Шпионы иностранных разведок. Сборник рассказов

– А письмо?

– А что письмо? – Марина хмыкнула, – порвем и выкинем.

Кузин лег спать успокоенный, но среди ночи неожиданно проснулся. Мать теперь на него точно обидится, как есть обидится, и сбудется его худшее опасение, что умрет, не простив его. А с другой стороны, как отобрать у Марины сумку он представить себе не мог. Разве что, если его все-таки одобрят для командировки в ГДР, он попробует купить нечто подобное там, ну если там такое продают, тогда может быть, как-то…. С этими мыслями он немного успокоенный, заснул.

Судьба Клавы

Клава была в семье третьим ребенком, как раз ровно посерёдке: Зинка и Верка – старшие, Иван и Васька – младшие, а Клава – одна одинешенька. Батя их как пропал однажды так больше и не появился. Мужики из их деревни ездили в Москву на отхожий промысел, возвращаясь раз в год проведать жен. В тот год вернулись все, а батя – нет. Куда делся никто мамаше их так и не признался, даже дядька Семен, ее родной брат. Стоял, мялся, в глаза не смотрел:

– Ты, это, Мария, не жди его, – вот и весь сказ.

Мать их была баба сильная и крепкая, даже плакать не стала. Пропал – значит пропал, а раз ждать нечего то и оставаться в деревне смысла нет. Собрала детей и поехала в Москву. Пошла в дворники, спасибо советской власти, что теперь равенство у нас. Зинку сразу в прислуги отдала богачу одному, семнадцать лет корове, пускай работает, а через год и Верку к доктору пристроила. Сыновья в школу пошли, а вот что с Клавой было делать – непонятно. Вроде как по всему надо и Клаву в школу отдавать, да только обидно, сильная она, кряжистая, в нее, в мать, не то, что старшие – субтильные как их отец. Ладно, пока пускай поучится немного, а потом и ее в люди пристроит. Клава прибегала из школы, готовила на четверых обед, сестры столовались у хозяев, там и жили, приходя в гости только в выходной – в воскресенье. Потом стирала, мыла, убирала, помогала младшим с уроками, хотя сама только год как в нормальной школе училась, потому что ну какая в деревне школа, одно название. Мать же, убрав вверенный ей двор, шла зарабатывать по жильцам: мыла окна и полы, потому приходила домой уставшая и злая. Била Клаву, часто за дело, а иногда и просто так. Оттого Клава взяла и сбежала. На фабрику.

– Бойкая девочка, – сказал о ней мастер, когда Клаву за неделю перевели из учеников в работницы. Мастер был старый, можно сказать старорежимный, оттого и назвал ее «девочка». Клава вспыхнула, какая она девочка, да у их в деревне уже замуж могут такую выдать, но смолчала, потому что тут Москва, а не деревня.

Поселилась она тут же, в бараке при фабрике, отдыхала теперь от домашних забот, стала сама себе хозяйкой. К матери явилась первый раз только через месяц, как раз на Покрову, думала, раз церковный праздник, мать бить не станет. Но то ли теперь праздники были не такие важные, то ли мать в бога верить передумала, а отходила она Клаву будь здоров – все тело потом было в сизых полосках от Васькиного ремня из школьной формы. Но потом простила, потому что Клава пришла не с пустыми руками, а с первой получки купила всем подарки: парням – карандаши, старшим сестрам – конфеты, а матери – статуэтку балерины. Зачем материи ее такой подарок, Клава и не подумала, такое же на комоды ставят, а у матери и комода в дворницкой нет, но удивительное дело, той подарок понравился, и она, завернув нежную фарфоровую балерину в газету, спрятала подальше, чтобы пацаны не разбили.