Перекрестки судьбы

– Нет. Что-то тут не то, что-то крутит Полина… Ну, да ладно, разберемся.

Он сел в кресло, закрыл глаза и замолчал, слушая тишину.

Ничто не нарушало спокойствия, царящего в здании.

Тишина обнимала Алексея своим безмолвием. Ему было уютно и легко в этой густой и звонкой тишине.

Минуты и секунды убегали, унося с собой и этот день, и этот вечер. Будут, конечно, другие дни.

И, быть может, более удачные и радостные, но этот день, довольно трудный, хлопотливый, плавно перетекающий в надвигающуюся ночь, уже никогда не вернется, не повторится… Как не повторяется ничто в нашей жизни.

И отчего-то мужчине стало грустно.

Алешка глотнул остывшего чаю, вздохнул и выключил компьютер.

Работать уже не хотелось.

Визит главного экономиста, ее непонятное предложение и странное поведение как-то отвлекло его от работы.

Рабочее настроение незаметно улетучилось. Он усмехнулся и покачал головой в ответ на свои беспокойные мысли:

– Да, поздно. Пора, пора… Домой!

Сев в машину, Алексей вдруг задумался…

Как странно устроена эта жизнь. Как странно!

Была семья, любимая жена, дом. И вдруг в одночасье все рухнуло. И он опять один в свои тридцать пять лет. И не надо никуда спешить, и дома никто не ждет, да и дома-то нету по большому счету. Есть холодная, неуютная, холостяцкая съемная квартира на Новослободской и есть свобода от всего: от обязательств, обстоятельств, волнений и от ответственности за другого человека. Живи и радуйся.

Алексей тяжело вздохнул и негромко проговорил:

– Да… А вот радоваться как раз и не очень хочется. Да и нечему.

Он вдруг вспомнил озорную улыбку Веры, ее вечно падающую на высокий лоб непослушную челку, ямочку на правой щеке, веселый, звонкий, как колокольчик, смех…

И отчего-то защемило где-то в груди.

Может, душа тоскует?

Он тряхнул головой, будто хотел отогнать непрошеные мысли, сделал громче музыку и помчался по погружающемуся в недолгую летнюю ночь городу.

Глава 7

Уже совсем стемнело.

Никогда не спящий огромный город, завершив дневные дела, спокойно и привычно отдавался ночным заботам и радостям. Сверкали, переливаясь всеми цветами радуги, неоновые витрины и вывески, по центральным улицам огромными толпами бродили уставшие туристы.

Ночь властно вступала в свои права.

Полина, добравшись, наконец, домой, сбросила туфли на высоких каблуках в прихожей и, мельком взглянув на свои тапочки, терпеливо дожидающиеся хозяйку у стены, с удовольствием пошла по квартире босиком. По пути включила свет, телевизор и, не переодеваясь, упала в любимое кресло, мягкое и уютное. Ничего не хотелось: ни двигаться, ни разговаривать, ни есть. Какая-то апатия вдруг накатила на Полину, принеся с собой непонятную грусть и глухое раздражение. Она, усмехнувшись, досадливо покачала головой, вспомнив, как сегодня зазывала Алексея в ресторан.

Ей стало обидно и неприятно.

– Надо же, какой упрямец… Ну, ладно, еще посмотрим кто кого…

Проговорив это вслух, Полина рассмеялась, понимая, что выглядит сейчас довольно глупо. Хорошо хоть никто не видит, как она беседует сама с собой.

Настроение потихоньку улучшалось.

Полина легко поднялась с кресла, обвела взглядом свою шикарную квартиру и вдруг усмехнулась. Ее усмешка казалась больше грустной, чем радостной.

Еще бы…

Все здесь, в этой уютной и светлой квартире, хорошо. Все, кроме одного… Нет здесь счастья. Холодное одиночество давно поселилось в этих стенах.

Она решительно прошла к огромному буфету, распахнула тяжелые резные дверцы, достала старую бутылку, купленную еще бывшим мужем, налила в высокий бокал кроваво-красного вина, терпко пахнущего далекой солнечной Италией, вызревшей виноградной лозой и старой дубовой бочкой, и опять с удовольствием опустилась в любимое кресло.

Да, что-то сегодня с настроением не ладится. И себя жаль, и хочется плакать, и хочется любить…

И обязательно взаимно.

Ах, жизнь…

Полина откинулась на высокую спинку и закрыла глаза…

Она родилась в обычной московской семье.

Мама – медсестра, отец – мастер на заводе… Все, как у всех. Зарплаты не хватало, отец работал в две смены, мама тоже, как могла, подрабатывала: то капельницы и уколы на дому делала, то ночные дежурства брала. Вроде бы и не голодали, и одевались нормально, но почему-то не было ощущения спокойной и радостной жизни: все на бегу, все второпях, все наперегонки. Будто всю жизнь кого-то догоняли. Полина в девятом классе для себя решила: она так жить не станет. Ни за что.

Осмотрелась, поразмыслила и поняла, что для того, чтобы не суетиться всю жизнь, как родители, надо не просто отлично учиться, а стать первой во всем. И взялась за учебу так, что к окончанию школы оказалась лучшей ученицей школы. Медаль золотую восприняла, как должное, а матери, плачущей от радости, спокойно и уверенно сказала после выпускного:

– Я, мам, всего в жизни добьюсь. Вот увидишь.

И правда, все у нее спорилось.

Поступила с первого раза в Плехановку. В науку вгрызалась зубами, не гуляла, по дискотекам не шлялась, училась изо всех сил. Преподаватели на нее надышаться не могли: на студенческую конференцию – ее, доклад на кафедре – ей, статью в университетскую газету – о ней. Получила девушка многое, а хотелось еще большего…

И она старалась.

Зубрила по ночам, из библиотеки не вылезала, курсовые проекты такие выдавала, что профессора только диву давались.

Но тут вдруг обнаружилось непредвиденное обстоятельство: пока Полина, отдававшая все свое время и силы учебе, стремилась к вершинам науки, ее подруги, кстати, далеко не такие хорошенькие и умненькие, как она, стали активно выходить замуж и даже рожать детей. Незамужних и одиноких к пятому курсу практически не осталось…

Внезапно обнаружив такую неприятную ситуацию, Полина даже растерялась. Как это? Что такое? Как такое может быть? Опять она осталась за бортом?

Осознав, наконец, что в пылу своего научного рвения она упустила что-то очень-очень важное, Полина, не привыкшая раскисать, решительно вступила в бой за свои женские права.

Сидя с подругой в студенческом кафе, она, нахмурясь, откровенно спросила: