Иллюзион. Сказки оживают в полночь

Кто настоящий враг, а кто слуга.

Гамаюн замолк, демонстративно отвернувшись. Надменная птица явно более не собиралась уделять своё драгоценное время какому-то там мимо проходящему парню.

– Э, спасибо, ? озадаченно поблагодарил Генри, делая пробный шаг к белой яблоне, за которой угадывалось узкая тропка.

Гамаюн не шелохнулся, лишь подозрительно сверлил его спину взглядом, опасаясь, что тот решит сорвать волшебное яблоко. В отличие от молодильных, которые росли в соседнем королевстве и охранялись Жар-птицами (именно оттуда, собственно, одна особь и была похищена), эти дарили мудрость.

Атлас от мудрости, конечно, не отказался бы, но рисковать ради этого жизнью не стал и уже спокойно направился к выходу. Алконосты и Сирины больше ему не мешали, видимо, на территорию вожака залетать им было запрещено. Так что уже без дальнейших приключений он покинул волшебный сад. К тому времени солнце почти ушло за горизонт.

Оранжево-розовый закат окрашивал вересковые поля нежными пастельными красками. Продолжение русалочьей реки протекало внизу, под пригорком. По перекинутому через берега настилу гуляли люди. Многие возвращались с полей, огромными заплаткам лежащие на просторных холмах. На пастбище паслись лошади. Пастухи загоняли скот домой, стремясь успеть к тому моменту как закроются на ночь городские ворота. Всё утопало в последних солнечных лучах. Красиво. Сфотографировать бы… сфото…что? Что это за слово?

Генри задумчиво почесал лоб. Его не столько озадачило очередное непонятное словечко, сколько крутящиеся в голове стихи вещей птицы. Забавно, однако… Сначала Хозяйка горы, теперь это. Гамаюн тоже говорил про девятерых: «Сокрытатайна девяти печатей». А Змеиная Хозяйка: «В этом мир вас пришло девять». Совпадение?

В совпадения Атлас не верил. Зато начал на полном серьёзе осознавать, что его путешествие действительно имеет смысл. Кто-то или что-то, это ещё только предстояло узнать, удружил ему и затащил сюда, в явно чужой для него мир. Лишив прежней жизни. И воспоминаний. И не только его, но и ещё восемь человек. И теперь, чтобы вернуть всё, как было нужно найти их. Только вот где?

Генри и понятия не имел с чего начать поиски. Не подходить же к каждому прохожему и спрашивать: «а что вы делали прошлым летом? Не помните? Славно. Вы тот, кто мне нужен». Конечно же, Атлас и представить не мог, что двоих из своего списка он уже успел встретить. А очень скоро встретит и третьего. Самого важного члена этой странной компании.

Глава 3. Баба-Яга

В этот раз сбой в сознании произошёл совсем рано. Дали знать оставшиеся на запястьях и ногах шрамы, о роде появления которых Регина и понятия не имела, что до чёртиков пугало. Как можно не помнить такие вещи? Это ведь ненормально. Именно сомнения и ковыряния в себе стали отправной точкой, запустившей в мозгу цепную реакцию.

Начали крошиться ментальные стены. Опять пришли сны. Сны радовали, это были единственные минуты, когда она действительно чувствовала себя счастливой. Всё остальное время Фокс снова накрывала волна безумия. Она в буквальном смысле сходила с ума. Красиво и со вкусом.

Едва одетая, если чёрный кружевной топ с шортами назывались одеждой, и под градусом. В руке бесчисленный по количеству за этот вечер бокал вина. Ноги танцевали в исступленном танце, спотыкаясь на ровном месте. Пьяная луна, светящая в окна, танцевала вместе с ней.

Нет, конечно, луна была нормальная. Пьяной была Регина. Она кружила и кружила по спальне, пиная сорванные с карниза шторы, напевая странную песню, которую прежде и не слышала. Почему на ум ей приходят такие слова? Откуда они в её голове? В другое время это бы непременно озадачило её, но не сейчас. Сейчас сознание пребывало в приятном дурмане.

Так легко и хорошо. Ничто не грызёт, ничто не царапает своими острыми ядовитыми когтями, никто не нашёптывает злобные науськивания на ухо. Тишина… Хотя бы на время. Хотя бы на несколько минут.

Метаморфия медленно, но верно нейтрализовывала напущенную ростовщиком амнезию. Именно поэтому память давала сбои. Поэтому она видела сны. Её дар был и проклятием, и наградой.

Кинжал у Регины отобрали, двери заперли на засовы, всё стеклянное из комнаты вынесли, маковый опиум вылили, так что только выпивка ей и оставалась. Как бы странно не звучало, но во время пускания крови приходила долгожданная лёгкость, словно удушающие щупальца ослабляли хватку. Словно с кровью выходило что-то ещё: грязное, гадкое.

Это была не попытка свести счёты с жизнью, нет. Это был шанс почувствовать свободу. Орлов не понимал, что лепя заплатку за заплаткой на её израненный мозг, делал лишь хуже. Внушение делало ей беззащитной. Мешало сопротивляться сидящей внутри сущности, которая чувствовала эту слабину и медленно порабощала Фокс.

Кубок с недопитым вином влетел в стену, разбрызгивая содержимое. Ярость душила. Внутри всё кипело. Ненависть. Ненависть сжирала. Хотелось расцарапать лицо Владу, вгрызться ему в шею зубами, выдрать кусок мяса, сделать больно. Так же больно, как делал больно он ей всё это время.

Когда наносишь десять слоев краски поверх друг друга, она начинает трескаться и осыпаться. Тоже самое происходило сейчас с ней.  Она начинала вспоминать. Вспоминала все те разы, что Орлов внушал ей, играя с ней, как играют в кукол маленькие девочки.

Спальня содрогнулась от грохота. Снова, снова и снова. Пол застилали обломки. Всё, что могло разбиться ? от удара взрывалось на куски. Из платяного шкафа летела одежда. Изысканная, дорогая, из лучших тканей. Влад не скупился. Ненавистные наряды. Сейчас они были разорваны в клочья. Ничего ей не надо. Ничего! Тяжёлый стул на львиных ножках полетел в окно и отскочил от него подобно мячику. Чёртова защита! Разбить нельзя. Но можно всё сжечь…

Тлеющие поленья были вытащены из камина голыми руками, обжигая кожу до волдырей. Слабые угольки падали на валяющиеся под ногами тряпки. Не прошло и минуты, как спальня горела. Шторы, постельное бельё, балдахин ? всё пылало в огне. От чадящего дыма саднило горло. Глаза слезились. Кожа опалялась жаром. В ноздри ударил запах жженых волос. Только это и отрезвило заигравшегося Герострата (прим. авт. житель древнего Эфеса, сжегшего храм Артемиды).

Фокс в ужасе попятилась. Пламя подбиралось к ногам, лизало пальцы. Она закричала от боли, кидаясь к двери, но обожглась об раскалившуюся ручку. Торопливо схватила с пола ещё не съеденный пламенем пиджак, обмотала им руку, но дверь не поддавалась. Это смерть. Не иначе. Наверное, хорошо. Смерть ? это избавление. Облегчение. Больше не будет заложницей. Больше она не станет подчиняться ничьей воле…

Регина сползла вдоль двери, поджав под себя ноги. Она готова. Готова к смерти. Опора под ней дрогнула. Конец? Нет. Это всего лишь со скрипом чуть приоткрылась дверца, отчего Фокс, не удержавшись, распласталась на полу, ударившись затылком.

Регина выползла в прохладный коридор, ударом стопы захлопывая дверь и отгорождаясь от взметнувшейся стены огня. Спальня переставала существовать, тая на глазах. А она спасена. Почему? Почему замок открылся? Может, Влад заговорил его на подобный случай?

Метаморфия быстро занималась ожогами. Боль отступала. Регина поднялась на ноги, чувствуя дрожь в коленках. Тяжело выдохнула, зарываясь пальцами в волосы. Она стояла в коридоре такая нелепая: почти голая, пропахшая гарью, с единственно уцелевшим из всей одежды пиджаком, с тяжёлой головой, которая в накатывающем похмелье давила к земле и путала мысли. От кожи валил пар ? это выходила гарь. Как же хотелось свежего воздуха! Всего глоток…

Фокс кинулась вглубь длинной галереи, выскочив на террасу, которую подпирали в грубых изгибах колонны. Парапет украшали фигуры горгулий. Обычно, стоило ей приблизиться, они оживали и строго клацали каменными зубами. Предупреждение, чтобы она не думала прыгать. Но она и не думала. Знала, что бесполезно. На балконе стояла та же защита, что и по всей территории: прыгнет ? её спружинит обратно, как спружинило кресло в спальне.

Свежий ночной воздух. Как приятно. Хотелось надышаться им на жизнь вперед. Хотелось стоять тут и не уходить. Хотелось плакать. Бить руками об пол, до содранных костяшек. Хотелось упасть и лежать. И бежать. Нет, не бежать. Убить. Задушить. Покромсать на куски. Сравнять это место с землёй… Сущность внутри возвращалась. Снова пыталась завладеть её телом. Прочь, прочь…

Мелькнувшая внизу тень на время отогнала посторонние мысли. Тёмный дорожный плащ, развивающийся на ветру, появился из пустоты, скользнул по летнему саду, чудесами стихийного дара земли цветущего единственным ярким пятном в этом мрачном месте, и скрылся за углом.

Влад. Регина узнала его по походке и, подчиняясь порыву, кинулась обратно в особняк, оттуда к лестнице и на улицу. Орлов уже потерялся из виду, но она знала, где его искать. В склепе, кованые ворота которого были сейчас распахнуты настежь.

Пустое помещение, заросшее паутиной, имело лишь врезанные в стены потускневшие от времени именные таблички, за которыми хранился чей-то прах и подвальную лестницу, откуда на Фокс дыхнуло затхлостью. Лестница выводила в узкий коридор, а оттуда в круглую комнату с пятью арками. За одной угадывалось что-то металлическое. Решётки? Поборов любопытство, она выбрала ту арку, из которой тянулся мерцающий свет горящих ламп. Затаив дыхание, выглянула из угла.

Очередное круглое помещение, но это уже без дверей и окон, мечта клаустрофоба. На входе валялся сброшенный плащ. В центре начерченного круга, испещрённого рунами, значение которых Регина и не знала, на коленях сидела девушка. Заплаканная, в испачканном платье прислуги. Руки связаны, во рту кляп. Одна из служанок. Влад стоял над бедолагой с ритуальным кинжалом в руке и абсолютно непроницаемым лицом. С тем же лицом он порезал себе ладонь. На руну призыва, загогулину с витиеватыми наростами, закапала кровь.

– Прими свою оплату, тварь, ? прошипел некромант, сжав кулак.

Регина поспешно нырнула в глубокую нишу, затаив дыхание. Влад прошёл мимо, ничего не заподозрив. Его гулкие удаляющиеся шаги перекрыл дикий человеческий крик, разрывающий барабанные перепонки. Крик боли. Крик смерти. Скорчившись, Фокс заткнула уши, лишь бы не слышать его.

Не сразу, но всё стихло, однако в ушах ещё долго пульсировало.  На всякий случай досчитав до десяти, она вынырнула из убежища. Вынырнула и зажала рот рукой, подавляя вскрик, который мог бы её выдать.

В центре магического круга, на месте несчастной девушки, остался лишь прах. Лёгкая светло-жёлтая дымка медленно таяла. На полу всё так же валялся плащ. Смутно понимая, что делает, Регина схватила его и поспешила вон из жуткого места.

Ноги сами вынесли её обратно на улицу, в тот сад, мимо которого совсем недавно проходил Влад. Что ей двигало? Точно не здравый смысл. И не внутренняя сущность. Сейчас она словно со стороны наблюдала за собой. Как бежит босыми ногами по холодной траве, как цепляет кожей колючие кусты роз, как накидывает на себя пахнущий пеплом и нотками гниения плащ.

Стена, за которой скрывался спрятанный от неё мир, становилась всё ближе. Сейчас её размажет по ней. Или шандарахнет током. Что угодно, но точно не пропустит. Защита этого не позволит. Печальный опыт уже был. Регина, всё ещё смотрящая на это как бы сверху, хотела крикнуть, что не нужно. Что нужно притормозить, но не могла произнести и слова. Её эфемерное «я» зажмурилось в ожидании удара. Но удара почему-то не последовало.

Силуэт в плаще прошёл через стену, как через вязкий кисель. Пара секунд, и вот она уже на другой стороне. Почему? Неужели магия распознала в вещи хозяина и отступила, не решаясь связываться с некромантом? Такое могло быть, хотя и вряд ли.

Неважно. Всё равно: как и почему. Главное, она свободна. Впервые за последние месяцы она принадлежит только себе. Плавающее где-то в воздухе сознание толчком вернулось в тело Фокс. Она снова она. Она свободна. И вольна сама выбирать, куда ей идти…

Регина оказалась на перекрёстке. Три развилки, посредине большой камень с указателем: «налево пойдешь ? смерть призовёшь, направо пойдешь ? истину обретёшь, прямо пойдешь ? себя найдёшь». Смерть призывать она точно не собиралась. Истину найти не отказалась бы, да всё же предпочтительней было сперва разобраться с собой. Так что выбор очевиден: прямо.

Туда она и направилась.

В сине-море океане, на острове Буяне… так обычно начинаются сказки. Междуречье сложно было назвать островом, но его берега тоже окружала бескрайняя синева. И было в Междуречье три царства: Медное, Серебряное и Золотое. Когда-то едины, но ныне разделены. Причину этого давно уже позабыли, да она и неважна, но для тех, кто особо любопытен пускай будет так: когда-то у царя было три сына, и чтобы те не враждовали между собой, каждому досталось по трети государства. Земли поделились, да такими и остались.

Каждому царство досталось своё диво. Одно гордилось верной дружинной ? тридцатью тремя богатырями, возглавлял которых дядька Черномор. Помимо этого, имелось и другое чудо: уже известное молодильное дерево с золотыми яблоками, что охраняли Жар-птицы.

Другое царство славилось трехглавым огнедышащим драконом, обитающем в горном ущелье. Ещё и болтливом, так как умел тот говорить. Поговаривали, что это колдун, которого когда-то проклял второй колдун. Много отважных юношей рвались убить монстра, обычно, чтобы завоевать руку и сердце царской дочери (да и от права на трон никто бы не отказался), вот только ни один смельчак не вернулся.

Третье царство растило собственных богатырей, не наёмников, как первое, а своих родных. Одним из таких был Никита, местный кожевник. В своё время этот богатырь не раз отправлялся на подвиги во имя правителя, однако давно ушёл на покой в силу возраста. Но однажды в городе объявился другой бравый молодец. Ладный, широкоплечий, с кулаком размером с человеческую голову, полный сил и желания карать правых и виноватых.

Чрезмерно полный сил, что рано или поздно непременно сыграло бы с ним злую шутку, так как в запале однажды он едва не задушил голыми руками личного стража царя. Никита Кожемяка был добр сердцем, а потому спас глупца от виселицы, а парня взял себе в обучение, сделав учеником. Звали молодца Василием и дело учителя у него никак не спорилось. Не желал он быть кожевником, а желал быть настоящим богатырем. И желал подвигов.

Делать нечего. Пришлось Никите обучать его владению оружием. Вот только мечи, топоры и булавы Василию не понравились. Куда больше его радовал рукопашный бой. Вечно Вася влезал в местные разборки, соревнуясь с кем придётся. И на медведя с голыми руками пойдет, и один против пятерых выступит. Молодая кровь бурлила в крепком теле, и укоротить её было невозможно. Вот только неудачлив был Василий. Вечно попадал в передряги.

Так и выходило: хотел помочь, а получалось, что лишь хуже делал. Просили дров нарубить ? гору наделает, да покажется, что мало. В итоге срубит растущую во дворе берёзу, а та упадет и крышу проломит. Скажут печь натопить ? не пожадничает, вся изба в дыму стоять будет. Кошку достать с дерева попросят ? прибьёт ненароком. Местные уже знали, что лучше с Василием не связываться и обходили его стороной. А богатырь чах и грустнел. Уж очень хотел он полезным быть.

Так и отбивал удручённо мысом громадного сапога траву у порога, пока не прослыхал про трехглавую говорящую ящерицу в соседнем королевстве. Красавица-царевна, ровно, как и полцарства Васю не интересовали, а вот шанс потягаться с дивом заморским… разве может быть что-то лучше? Радостный царь, довольный бескорыстными помыслами, благословил его и помахал на прощание. Никите Кожемяке ничего не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть и снарядить ученика в путешествие опасное.