вовлечь себя в открытую войну с Францией, чего он, уж конечно, не хотел! Ягужинский выбился из сил, уговаривая упрямца пойти на уступки, пуская в ход различные дипломатические уловки. Всё без толку! Кайзер упрямо предпочитал ничего не делать.
Миних тем временем, с не меньшим упрямством, дымил кострами под Мемелем, рубил леса и истреблял дичь. Он сам ежедневно в сопровождении офицеров выезжал поохотиться в немецкие угодья. Входя в азарт, порой превращал охоту в турнир по стрельбе, и всегда возвращался с полными санями добычи.
Чтоб не тратить понапрасну боевых запасов, Миних велел офицерам для охоты вооружиться арбалетами и луками.
Сегодня, гуляя по снежным лесным пригоркам, он заметил взмывшего вверх беркута и взял его на прицел. Выстрелил несколько раз, но тщетно – высота полёта птицы значительно превосходила пусковые возможности стрелы.
После выстрелов фельдмаршала было позволено стрелять офицерам. Сотни стрел со свистом вырвались ввысь, но также напрасно. Миних махнул рукой:
– Поздно! Слишком высоко! – и осадил всех, – Отставить!! Не переводить стрелы!!!
Все послушно опустили арбалеты. И вдруг в создавшейся тишине, ослушавшись приказа, просвистел чей-то выстрел. Миних, возмущённый такой наглостью, грозно ткнул пальцем в строй:
– Кто осмелился?! Я же сказал, не стрелять!!!
Офицеры притихли, в недоумении переглядываясь. И тут с высоты в снег бухнулся беркут с торчащей в боку стрелой. Прямо под ноги фельдмаршалу.
Миних опешил. Полковник Олонецкий поднял тушку:
– Отличный выстрел, Ваше высокоблагородие.
– Кто стрелял?! – повторил фельдмаршал, но в голосе его уже не чувствовалась угроза, – Ну, признавайтесь, черти полосатые! За такой выстрел обещаю помиловать!!
Из-за спин офицеров протиснулся вперёд молодой парнишка, в овечьем полушубке. Офицеры загудели, не понимая, как он оказался среди них.
– Кто таков? – спросил Миних, удивлённо приглядываясь, и вдруг лицо его вытянулось, – Кадет Лопухин???
– Так точно, Ваше высокоблагородие.
– Вот так новость! Это что такое?? Какого чёрта ты здесь делаешь?!!
Ванька понуро опустил голову. У фельдмаршала начали раздуваться щёки от гнева. И он обратился к офицерам:
– Господа!! Это возмутительно!! Вы только посмотрите, какова дисциплина у наших будущих офицеров! – и ткнул пальцем в Ивана, – Я запретил этому кадету участвовать в походе, а он тут как тут! Пожалуйста!! Сбежал из Академии!!
– Во даёт! – присвистнул кто-то из толпы.
– Отчаянный парень.
Но фельдмаршал не разделил их восторга:
– А что полагается за бегство? А, Лопухин?! Отвечай!!
– Отчисление, – тихо пробормотал Ванька, пряча глаза.
– Ну, так вот – ты отчислен!! – беспощадно констатировал Миних, – Сегодня же! Сию минуту! Вон!! Чтоб духу твоего не было! Ни здесь, ни в Академии!! Позор!!!
Полковник Олонецкий неожиданно вступился за мальчишку:
– Ваше высокоблагородие, осмелюсь заметить, что позором для бойца считается бегство с поля битвы, а не наоборот.
– Вы что же, намерены его защищать?! – побагровел тот.