Капкан на принцессу. Книга третья

Они вдвоём подхватили тело княгини и уволокли его в комнату, уложили в кровать. Ягужинский спустился вниз:

– Никита Юрьевич, будьте дома. Ни с кем не разговаривайте. Я скоро.

Спустя пару часов Ягужинский возвратился в сопровождении некоего господина в суконном кафтане и с врачебным саквояжем. Представил его хозяину, как доктора Нейца. Тот бегло осмотрел тело усопшей княгини, что-то убедительно проговорил на немецком. И подписал бумагу.

– Что он говорит? – спросил шёпотом Трубецкой.

– Мужайтесь, мой друг, – сочувственно ответил Ягужинский, – Доктор заключил, что у княгини случился сердечный приступ, что послужило причиной внезапной смерти. Вот подтверждающий документ.

Доктор захлопнул саквояж и откланялся. Трубецкой, не веря в происходящее, вперил в Ягужинского растерянный взор:

– Сердечный приступ?!

– Да, – уверенно подтвердил тот, – Это мне стоило четыре сотни рублей. Постарайтесь возвратить их мне, как только придёте в себя после похорон. И мой Вам совет – увеличьте жалование дворецкому. И поощрите прислугу, что были нынче в доме.

– Непременно!! – пробормотал Никита Юрьевич, – Но… Как Вам это удалось?!

– Мне пришлось прибегнуть к помощи одного очень влиятельного лица.

– Кого?

– Вы уверены, что хотите это знать?

– Да.

– Графа Бюрена.

Внезапная смерть княгини Трубецкой всколыхнула двор и вызвала волну сочувствия и скорби. Многие отметили, что семейство Головкиных, будто преследует злой рок; в прошлом году скончался старший сын Иван (будучи посланником при Голландском дворе), в разгар подготовки к празднику по случаю взятия Данцига умер скоропостижно отец Гаврила Иванович Головкин. И вот теперь опять внезапно «от сердечного приступа» преставилась младшая дочь Настасья.

Анна Гавриловна Ягужинская горько оплакивала смерть сестры. Наталья Лопухина заботливо опекала подругу, слёгшую без сил от такого большого количества утрат. На старших дочерей Ягужинского – Прасковью и Анастасию – легли заботы о младших детях семейства, а так же о малолетних племянниках – братьях Трубецких. Петька был отпущен директором из Рыцарской Академии в отпуск на месяц.

Сам Никита Юрьевич, оставшись вдовцом в тридцать шесть лет, болезненно переживал кончину супруги, и не мог находиться в доме, где случилось несчастье. Он выпросил у государыни позволения на время отбыть из столицы в Москву (где у него было имение) и до конца лета отстраниться от придворных дел.

Рыцарская Академия

В преддверии праздника Пасхи Голицын приволок из библиотеки увесистую книгу, между страниц которой он с лета предусмотрительно засушил цветочные бутоны, и вот уже второй час аккуратно раскладывал их в письма, адресованные своим воздыхательницам.

Друзья над ним посмеивались:

– Вот ты неутомимый щегол!

– Митяй, ты работаешь, как почтовая контора!

– Почтальону придётся приехать сюда с тележкой; иначе твои послания не унести!!

– И откуда у тебя их столько?!

– А вам не кажется, друзья, что он просто шлёт их всем подряд, без разбору?

– Ой, вам лишь бы позубоскалить! – огрызнулся Митяй, выводя чернилами имя очередного адресата.

Лопухин подошёл ближе и прочёл надписи на запечатанных письмах:

– Горчаковой Лизе, Салтыковой Марии, Путятиной Анне, Путятиной Наталье, Гагариной Дарье, Гагариной Екатерине…, – Ванька не удержался от смеха, – Господи! И, правда, всем подряд!… Черкасской Варваре… Ого! Юлианне Менгден?!… А где же Анне Леопольдовне? Неужели ты не поздравишь Её высочество с Пасхой? Как это не любезно с твоей стороны.

– Хватит!! Дай сюда! – психанул Митяй, отнимая у него письма.

Он закончил писать, пересчитал письма, загибая пальцы, и озадаченно произнёс:

– Один цветок остался. Могу подарить. Эй! Кто-то хочет поздравить с Пасхой подружку? Микура, может ты?

Василий, который пришивал пуговицу к мундиру, скептически дёрнул плечами:

– Мне некому слать цветы.

– А, может быть, кому-нибудь в дальние края? – намекнул Митяй, заговорщически подмигивая.

Микуров рассердился. Ещё не хватало, чтоб этот балабол сейчас брякнул при всех что-нибудь про Данциг. И Василий сурово взглянул на Голицына:

– Матушке я уже письмо отправил.

Тот намёк понял:

– Ну, как хочешь? – и переключился на Ивана, – Лопух! А ты?

– Что я?

– Отправь послание Катеньке Ушаковой. Помнится, она так обхаживала тебя на прошлом балу в Петергофе.

– Вот ещё! – окрысился Лопухин, – Что я, самоубийца, что ли?!

Митяй помахал плоским засушенным цветком, будто веером, и решил:

– А! И ладно. Сам подпишу Катюше. Уверен, ей будет приятно.

Лопухин фыркнул:

– Я же говорил! Он шлёт всем подряд, без разбору!!

апартаменты принцессы Анны Леопольдовны

– Фрейлина Менгден! Вам письмо, – доложил дворецкий.

Она отошла к окну. Аккуратно ножом срезала печать – внутри сложенного вчетверо бумажного листа покоилась засушенная веточка шиповника с розовым бутоном.

Юлия невольно улыбнулась; интересно, кому пришла в голову такая забавная идея? Она развернула лист и прочла короткую строчку Шекспировского сонета: «О, как я дорожу твоей весною. Твоей прекрасной юностью в цвету». В самом низу листа стояла подпись – «Дмитрий Голицын».

Юлия оторопела и вдруг почувствовала, как вспыхнули щёки; новость, что Голицын прислал ей письмо, несказанно обрадовала её и взволновала.