Джин вздохнула и начала говорить – все, как договаривались…
– Поэтому я оказалась в этом дурацком доме, – закончила она свой рассказ. – Надо ли говорить, что меня никто не встретил и никаких денег я не получила. Так что я пыталась сделать тебе подлость даром.
– Я догадывался о чем-то подобном, – он пожал плечами. – Когда я ловлю на подобном своих сотрудников, я тут же вышвыриваю их на воздух.
– Значит, ты вышвырнешь и меня, – сказала Джин.
Странно, но в ее голосе не было ни волнения, ни тревоги.
– Не факт. Может, и не вышвырну, если ты объяснишь мне вот это, – он бросил ей на колени рисунок. – Учти: если бы я показал этот рисунок ментам, ты бы оттуда не вышла.
– Почему же не показал?
Рисунок лежал изображением вниз, и Джин еще не видела, что на нем.
– Не знаю. Посмотри.
Джин перевернула рисунок. На несколько секунд в машине наступила гнетущая тишина. Вадим видел даже в полутьме, как краска отхлынула от ее лица, как расширились зрачки. Потом она горько заплакала.
Обхватив ладонями щеки, Джин заревела, заскулила так, как плачут очень маленькие дети, с хриплым придыханием, которое вырывалось из ее стиснутой горем груди.
Вадим подождал, когда она успокоится. Как и на большинство мужчин, женские слезы действовали на него угнетающе. Ситуация была невыносимо тяжелой, и он действительно не знал, как поступить.
– Я не знаю, – Джин все еще плакала, но слез было уже меньше. – Я не понимаю, что это такое… Мне страшно…
– Когда ты это нарисовала?
– Я не помню, как рисовала это. Но проект я закончила два дня назад.
– Да, я помню – два дня назад. Рисунок лежал под ворохом бумаг, которые действительно могли накопиться за два дня, – Вадим кивнул с самым серьезным видом, пытаясь ее успокоить. – Значит, ты нарисовала этот рисунок, когда девочка еще была жива. Вопрос: почему ты нарисовала именно это? Ты предвидела будущее?
– Не знаю. Я, честно, не понимаю, что произошло, – плечи Джин тряслись.
– Ты видела когда-нибудь эту девочку?
– Никогда в жизни!
– А этот дом?
– Нет. Впервые приехала сюда!
В голосе Джин не было ни капли лжи.
– Платье? – он методично продолжал допрос.
– Да, – она вдруг вытерла слезы, успокоилась и посмотрела на Вадима с каким-то странным выражением. – Да, я могла видеть платье. Я видела такое…
– Где, когда видела? Вспоминай!
– Маленькая девочка в платье в горошек играла в парке в мяч, – Джин задумалась. – Это было в первый день, как только я переехала…
– Куда переехала? – Вадиму вдруг стало невероятно интересно выдавливать из Джин информацию вот так – по крупицам.
– В красную комнату…
– Куда? – не понял он.
– В красную комнату… Так я ее называю, – пояснила Джин. – Я сняла квартиру в центре города, в Покровском переулке, очень необычную. Там есть комната в красных тонах. Она странная, но мне очень нравится. И вот в первый же вечер, когда я переехала, я смотрела в окно. Окна выходят в парк. И там играла девочка в таком платье. На ней было платье в горошек.
– Но то была не убитая девочка? – уточнил он.
– Нет. Хотя я не видела лица убитой. Та была совсем другая. Поменьше.
– Ну, хорошо… значит, подсознание… Но почему?
– Я не знаю! – слезы из глаз Джин закапали снова. – Я не понимаю, что происходит. Мне страшно.
– Ладно, – решил он. – Я никому не покажу этот рисунок, хотя мой заместитель его уже видел. Но я что-нибудь придумаю.
– Почему? – Джин подняла заплаканное лицо. – Почему ты защищаешь меня?
– Сам не знаю, – Вадим передернул плечами, словно спасаясь бегством. – Понятия не имею! Никогда такого не делал – наверное, потому. Мне интересно. Это сложно объяснить. Впервые у меня такое случается.
Загудел двигатель. Джип рванулся в ночь.
– Говори, где твой странный дом, – обернулся Вадим к Джин.
Та уже перестала плакать.
– Покровский переулок, дом восемь…
Джин высморкалась в бумажную салфетку. Глаза ее покраснели: это было заметно даже в тусклом мерцающем свете приборной панели. Красноглазое чудовище с зелеными волосами. Это вдруг подняло внутри Вадима волну отвращения почти на физическом уровне. Гадкая идиотка! Что она делает в его машине?! Может, к тому же, еще и заразная. Черт его знает, чем она больна! Какого черта он везет ее куда-то, эту сумасшедшую, которая вот так запросто втянула его в отвратительную историю с убийством? И не просто с убийством, а самым жутким из убийств – убийством ребенка!
– Не гони машину! – хлюпнула носом Джин. – Двести на спидометре. Головой думай!
– Да пошла ты! – огрызнулся Вадим. – Ты мне не жена, чтобы командовать!
– Упаси бог! – снова хлюпнула носом Джин и, нагло открыв окно, выбросила сопливую салфетку.
– От чего это – упаси? – машинально поинтересовался он.
– От того, чтобы стать твоей женой! Уродство какое-то!
Вадим расхохотался. Это абсолютно невозможное чудовище женского пола, сидящее в его машине, – чудовище, на которое ни один нормальный мужчина даже не посмотрит, – называет брак с ним (это с ним-то!) уродством! Да любая из сотен куриц, забивающих свои номера в его телефон и разрывающих все его средства связи дурацким полночным гудением на всех частотах (что мобильная связь, что интернет), начала бы писять кипятком, только заговори он о браке! Да сделали бы ради этого все что угодно, душу дьяволу заложили бы! А эта вот…
– Чего ржешь? – мрачно поинтересовалась Джин.
– Скажи, зачем ты выкрасила волосы в зеленый цвет и обстригла их так коротко? – поинтересовался Вадим и, не удержавшись, добавил: – Разве ты не понимаешь, что это лишает тебя привлекательности в сексуальном плане?