Школа и как в ней выжить. Взгляд гуманистического психолога

    Иоганн Вольфганг Гете

Это школа, в которой личность человека – учителя, директора, ученика – и есть тот самый фокус внимания. Именно личностью задаются и поддерживаются все процессы обучения, кроме того, именно личность – жизнетворящая и творческая сила во всей школьной жизни. К сожалению, в России пока таких школ немного, хотя есть некоторая надежда, что число их будет постепенно расти.

В настоящее время это по большей части авторские школы, то есть те, в которых директор является, безусловно, яркой и харизматичной фигурой, со специфическими педагогическими взглядами, с авторскими наработками в построении образовательной системы в рамках вверенной ему школы. Соответственно этому директор формирует педколлектив, транслируя и поддерживая во всей школе ценности собственного подхода к обучению и детям. В большинстве случаев это гуманистические ценности, такие как: здоровое социальное и личностное развитие детей, формирование критичности их мышления, становление собственного образа, а не навязывание чужого, обучение на основе сотрудничества, открытость, честность и возможность самоактуализации и самоопределения.

Иными словами, сам являясь яркой личностью, директор формирует и поддерживает образовательную среду, в которой каждый в школе может проявлять и развивать собственную личность. Такая школа, на мой взгляд, наконец становится тем, чем и должна быть: местом, где ребенок занимается образованием, в исконном понимании этого слова (образование – «становление собственного образа»).

В данном случае школа уходит от своего парадоксального назначения, которое особенно было развито при социализме. Вспомните, когда не уборщицы существовали для людей, а люди – для уборщиц («не ходите здесь, я уже вымыла!»), а также больницы для медперсонала, рестораны для швейцаров, магазины для продавцов и так далее. Тогда все структуры как будто создавались для удобства тех, кто там работает, а не для тех, кому они, собственно, и были предназначены. Старая авторитарная школа была типичной школой для учителей, где все в ней строилось исходя из интересов кого угодно – директора, учителя, государства, но только не из интересов детей, в ней обучающихся. Ребенок должен был соответствовать определенным ожиданиям, чтобы выдавать нужные показатели, и слушаться, чтобы не создавать никому неудобств. Он занимался не становлением собственного образа, а впитыванием учительского представления о нем самом, не формировал собственные ценности и взгляды, а волей-неволей перенимал ценности и взгляды своего учителя, присовокупляя их к родительским. И при этом совершенно терял представление о том, кто он такой. А потом получал бесконечные нарекания: за подражание старшим товарищам (не всегда нравившимся родителям), разным кумирам, западным взглядам (не одобряемым комсомольской организацией). Хотя все, чему его учили – слепо подражать.

В школе, где личность ребенка имеет значение (причем не в ущерб личности учителя), нет твердой дисциплины, послушания и тишины, потому что невозможно строго придерживаться одних правил для всех. Потому что здесь важны не все, здесь важен каждый. Здесь индивидуальность является ценностью, а вопрос «Ты что, особенный?» не считается «наездом».

Повышенное внимание к личности ребенка совершенно не означает, что сам процесс обучения вторичен или неважен, конечно, нет. Это означает, что в школе готовы персонально подходить и к обучению тоже, учитывая характерологические, когнитивные, психологические особенности учащихся и выстраивая программу исходя из этих характеристик.

Естественно, что преподавание в такой школе предъявляет к учителям особые требования:

– иметь зрелую и хорошо осознающую себя личность;

– иметь независимую позицию и одновременно с этим – способность выстраивать с учениками равные отношения;

– иметь искренний интерес как к детям, так и к преподаваемому предмету;

– быть гибкими в педагогических подходах;

– обладать прекрасными коммуникативными навыками и развитой эмпатией;

– уметь чувствовать собственные психологические границы, не позволяя нарушать их детям, но и не нарушать границы своих учеников;

– быть людьми, увлеченными жизнью и собственной профессией.

Безусловно, найти таких учителей значительно сложнее, чем учителей, уставших от всего, реализующих свой непроработанный комплекс власти, преподающих скорее от безвыходности, чем из профессионального интереса. Но в личностно-центрированных школах происходит своеобразный естественный отбор: принимаются и остаются только те, кто отвечает запросам такой специфической образовательной среды. Перед самой школой как системой стоит также непростая задача: совместить учебный план со стилем обучения каждого конкретного учащегося. Тем не менее эти усилия часто бывают оправданны, потому что результаты такого обучения, как правило, удовлетворяют и детей, и родителей, и последующие системы высшего образования.

Личностно-центрированные школы отличаются самой атмосферой, которая говорит о том, что дети здесь не только учатся, они тут живут. В школе происходит много важных для них событий: роли в интересных спектаклях, победы в сложных конкурсах, преодоления в трудных походах. Здесь их ждут, ими интересуются, за них переживают, их поддерживают, развивают их способности, выявляют таланты, помогают справиться с тем, что сложно. И, как ни странно, в таких школах нет полного попустительства и хаоса. Этому способствует уникальное сочетание структуры (уроки, перемены, подготовка) и свободы (разнообразные по своей форме уроки и многочисленные виды внеурочной деятельности). К тому же в любой подобной школе существуют правила или устав, за нарушение которых последуют определенные санкции.

И все же, несмотря на массу неоспоримых для меня (как для родителя, так и для психолога) достоинств, такие школы имеют свои недостатки:

– трудности в подборе соответствующих кадров;

– процент поступления выпускников в ВУЗы может быть меньше, чем в учебно-центрированных школах при условии, если у родителей нет дополнительных финансовых возможностей;

– родители постоянно вынуждены иметь дело не с воспитанным, послушным и дисциплинированным ребенком, а с человеком, имеющим собственную жизненную позицию, которая подчас может отличаться от родительской;

– такие школы выпускают свободомыслящих и творческих детей с независимыми взглядами, способных жить и работать только в демократическом государстве.

Как можно заметить, недостатки эти будут существовать до тех пор, пока гуманистические, а не авторитарные, ценности перестанут восприниматься обществом как некое исключение. Пока людей (учителей, директоров, родителей, детей), желающих и способных опираться на собственные взгляды и ценности, независимых и активных, не станет достаточно, чтобы считать это нормой.

Родители, чья психика сформирована по законам авторитарной психологии, часто испытывают значительные затруднения оттого, что их ребенок учится в подобной школе, поскольку им самим непонятно, как можно построить обучающий процесс без строгой дисциплины и принуждения. «Мы в свое время в школе „пахали“, учились с утра до вечера и выросли же, теперь ничем не хуже других („даже лучше“ – подразумевается)!» — это их основной аргумент. Часто родители неосознанно завидуют ребенку, который может выучиться, радуясь и не напрягаясь. Как правило, такие родители в результате либо вообще не выбирают подобные школы, либо достаточно быстро переводят детей в учебно-центрированные школы, которые им ближе по духу, ценностям и подходу.

Дети, окончившие личностно-центрированные школы, на первый взгляд практически ничем не отличаются от других детей, но все-таки имеют ряд особенностей. Они:

– не являются «университетской корзиной», куда сложена самая разнообразная информация, но они способны организовывать свой познавательный и мыслительный процесс, а также сбор нужной информации;

– неплохо осознают собственные психологические и когнитивные особенности;

– привыкли к равному отношению и плохо переносят авторитарные структуры;

– руководствуются мотивацией собственных достижений, им неведом страх наказания;

– коммуникабельны и легко выстраивают нужные им отношения;

– иногда страдают от негуманистичности окружающего мира, но способны создавать или принимать участие в организациях, разделяющих их ценности и взгляды;

– уверены в себе, способны защищать собственные психологические границы и так же уважительно относятся к границам других людей;

– находят образование интересным и важным делом.

Мне, как психологу, конечно, хочется, чтобы не только школа, все образование в России стало личностно-ориентированным. Понимаю, насколько утопична пока моя идея. Такая школа невыгодна государству, пожалуй, для него она даже опасна. Люди должны быть зависимы от авторитетов и внушаемы, иначе ими трудно управлять. Понятно также, что некоторым всегда будет нравиться, как проще.

2

Этапы школьной жизни

В нашей стране по возрастным особенностям школа делится на три подразделения: начальная, средняя и старшая. И несмотря на то что, как правило, они объединены общим помещением, единым образовательным процессом и подчинены одной и той же административной системе, они отличаются друг от друга атмосферой и психологическими особенностями всех участников обучения не меньше, чем представители разных культурных групп. Поэтому, как мне кажется, стоит рассмотреть каждую из них подробнее.

Начальная школа

Только самые мудрые и самые глупые не поддаются обучению.

    Конфуций

Начальная школа – это то, с чего все начинается. Это начало пути на старте маленькой семилетней жизни, начало свершений и тревог, побед и поражений. И одновременно начальная школа – это конец. Конец беззаботного детства с его безграничностью дня, безудержными фантазиями, веселыми играми и нехитрыми жизненными задачами, самые сложные из которых: необходимость молчать, пока взрослые ведут скучнейшие длиннющие разговоры, и постылая уборка игрушек после увлекательной игры.

Для большинства детей советского времени начало обучения в школе было радостно ожидаемым событием. Ребенок, выращенный в системе обязательного детского сада, сполна вкусивший строгого распорядка дошкольного учреждения, в котором все человеческие функции и отправления подчинялись унифицированным правилам, согласно которым сон, потребление пищи и даже походы в туалет должны были происходить единовременно и коллективно, воспринимал потенциальную смену системы с детсадовской на школьную как глоток свободы, как возможность большего выбора.

Для бывшего детсадовца пойти в школу означало стать взрослым, вырваться из-под всевидящего ока воспитательниц, располагать свободным временем, не спать, когда не хочется, и иметь взрослые атрибуты: школьную форму, портфель, тетрадки, ручки. Большинство будущих первоклассников не представляли, чем им придется за это заплатить: необходимостью неподвижно высиживать не всегда интересные уроки, временем, потраченным на скучные домашние задания, переживаниями из-за не очень хороших оценок.

Но в целом смена одной строгой системы на другую происходила у большинства первоклашек того периода совершенно безболезненно. Воспитательница и нянечка вкупе с двадцатью товарищами, объединенными общей целью – дожить до вечернего прихода родителей по возможности наиболее активно и радостно, заменялись одной учительницей и тридцатью товарищами, объединенными, по сути, похожей целью, но отягощенной дополнительной необходимостью получения знаний. Некоторые из правил оставались прежними: время кричать и время молчать, внимательно слушая. Время сидеть смирно и время бегать, не раздражая учительницу. Но походы в туалет теперь индивидуальны, необходимость съедать все, что поставили, отпадает. А по окончании уроков некоторые счастливчики вовсе предоставлены сами себе, и до самого прихода родителей с работы они могут делать все, что заблагорассудится! Какое невероятное расширение свобод: у семилетнего ребенка появляется возможность распоряжаться своим временем, пространством, досугом. Это ли не взрослость, о которой мечталось!

Таким образом, для ребенка советского периода переход из детского сада в начальную школу был естественным и адекватным переходом к большей свободе, большей ответственности и взрослости.

В детском саду мы часто играли во взрослых. Нам хотелось быстрее вырасти и стать похожими на наших родителей: сильных, умных, красивых. Нам хотелось так же, как они, управлять автомобилем, решать сложные жизненные вопросы, ходить на работу, иметь деньги и покупать себе все, что пожелаешь. Нам хотелось быть как они, и мы играли во врачей, строителей, машинистов, в летчиков, поваров, продавцов. Нам казалось, что взрослая жизнь полна свободы, что в ней много уверенности, силы и неограниченных возможностей. Мы так хотели туда, потому что все лучшее, казалось, ждет нас именно там, в будущем, в нашей взрослой жизни.

И поэтому, когда настало время идти в школу, я был рад главным образом оттого, что это приближало меня к заветной взрослости – лучшему периоду жизни, как мне тогда казалось. Новенький школьный портфель, заполненный не только новыми красивыми ручками, тетрадями, книжками, карандашами, но и самыми невероятными ожиданиями, от которых захватывало дух, – был материальным воплощением будущей взрослости, в которой я непременно буду лучшим. Эта уверенность позволяла ждать первого сентября с радостным предвкушением, и я не понимал волнения родителей, приведших меня за руку на школьный двор, заполненный гладиолусами и белыми бантами.

Школа меня поразила. Какое-то время я был даже весьма растерян оттого, что школа – это так много людей, причем людей, которых я совсем не знаю. Какое-то время я чувствовал себя совершенно одиноким и никому не нужным. Я послушно делал все, что меня просили: брал за руку какую-то девочку, хотя она мне совсем не нравилась, шел в класс, сидел за партой, слушал учительницу, которая говорила с нами о чем-то важном, но я совсем не помню о чем. На самом деле мне было важно только одно – чтобы учительница улыбнулась именно мне. Тогда бы я понял, что все хорошо, я принят, я есть для нее и, значит, мне можно не беспокоиться. Но похоже, ее волновало что-то совсем другое, и уж точно не я сам, хотя тогда я многое готов был сделать исключительно ради ее хотя бы мимолетного внимания.

Я готов был аккуратно писать бесконечные крючочки и буковки, решать бесчисленные примеры и глупые задачки, читать по слогам и с выражением, только чтобы она заметила меня, чтобы улыбнулась, похвалила, сказала, что я – молодец. Я ведь хотел быть лучшим! Во всяком случае, я хотел, чтобы на меня обращали внимание, потому что дома я был хоть и самым маленьким, но заметным человеком. Мне хотелось, чтобы учительница увидела, как я стараюсь, ведь это означало бы, что я все делаю правильно, что я на верном пути к своему прекрасному будущему.

Проблемы адаптации