Школа и как в ней выжить. Взгляд гуманистического психолога

Школа и как в ней выжить. Взгляд гуманистического психолога
Ирина Юрьевна Млодик

Родительская библиотека
Автор делится с читателями своими размышлениями о том, какой должна быть школа и что нужно делать для того, чтобы ученики считали образование интересным и важным делом, выходили из стен школы готовыми к взрослой жизни: уверенными в себе, коммуникабельными, активными, творческими, умеющими защищать свои психологические границы и уважительно относиться к границам других людей.

В чем особенность современной школы? Что могут сделать учителя и родители, чтобы у детей не пропадало желание учиться? Ответы на эти и многие другие вопросы вы найдете в этой книге.

Издание предназначено для родителей, учителей и всех тех, кому небезразлично будущее детей.

Ирина Млодик

Школа и как в ней выжить

взгляд гуманистического психолога

Серия «Родительская библиотека»

© Издательство «Генезис», 2008

* * *

Дорогой читатель, благодарю тебя за интерес к детской психологии и моим книгам, за теплые отзывы, новые знакомства и расширяющиеся возможности сотрудничества. Это так вдохновляет!

Я хотела бы выразить большую признательность моей семье за терпение, поддержку и любовь.

Я благодарна всем учащимся и сотрудникам московской школы «Золотое сечение», оказавшим мне неоценимую помощь в создании этой книги. А также лично: Елене Яковлевне Гвирцман, Алексею Леонидовичу Куликову, Ирине Борисовне Нефедовой, Дине Григорьевне Шехтман, Наталье Георгиевне Беловой, Янине Игнатьевой, Вячеславу Викторовичу Будилину и Алине Козловой.

Я очень благодарна Марине и Грегори Эббот, Ларисе и Эдмунду Йорх за их удивительное гостеприимство и заботу.

Спасибо и моим школьным учителям, они хотели научить меня только самому лучшему.

Вместо предисловия

Идея этой книги начала созревать во мне давно, около десяти лет назад. Я искала подходящую школу для своего ребенка и была вынуждена столкнуться с разными типами общеобразовательных учреждений, учителей, подходов к обучению. В это же время я, как психолог, пришла к выводу, что у детей, попадавших ко мне на коррекцию и психотерапию, были два основных источника психологических травм: собственные родители и школа.

Как правило, все молодые специалисты отличаются энтузиазмом и наивностью. Я не была исключением и полагала, что как психолог должна не только исправлять последствия психологических травм, но по возможности выявлять и устранять причины, их вызывающие. Мой энтузиазм не иссяк и сейчас (иначе я бы никогда не взялась за эту книгу, также как и за «Книгу для неидеальных родителей»), а вот наивности за годы работы, конечно, поубавилось. Ведь вначале я думала, что если объяснить родителю, как можно «искалечить» ребенка любовью, он перестроит свою линию поведения, если показать, какие они – дети, и чего именно ждут от взрослых, то взрослые их поймут, и все изменится. Также мне казалось, расскажи я о том, что помогает ребятам учиться, а что вызывает в них протест, то учителя меня услышат, смогут приспособиться к собственным ученикам, и наступит счастье.

Наивно? Конечно! Родителю, чтобы что-то изменить в отношениях с собственным ребенком, мало понять, что именно следует изменить, нужно еще проделать колоссальную работу по осознанию себя, по отслеживанию собственных чувств, по изменению собственных весьма жестких установок, идущих еще из детства. Это тяжелый труд, на который способен далеко не каждый (точнее, очень немногие).

В школе все еще сложнее: психологическое здоровье отдельно взятого учителя, осознанность его действий и центрированность на учебных потребностях школьника в целом мало что меняют в жизни ученика (хотя и эта малость – настоящая драгоценность для отдельно взятого школьника). За спиной у педагога система – малоподвижная, консервативная, жесткая, и пробовать изменить ее усилиями одного психолога, конечно, наивно.

Поскольку я не педагог (хотя являюсь преподавателем в высшей школе), я не претендую на истинное знание о том, как правильно учить детей. Я смотрю на школу глазами психолога, смотрю, безусловно, субъективно, привнося сюда как свой родительский опыт, так и опыт профессионала, выбравшего гуманистические методы для своей работы.

Я хотела бы поделиться с вами своими размышлениями, в надежде найти единомышленников среди родителей, детей, учителей, психологов. Одному, конечно, невозможно изменить мир, если речь идет не о голливудском кино. Но я убеждена в том, что группа единомышленников способна создавать новое, которое могло бы существовать в соответствии с ценностями большинства. А большинство способно создать новую и жизнеспособную систему, даже новую систему педагогики. Я верю в это с неостывающим энтузиазмом и уже недетской наивностью, потому и взялась за настоящий проект – эту книгу.

    Ирина Млодик

1

Школа

Школа готовит нас к жизни в мире, которого не существует.

    Альбер Камю

Школа – это не только место (пространство), куда приходит растущий человек, чтобы получать знания. Это огромный промежуток времени (если рассматривать его в масштабе всего детства), который проводит ребенок в этом самом месте. Школа – это сеть отношений, в которые вовлечены все мы ежедневно и ежечасно. И это система, организованная и живущая по своим законам, формирующая и изменяющая каждого, кто является ее частью. В конце концов, школа – это процесс, и не только процесс образования и становления…

Мне всего шесть лет, и все домашние собираются на семейный совет. Главный вопрос на повестке дня: хочу ли я пойти в школу этой осенью? Первая учительница моей сестры набирает новый класс. Очень удачно: можно отправиться в ту же школу к знакомому педагогу. Меня спрашивают, хочу ли я этого. Я не знаю, хочу или нет, потому что вообще не знаю, что такое школа. Я представляю себе большие комнаты, как у нас в детском садике, заполненные детьми-учениками, и строгую учительницу, которая следит за тем, как мы себя ведем. Картинка не очень отличается от того, что происходит в саду, но от родителей и сестры я знаю, что школа – это большая ответственность. Поскольку я боюсь в своей шестилетней жизни всего нового и на самом деле меня пугает эта ответственность, то в школу идти я скорее боюсь. Мне хочется зацепиться за мамины слова: «она же еще маленькая и так часто болеет», но я знаю, что папа будет недоволен. Он, похоже, все давно решил. Мне ничего не остается, кроме как согласиться.

Меня приводят к той самой учительнице на какие-то экзамены или тесты. И, несмотря на то что к своим шести годам я умею читать, писать и знаю таблицу умножения, меня просто парализует от тревоги и ответственности. Учительница строга, отбор в школу серьезен, я не должна подвести папу. В те времена – это лучшая школа в городе, «английская», с самым высоким процентом поступления в ВУЗы. Несмотря на охвативший меня ужас, я все же выполняю задания, и меня принимают. Я не помню, обрадовал ли меня сей факт или нет, помню только чувство огромного облегчения от того, что собеседования и тесты заканчиваются.

Воспоминания о начальной школе обрывочны: только отдельные эпизоды и ощущения. Из-за маленького роста я сижу на первой парте, прямо напротив учительского стола. Основное чувство на протяжении долгих трех лет – страх, переходящий в ужас, когда учительница повышает голос (а делала она это регулярно), полный ступор, когда она, рассердившись, бьет указкой или кулаком по своему (слава Богу!) столу, бьет так, что подпрыгивает даже моя парта. И еще: я до сих пор отчетливо помню состояние жуткой паники, когда надо было выходить к доске. Я стою перед классом и отвечаю совсем тихо, потому что ужас заполнил каждую клетку моего маленького существа. Меня прерывает ее разъяренное: «ГРОМЧЕ!» Я впадаю в столбняк и могу выдавить из себя лишь мучительный шепот. Ее очередное «ГРОМЧЕ!» ввергает меня в состояние полного паралича, и я вообще уже не могу ничего сказать. Под язвительные комментарии моей мучительницы и смех одноклассников я отправляюсь на свое место и хочу только одного: стать невидимкой, чтобы никто меня не замечал, не заставлял говорить громко и с выражением, не унижал и не стучал по моей парте. Но мне предстоит пережить еще три года постоянного сверхчеловеческого напряжения, от которого я спасаюсь лишь тем, что непрерывно болею.

Моя первая учительница была замечательной женщиной, носила звание «почетный учитель». Она отдала школе всю свою жизнь. Она учила нас, как умела, как считала нужным и правильным. Все в нашем классе выучились читать, писать, вычитать и делить, и, наверное, многие ей за это благодарны. Но теперь, уже будучи взрослой, я совершенно убеждена, что могла научиться этому и не заработав невроз, последствия которого придется расхлебывать всю оставшуюся жизнь. Я уверена, что учить детей хорошо и «правильно» можно не только манипулируя их чувствами, внушая страх, подавляя в них личность, целиком подчиняя себе и своим целям. Я знаю, что дети значительно эффективнее учатся в атмосфере уважения, поддержки и принятия. Они легко, без всякого страха, следуют за учителем, когда им интересно и когда они понимают, для чего нужны все эти знания, которые взрослые почему-то считают важными априори.

Вот послание, которое я вынесла из своей школьной жизни:

«Будь послушной, усердной, старайся, много работай! То, что сказали взрослые люди до тебя, значительно правильнее всего того, что можешь сказать ты. Есть непреложные истины, которые тебе следует знать, не оспаривая и не подвергая их сомнению. Будь прилежной, исполнительной, следуй установленным правилам, слушай старших и усердно учись! Только тогда ты избежишь недовольства представителей взрослого мира и, возможно, даже получишь поощрение».

Что интересно, оно усвоилось значительно прочнее, чем многие знания, вбивавшиеся в мою голову с немалым напором. Знания забылись, послание всегда со мной. Да, оно до сих пор помогает мне быть усердной и много работать, но делает ли это меня счастливой? Кроме того, только мои психотерапевты знают, какие сверхчеловеческие усилия мне пришлось приложить, чтобы позволить себе иметь право на собственное мнение, чтобы научиться видеть мир не только таким, каким он уже описан в книгах, чтобы когда-нибудь разрешить себе звучать.

«Время было такое», – скажут некоторые. Кого еще должны были готовить школы в эпоху социализма, тем более в период застоя? Конечно, исполнителей: послушных, усердных, внушаемых, способных без сомнений и колебаний разделять и поддерживать нужные стране идеи. Те немногочисленные творцы и люди, которые видели не только то, что позволено партией, объявлялись либо диссидентами, либо маргиналами, либо сумасшедшими. Смотреть на мир не через призму коммунистических идей было явно неадаптивным поведением и каралось как минимум постепенным выдавливанием из сообщества, как максимум – психиатрическим лечением. По иронии сложившихся обстоятельств в нашей стране лечили чаще всего тех, кто был наиболее здоров.

Как все начиналось

Школьные учителя обладают властью, о которой премьер-министры могут только мечтать.

    У. Черчилль

В большевистской России все начиналось, как всегда, с весьма светлой идеи: сделать все население нашей необъятной Родины грамотным, для чего в 1919 году был издан декрет «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР». По этому декрету «все население Республики в возрасте от 8 до 50 лет, не умеющее читать и писать, обязано обучиться грамоте на родном или русском языке по желанию». Хорошую и весьма гуманистическую идею, как и многие другие, столь же светлые идеи, большевизм исковеркает позже, использовав их в своих политических целях.

Реформа образования, узаконенная в октябре 1918 года декретом «О единой трудовой школе», основывалась на вполне прогрессивных и здравых мыслях:

– демократичность (бесплатность, общедоступность, светскость);

– преемственность (творческая интерпретация весьма прогрессивных педагогических идей зарубежной и отечественной педагогики);

– гуманистические подходы к свободному развитию личности;

– целостность.

Но времена экспериментов и педагогических новаций в молодой республике быстро заканчиваются. Большевики, стоящие у руля огромного государства, понимают, что школа – это не просто элемент образовательной системы. Это главный государственный институт, «создающий» гражданина и воспроизводящий общество, так называемый «консервативный „генетический аппарат“ культуры» (С. Г. Кара-Мурза. Советская цивилизация. Том I). И школа становится главным идеологическим учреждением, в котором, исходя из тоталитарной идеологии, вводится единообразие программ (вовсе не для того, чтобы обеспечить надлежащий уровень образования). В советской школе унифицируются формы обучения, напрочь забываются светлые идеи декрета «Об учете индивидуальных особенностей детей», поскольку всем детям России предстоит стать общей народной единицей – «советским гражданином». Вскоре также забываются идеи о самоуправлении учащихся, школой чуть позже будут напрямую управлять Партия и Комсомол.

Таким образом, к началу тридцатых годов назревшее противоречие между концепцией трудовой школы (в которой были заложены такие ценности, как ориентация на развитие личности ребенка, установка на его творческую деятельность, стремление гармонизировать запросы общества и интересы отдельно взятого человека) и задачами тоталитарного государства полностью разрешается в пользу государства. Большевистское правление берет школу под жесткий централизованный контроль, отныне регламентируя все учебно-воспитательные процессы.

Школа миллионными тиражами начинает выпускать «советского гражданина», укомплектованного не только общими знаниями, но и соответствующей идеологической начинкой, сформированного с жестко определенными задатками, взглядами на мир, психологией. Все, кто «не подходил» под заданные советским государством стандарты, окончательно истребляются во времена сталинизма.

Каковы же были качества того самого «советского гражданина»? «Преданность коммунизму и непримиримость к его врагам, сознание общественного долга, активное участие в труде на благо общества, добровольное соблюдение основных правил человеческого общежития, товарищеская взаимопомощь, честность и правдивость, нетерпимость к нарушителям общественного порядка… забота об общем благе народа, о всестороннем развитии человеческой личности в условиях коллектива», – из доклада Н. С. Хрущева на Внеочередном XXI съезде Коммунистической партии Советского Союза. И это уже «оттепель»! А если вспомнить историю, пробежаться по книгам и фильмам той эпохи и, очистив сознание от пропагандистской шелухи, посмотреть на советского человека глазами психолога, очевидно, что он должен был: