Тайна Мёртвого Озера

Самая большая была с майского жука, остальные – не больше первой, видно страх не позволил им вырасти чуть побольше. Они жались к Метге, словно ища у неё защиты.

Девочка протянула им нить. Капурёхи повеселели. Метте "загудела" песню, капурёхи полетели от стены к стене, как живые коклюшки. Компас и шар светились красным, яростным светом. Белые нити ложились на стены и потолок и буквально втягивались в трещины. Нити вибрировали, словно кто-то пытался спутать их и порвать, но капурёшки держали их крепко и упрямо клали "штопку".

Наконец, нити кончились. Да и ребята выбились из сил.

Увы, ничего не произошло. Да и чего можно было ожидать? Здесь, в самом гнезде Эмиссара?

– Я ещё попробую. Только отдохну чуть-чуть, и снова возьмусь за дело.

Метте достала припасённую шерсть, и тут вдруг откуда-то потянуло сквозняком. Огонёк заметался, кинулся к двери и, ярко вспыхнув, погас. Зато дверь, до сей поры запертая на секретные замки, щеколды и запоры, запечатанная страшным эмиссаровым заклятием, заскрипела и приотворилась. За дверью не было ни души. Только по стене, спеша забиться в щели, расползались рыжие усатые букашки.

– Куда теперь? Где здесь выход?

– А компас нам на что? Вперёд!

Скрипучая дверь. – Комната с узкими пыльными окнами сплошь заставленная тёмными шкафами. – Ещё одна дверь. – Мрачный коридор. – Зал с прокопчёнными сводами, стены увешаны линялыми гобеленами и звериными шкурами. – Снова коридор. – Что-то вроде прихожей. – И, наконец, тяжёлая, обитая чёрной кожей входная дверь. Дверь на волю.

И тут дверь распахнулась. На пороге, ухмыляясь, стоял Эмиссар.

– Куда вы так торопитесь, птенчики мои ненаглядные?

Он шёл прямо на них, и ребята, невольно, отступали. Через прихожую в коридор. Через зал. Через комнату со шкафами. Опомнились они лишь в чулане.

Эмиссар оглядел комнату. – Ах, так здесь поработала пряха? Ну что ж, сейчас поглядим, чьи нити крепче!

С этими словами он бухнулся на карачки и стал раздуваться, раздуваться, раздуваться. Изо рта, с металлическим щелчком, вылезли страшные жвала, руки и ноги словно усохли, вытянулись и превратились в паучьи лапы. На концах этих жутких лап торчали крючья вроде абордажных. Всё тело, похожее теперь на грязный бурдюк, покрылось клочковатой рыжей шерстью и бородавками. Четыре самые огромные бородавки лопнули, и оттуда полезли покрытые шипами конечности. Колдун на глазах превращался в гигантского омерзительного паука. Из его раздутого брюха потянулись толстые серые нити, паутина словно сама собой разрасталась, грозя заполонить всё вокруг.

– Ну что, мои хорошие, удалось вам одолеть Эмиссара? – Этот голос, этот размеренный и свистящий шёпот обволакивал разум и душу. – Спать!.. Спать!.. Спать!.. Забыть обо всём! У вас нет никаких желаний! У вас нет своей воли! Дыхание ваше всё реже, биение сердца всё слабей. Вот пропущен один удар… Вот ещё один сбился с ритма…

Зачем сопротивляться, если вы всё равно обречены? Насколько проще покориться и спать-спать – спать… Забыть свой дом… Забыть своих близких… Забыть свои имена… Вот они уже расползлись нитями и исчезли в небытии… Так гаснет пламя свечи, когда его задувают.

Кто вы такие, чтобы сопротивляться воле Эмиссара, воле Нихеля?..

И всё, что шептал этот голос было так убедительно, что нельзя было не согласиться с каждым словом.

Только защитная сила оберегов не дала этому напору сломить ребят.

Хуже всех пришлось Гийому. Сознание его, ощущение своего «я» словно раздвоилось. Один Гийом даже не покорно, а с радостным восторгом принимал слова шепчущего, готов был ради этих слов отречься от самого себя, плакать, кричать, умолять о чём-то. Другой же Гийом, слабый и далёкий всё ещё пытался бороться. Но он уходил, уходил безвозвратно в чёрную глубину! ..

И лишь на миг, на единый миг его вынесло из этой гасящей сознание глубины, вынесло волной ярости и гнева… – Я не должен позволить этой твари взять верх над собой!

Сосредоточиться! Главное – сосредоточиться. Вспомнить, чему учила меня Элис!

Невероятным усилием воли Гийом унял бивший его озноб. Одеревеневшие ладони не хотели слушаться. И всё же он сомкнул их и тотчас резко раскрыл не разнимая рук. Там, внутри, словно в створках раковины, мерцал крохотный огненный язычок. И в тот же миг стих шепчущий голос.

Огонёк креп, набирал силу. Пламя всё разгоралось, пока свет его не достиг какой-то уж совсем нестерпимой яркости.

И тогда Гийом выкрикнул заветные затверженные слова. Пламя с грозным гулом вырвалось из рук и перекинулось на паутину.

Паутина вспыхнула разом. Липкие нити обуглились и рассыпались. Паук, потеряв всю свою наглую уверенность, заметался из угла в угол. Внезапно он весь сморщился, словно перезревший гриб пороховик, и лопнул. Чёрный дым завертелся над тем местом, где он только что стоял. Затем втянулся к трещину на стене и исчез.

Глава 18. Котёнок.

Почти под утро дети, вымотанные до предела, добрели до дядюшкиного особнячка. Мартин и Элина всю ночь не сомкнули глаз.

– Живы! Ну слава Богу!

– Что случилось? Мы уж не знали, что и думать!

Но на все расспросы ребята отвечали одно: – "заплутали в незнакомом городе".

– Так что же вы, идолы бестолковые, дорогу у людей не могли спросить? Где вас носило? – В каменоломнях? В гавани? У маяка? Что вы молчите? Всё, наше терпение лопнуло! Утром гружу всех на телегу и домой, в Залесье, пусть Юстас с вами разбирается! Совести у вас нет! Господи, чего мы только не передумали за эту ночь! Какие только ужасы в голову не лезли!

Устроить бы вам хорошую порку, чтоб ни сесть, ни встать не могли!

Но увидев измученные рожи ребят, ввалившиеся тоскливые глаза, обмётанные серой коркой губы, взрослые решили ограничиться домашним арестом. – Завтра из дома ни на шаг! Слышите? Надо бы наказать посущественней, ну да пусть с вами разбираются родители!

– Нам бы к Йошке хоть на минутку!

– Обойдётся без вас Йошка! И разговаривать с вами тоже никто не будет. И за стол чтоб не смели опаздывать! Раньше, чем приедут ваши родители, никаких извинений от вас мы не принимаем! Всё. Идите мыться и есть!

А к вечеру Мартин совершенно забыл, что ребята наказаны, и за столом первые его слова были обращены к ним: – Ну, разбойные души, признавайтесь, где ещё набедокурить успели?

И дальше уже ко всем домочадцам: – А у нас во дворце небольшая неприятность – пропал куда-то любимец королевы, белоснежный красавец Митусь. Надоело, видно, ему на шёлковой подушке лежать, решил собственным носом мир обнюхать, собственными лапами исходить. Да не тут-то было – велено беглеца вернуть, вновь на шёлковую подушку усадить. Кинулись туда, кинулись сюда, весь дворец обыскали – от подпола до крыши – нигде его нет. Он, конечно, найдётся, куда бедному зверю деться, если за ним столько народу охотится, но суеты вокруг, будто что-то серьёзное случилось.

Ребята молча переглянулись.

И тут Метте прошептала, словно ни к кому не обращаясь: – Я подобрала котёнка.

– Какого котёнка? – не поняла Элина. – Я ведь ясно сказала: "Ни шагу за порог!"

– Я никуда и не ходила. Просто, подлетела капурёшка и позвала за собой. Довела до самых ворот. Я хотела повернуть назад, вдруг слышу – кто-то пищит. Я туда, а там прямо на булыжниках лежит махонький котёнок – вот такусенький… Не оставлять же беспомощного малыша на мостовой.

– Всех котят не подберёшь.

– Я не всех, я только одного. Я хотела его взять с собой, в деревню, но теперь понимаю, что должна отдать его королеве.

– Девочка, ты понимаешь, что говоришь? Во-первых, кто ты такая, чтобы идти к королеве и делать ей подарки? Во-вторых, как-нибудь королева обойдётся без твоего заморыша – найдётся её кот. А захочется ей завести котёнка, есть во дворце куча слуг, есть министры, которые достанут ей самого дорогого, самого роскошного, самого пушистого, с родословной на невесть сколько колен. В-третьих, кто тебя во дворец пустит?

– Всё это я знаю.

– А если знаешь, что же городишь ерунду? И потом, как же ты не понимаешь таких простых вещей – это башмаки можно заменить. Платье. А любимое существо, даже если это всего-навсего кошка, – одно. Единственное. И его никем не заменишь.

– Всё так. Но, тётя Элина, Митусь не вернётся. Я это знаю. Никогда не вернётся.

– С чего ты это взяла?

– Кот был её защитой и его… Его просто… Его просто убили.