Конебер и доху аз мин

Миша Беркович

За полтора года перед школой меня перевели в другой садик. Попала туда под новый год, сразу на прослушивание. Выбирали снегурочку. Посадили где-то седьмой с конца очереди. Человек десять впереди. Надо было сказать: «На полянке у опушки я живу в лесной избушке, звать снегурочкой меня, все снежинки мне родня». Когда пришло время, я твердым голосом произнесла роль, а воспитательница сказала: «Это то, что нужно. Больше не будем слушать». И ушла.

Счастью не было конца. На «елке», которая в детстве всегда совпадала с днем рождения, 29 декабря, я не находила себе места. В голове – масса вопросов. Взрослым был задан один: «А у деда Мороза для Снегурочки отдельный подарок?» – «Нет!».

Первый успех повлиял на место в социуме. Появились друзья. Надя Тюгова, высокая девочка со спущенными колготками и постоянными соплями до подбородка, жила в одном доме со мной. В группе мы не общались, но во дворе гуляли вместе. И Миша Беркович, вундеркинд. Именно в его компании проходила большая часть времени.

Миша вызывал уважение. Носил очки, занимался музыкой, умел больше, чем положено по возрасту. Его семья ученых-физиков откуда-то переехала. Миша был похож на воображаемого Знайку из книжки Носова. Образы героев всегда выдумывались, потому что телевизор до 12 лет смотреть не разрешали – вредно для зрения.

Нас с Берковичем не любила Валентина Андреевна. Его за способности, а меня и за то, что мама вместо подарков к праздникам приносила ненужный хлам. К примеру, вместо цветов и конфет на 8 марта – желтый клеенчатый фартук с работы или кухонное вафельное полотенце на Новый год. Несмотря на особую немилость, суровая воспитательница, заставляющая детей садиться вокруг нее на колени и вытягивать вперед руки, соблюдая тишину, нас не страшила. Равно как и тапок, которым она била по губам тех, кто пошелохнется. Мы принимали все как должное. Правда, обрадовались, когда садистку все-таки уволили.

Толерантность

Как-то раз сидели мы с Берковичем и читали. Он – про охоту, я – про Свинопаса, одну из своих любимых книжек. Вдруг Миша сказал, что хочет сапоги и ружье. Конечно, взялась помогать по мере возможностей. Стала колдовать, водить руками над настольной лампой. Уже получив некоторый отрицательный мистический опыт, я догадывалась, что материализовать предметы не удастся. На вопрос «Ну что, приду домой, а они там уже будут?», уклончиво ответила низким протяжным голосом «Онииии пояяяявятся у тебяяяя через трииидцать леееет».

Лучший друг хотел было обидеться, но тут пришла его мама. Оказывается, в саду в тот день была инвентаризация или что-то в этом роде, и наши родители договорились, что я побуду у них до вечера. Любопытство и удивление. Во-первых – две комнаты. Это показалось роскошным. Мы жили в однушке. Во-вторых, за обедом нам выдали вилки и ножи. И вообще весь этот идеальный порядок и режим. Когда я на всякий случай спросила, будет ли тихий час, думая, что, конечно же, нет, это гости, мама Миши сказала, что нужно делать как в садике. В отличие от послушного мальчика спать не стала. Лежала, рассматривала книги, мебель, разные предметы, вслушивалась в разговоры взрослых на кухне. Из всего диалога очень странным показалось обсуждение знакомых, которые сменили фамилию.

«Разве так можно делать? Зачем?»

Вечером спросила об этом маму. Она ответила: «Евреев не очень любят».

Понятно, бывает. Обожаю Мишу.

Бабушка Саша

Моя бабушка Саша, мамина мама, жила с нами в одном подъезде. Мы встречались практически каждый день и играли в животных. Бабушка никогда не забывала спрашивать: «Ну, и кто мы сегодня?» Поскольку общеизвестные звери, птицы и насекомые быстро закончились, было зачетно называть что-то экзотическое типа «вомбаты» или «выхухоли».

Бабушка работала заведующей аптеки и имела склонность к фармацевтическим дозировкам в угощениях. Совершенно нормальным считалось испечь 5 пирожков. Два оставить себе и мужу Игорю (не помню, почему, но я называла его Тигром), а три отдать нам. Или открыть трехлитровую банку компота, принести ее, отлить на глаз ровно 200 граммов, включая половинку персика, и унести.

С бабушкой было познавательно. Она много читала, обожала разгадывать кроссворды, задавать вопросы на эрудицию, а самое главное – дарила замечательнейшие красивейшие пустые коробки из-под конфет. Они служили шкатулками для хранения перьев попугаев.

Экзотическая коллекция появилась благодаря Бошкиным, друзьям семьи из второго подъезда, которые отгородили пол-кухни под разведение ар, какаду, амадин и так далее. Предприимчивые соседи носили гордое прозвище «петухи», так как их пернатый бизнес начался с разведения кур.

При наличии петухов-Бошкиных коробки из-под конфет приходились очень кстати. Я могла часами перебирать и сортировать разноцветные перья – желтые из хохолков, красные и синие из хвостов, зеленые и голубые из грудок .

Бабушка вообще была оригинальна в подарках. По праздникам мне вручались яйцерезки, магнитные коробки под горелые спички, которые лепятся на плиту, складные пластиковые стаканчики и другие полезные молодой хозяйке вещи.

Счастливое время

Сычевка – самое счастливое время в моей жизни. Ощущение полного счастья я отразила в огромной надписи мелом на доме «И жизнь хороша, и жить хорошо!». Солнце, ветер, тени, цветы, интересные занятия, вкуснейший бабушкин овсяный кисель с растительным маслом. Дни проходили беззаботно и весело, хотя по одинаковому расписанию.

Поздний завтрак, затем свободное время. Обычно либо качалась на качелях и горлопанила песни, все, что знала, подряд, либо залезала на чердак, чтобы помяукать. Мастерство подражать котам было на высоком уровне. Однажды рыжая кошка, подумав, что ее зовут котята, очень долго бегала по всему участку в поисках источника звука. Я пряталась и с замиранием сердца наблюдала.

После такого занимательного досуга мы с мамой шли в лес или на речку. В лесу собирали лекарственные травы, ловили бабочек и стрекоз, нанизывали землянику на травинки, чтобы получались бусы. А на речке до вечера ловили головастиков, делали зарядку, купались и загорали. Мама считала, что нужно закаляться. Кстати, поэтому (и еще из экономии) я всегда ходила босиком, обувь на лето не покупали. Только на дождь имелись резиновые сапоги.

Потом шли домой, ужинали, мылись в маленькой баньке в конце огорода, ложились спать.

Самым интересным местом в Сычевке был деревянный туалет. В городе удобнее, конечно, но зато здесь вместо мягкой бумаги ежедневный отрывной календарь. Сидишь, читаешь… Масса интересного.

Как-то мне понравились стихи «Смело, товарищи в ногу, духом окрепнем в борьбе». Вырвала страницы и выучила интернационал наизусть. Тяготела к соцреализму.

Так проходило лето. Не менее радостным было возвращение домой. Папа придерживался традиции чисто-чисто убирать квартиру и покупать фрукты. Под кроватью всегда лежали персики, в валенках на антресолях дозревали бананы, а на подоконнике красовался арбуз. Входишь в квартиру – а она какая-то другая: вроде все то же самое, но каждый раз ощущение начала какого-то нового, лучшего этапа.

Развод

Все началось с визита незнакомого усатого мужчины. Он стоял посреди комнаты и разглядывал книжные полки. В модных брюках и бежевой рубашке с нарисованными коричневыми облаками и птицами. Гуси-лебеди, кажется. Нас представили: «Дядя Володя. Дочка Ира». Попили чаю, ушел.

Через несколько дней мама забрала меня из садика с обеда и обрадовала тем, что идем в гости. Шел проливной дождь, дул сильный ветер. Удачно, что дом, куда мы направлялись, был даже ближе к садику, чем наш. Пятиэтажная хрущевка без лифта. Хозяев в квартире не оказалось, вместо обещанного праздника мама заплакала навзрыд и сообщила, что разводится с папой, теперь будем жить здесь. Я стала утешать: «Все будет хорошо. Здесь отлично – интересно. Смотри – матрешки вон какие, и бутылка с коллекцией монет из разных стран». Долго сидели без света в потемках и рассматривали монеты. Острое чувство жалости, бесповоротно изменившее отношение к маме. На смену абсолютному восхищению и гордости пришло желание опекать как неразумного ребенка. Потом мы часто шутили, что у нас все наоборот – я ее мама, а она моя дочка. С этого момента началась другая жизнь. Новый уклад, непривычные стены, даже еда не такая. Часто, просыпаясь утром, не могла понять, где нахожусь.

Примерно через месяц мы встретили дядю Володю в магазине. Я радушно пригласила его в гости на только что приобретенные сосиски. А дядя Володя ответил, что тоже живет в нашей квартире. Вот это был настоящий шок. Как такое возможно – не замечать соседа!!!

Через некоторое время пребывания в съемных апартаментах мы втроем – мама, дядя Володя и я переехали в старый дом. Папа ушел, оставив после развода имущество. Отношения с отчимом были хорошими – никто не лез, не пытался воспитывать, не делал замечаний. Вообще он был ничего. Смешной. Расхаживал в одних трусах по квартире и красовался перед зеркалом. Имитировал позы из журнала по бодибилдингу, взяв в руки швабру вместо штанги и стул вместо гантели.

Тайный маленький дом

Когда мама с дядей Володей сделали перестановку в квартире, у меня появился свой уголок – кровать поставили у окна, можно было отгородиться шторами. Теперь я постоянно любовалась редкими звездами и черными ветвями деревьев на фоне антрацитового неба. Или в дождь смотрела вниз. На асфальте лежали коричневые, желтые и зеленые листья ивы, похожие на балтийскую кильку пряного посола. Часто думала о том, как и в какой части города буду жить, когда вырасту и уеду от мамы, – прямо, налево или направо от нашего окна. Больше склонялась к варианту справа. Архитектура застройки открывающегося района вернее ассоциировалась с будущим.

В тайном маленьком доме было здорово читать. У нас имелась большая библиотека детской литературы – папа когда-то подрабатывал в книжном магазине. Я любила Татьяну Макарову, Барто, Маршака, «Веселую семейку» Носова и детские стихи про войну Мусы Джалиля. Еще любила просто смотреть на полки и читать названия зеркально: «Конебер и доху аз мин» Копс Нимажднеб. Тогда только и делала, что читала. Еще крутила диафильмы. Телевизор и сладкое не разрешали. Любимые ленты – «Серебряное копытце», «Ганза и скрипка», «Гаргантюа и Пантагрюэль и «Аля, Кляксич и буква «А». «Ну, погоди» казался поверхностным и жестоким.

В куклы не играла, хотя владела большой плетеной корзиной, доверху наполненной мамиными немецкими резиновыми пупсами. Умела выбирать занятия строго по интересам. Из-за того, что была очень серьезной, часто ворчала и пыталась навязать окружающим видение того, как следует поступить; дядя Володя дал мне прозвище «Старуха».

Самое близкое по духу стихотворение на тот момент:

«Джеймс Джеймс

Моррисон Мориссон

А попросту маленький Джим

Смотрел за упрямой

Рассеянной мамой

Лучше, чем мама за ним».

А. Милн, перевод С. Маршак

Глинки

В начале осени мы с мамой и дядей Володей поехали в Павловск. Вдоль дороги, по которой мы куда-то шли, благоухали канавы, заросшие осокой и полные лягушек, над головами кружили гигантские стрекозы. Мыслей ни о чем, кроме впечатлений от прогулки, не было. Прекрасное настроение – обычные радость и любопытство. Никто не объяснил сути происходящего. Оказалось, в деревне Глинки, примыкающей к парку, жили родители отчима. Мне предстояло знакомство с этой семьей.

Путь наш лежал в большой деревянный дом, в котором, кроме бабушки Тони и дедушки Вильгейма, жили еще и дети – Таня, постарше, и Марина, помладше меня. Племянницы. Поздоровались, поели вареной картошки с огурцами.

Потом пришла соседка и сказала: «Какая симпатичная маленькая финночка». Дело в том, что дядя Володя наполовину финн. В Глинках во время войны располагалось их поселение. Стало приятно, что приняли за свою.

Девочки занимались своими делами. Старшая разучивала весь вечер песни «Изгиб гитары желтой», «Перевал» и «Там где текла река», а младшая со мной не разговаривала. Ничего не оставалось делать, кроме как в неловком молчании сидеть и наблюдать. Одно хорошо – безумно понравились песни, произвели просто неизгладимое впечатление. Так как я могла запомнить даже очень большое по объему стихотворение, услышав его всего несколько раз, эти произведения остались в памяти с тех пор и на всю жизнь. «Там где текла река», про человека, мечтавшего о доме, позже стала лейтмотивом состояний особой грусти. Я любила забраться в какой-нибудь угол и плакать, прокручивая ее в голове и вспоминая, как мы шли по дороге со стрекозами.

Павловский парк