Воспоминания о юности

Вика вытерла глаза и посмотрела в конец платформы, где стояла Ирма (даже ехать в одном вагоне с Викой не захотела, а ведь дружили когда-то) – яркая, как бабочка. Или как стрекоза. «Попрыгунья–стрекоза лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима катит в глаза» – некстати вспомнилось Вике. Это ей, Вике, зима катит в глаза, и негде укрыться! А Ирма всегда будет «в шоколаде», под крылышком всесильного Сережи, для нее зима никогда не наступит.

Эта встреча причинила впечатлительной Вике такую боль, что неудача с работой отодвинулась на второй план. Ирма права: Москва большая, и работу она найдет. А вот подругу – потеряла навсегда. Вике вспомнился институт, и как все ее ругали за дружбу с Ирмой. Наверное, они были правы, они увидели в Ирме что-то, чего не смогла разглядеть Вика. Говорят, любовь слепа. А Вика любила Ирму: иначе дружить она не умела.

Дома вкусно пахло жареной картошкой – мама ждала ее к ужину. – Ну, как съездила, дочка, удачно? Нашла что-нибудь подходящее?

– Знаешь, мама, – невпопад ответила Вика, – я сегодня подругу встретила. То есть потеряла…

– Что-то я тебя не пойму. Садись, кушай, пока горячая…

Вика и сама не поняла до конца, что случилось с ней сегодня – и перевернуло ее душу. Знала одно: с Ирмой они больше не увидятся. И долго лежала без сна, глядя в черную ночь за окном. Как назло, лезли в бедную Викину голову воспоминания, которых она сегодня – не хотела. А они все равно оживали в памяти, сменяясь одно другим, и от них в сердце становилось светло и по-детски радостно, словно там, внутри, резвился солнечный зайчик…

Часть 3. Младшая группа

…На втором курсе их «младшая группа», как прозвали вчерашних школьников «старшие товарищи» (прозванные так в отместку вчерашними школьниками), незаметно сдружилась и общалась только между собой. Судите сами – у старшей части факультета почти у всех были семьи, дети… Некоторые успели уже развестись. Только и разговоров, как дочка в первый класс пошла, какие муж на Восьмое Марта духи подарил и как свекровь завидовала, как на даче огурцы не хотят расти, а кабачки, наоборот, растут…

В «младшей группе» разговоры были намного интересней: обсуждались книги, фильмы, спектакли, и отдельной статьей – преподаватели. Лингвиста Парфенова обожали и называли «душка Парфенов». В американиста Иващенко (он читал курс современной американской литературы) влюбилась вся группа, смущала только смешная фамилия, хоть бы он ее сменил! Декана факультета Валгину, читавшую им второй год курс современного русского языка, любили и боялись: на экзаменах она свирепствовала, гоняла их по всей программе, игнорируя экзаменационные билеты (впрочем, двоек никогда не ставила). А знаменитого Урнова – доктора наук, который на первом курсе читал философию, а на втором – историю философии, ненавидели за занудство и мелочные придирки.

Студенты вечернего факультета приходили в институт уставшими, после восьмичасового рабочего дня, и на лекциях у них слипались глаза. Урнов был к таким безжалостен, гневно вопрошая на весь зал: «Вы спать сюда пришли?! Так отправляйтесь домой!» – и выгонял студентов из зала.

На лекциях Урнова, действительно, хотелось спать: читал знаменитый профессор скучно и сухо, не утруждая себя контактом с аудиторией. Студенты мстили всеми возможными способами. На деревянной спинке кресла кто-то нацарапал гвоздиком шутливое «воззвание», красиво выполненное стилизованным старославянским шрифтом: «Студент! Уснув на лекции – да не восхрапи, ибовосхрапев, потревожишь сон ближнего своего». «Перл» прочитал Урнов – и побагровел от злости. А преподаватель древнерусской литературы был, напротив, польщен: «Вижу, не пошли мои лекции прахом! Стилем сей писатель владеет мастерски, да и шрифт художественный… Похвально!

На втором курсе в «младшей группе» случилось событие: вышла замуж Олечка Еремина, теперь она стала – Борисовой. Свадьба была в декабре. «Младшая группа» явилась в полном составе, исключая Ирму. От нее молодым принесли (через службу доставки) корзину с живыми цикламенами – словно из сказки «Двенадцать месяцев»! Цикламены росли прямо из земли, сказочно красивые. У корзинки была красиво изогнутая ручка, перевитая белой шелковой лентой. Внутри обнаружилась открытка. Ирма поздравляла молодых с днем свадьбы и желала им счастливой семейной жизни. Не пришла. А ведь обещала, и Сережу обещала привести.

Олечкиного мужа лицезрели, что называется, публично. Ирминого Сережу так никто и не видел. Даже Вика. А с Олечкой вышел курьез: когда преподаватель выкликал фамилии студентов, отмечая в журнале посещаемости, Олечка каждый раз забывала, что она Борисова, и ее приходилось вызывать по нескольку раз. В конце концов профессор нашел выход. «Борисова, в девичестве Еремина!» – объявлял он под общий смех.

В остальном в «младшей группе» никаких изменений не произошло, все по-прежнему работали младшими редакторами, корректорами и машинистками. Одна Ирма стремительно шагала вверх по служебной лестнице, с удовольствием рассказывая однокурсницам: «Я теперь заведую редакцией. Правда, журнал небольшой, и тираж маленький, но мне нравится». Ирма отвечала за подготовку номера к печати, следила за тематикой и своевременной подготовкой материала.

– Так ты сама не редактируешь? – расспрашивали Ирму.

– А зачем? Я и на работу не каждый день хожу. У меня два редактора в подчинении, это их работа. А мне платят за другое.

– Сколько? – и Ирма озвучивала цифру, которая девчонкам и не снилась…

Ее вежливо слушали и не перебивали. С Викой разговаривали по-другому: «Дурочка! Она же тебя использует, ей просто удобно с тобой, живете в одном доме, вот она и притворяется подругой! Ей на тебя наплевать, как на всех. А ты, глупая, веришь ей! Ты что, не понимаешь, как она карьеру делает? Сережа ее начальник, она спит с ним, вот и должность зав. редакцией в постели заработала. Потому он и не женится на ней!» – втолковывали Вике.

Вика отмалчивалась. У нее было свое мнение, и менять его она не собиралась. «Все неправда! Девчонки от зависти на нее наговаривают, а Сережа ее любит, должен же хоть кто-то ее любить!» – думала Вика. И продолжала дружить с Ирмой, с которой они были не разлей вода.

Они с удовольствием проводили время вдвоем, а зимой часто ездили на каток «Дружба» на Воробьевых Горах (которые тогда назывались Ленинскими) Билеты были дорогие, каток работал с восемнадцати до двадцати двух, они катались четыре часа подряд, чтобы, как говорила Ирма, оправдать расходы. Домой возвращались на деревянных от холода ногах, шатаясь от усталости (впрочем, шаталась только Вика), накатавшись до поросячьего визга… Удивляло Вику одно: все праздники Ирма проводила с ней, не вспоминая о своем Сереже. На расспросы отвечала односложно: «Сережа занят, он сегодня не может». Вику это устраивало. После окончания института они встречались редко, а когда Вика с мамой перебрались в Подмосковье, совсем перестали видеться.

Так уж сложилась жизнь, а в жизни все когда-нибудь кончается. Вот и юность кончилась, а вместе с ней – дружба, которую им приходилось скрывать от всех и без которой, Вика знала точно, не было бы – этих дорогих сердцу светлых воспоминаний, каждый раз вызывающих улыбку.

Так уж вышло, что ни одна из подруг не смогла заменить ей Ирму. Об их последней встрече она старалась не вспоминать, а дружба помнилась, не забывалась, и Вика никогда бы не согласилась – забыть. И вот ей попалось в руки это пенсионное дело, не иначе, черт под локоть толкнул! Беспощадная правда обрушилась на Вику, и ей непонятно было, кто прав, кто виноват… А впрочем, поздно пить боржоми, ведь все уже случилось. Вот сейчас она узнает тайну Ирмы, одна – из всего факультета!

Она никому не скажет. Да и кому говорить? Ирмы с ней больше нет. Так уж вышло. Для Вики она навсегда осталась самой лучшей, любимой подругой. А другие Вике не нужны. Так уж вышло.

Заявление о назначении пенсии:

Петерсон Ирма Генриховна.

Адрес: ул. Северная, дом 12, кв.335.

Дата рождения: 01.01.1951.

Прошу назначить пенсию по случаю потери кормильца на ребенка

Косова Константина Сергеевича, 12.05.1986 года рождения.

Кормилец: Косов Сергей Рудольфович.

Число иждивенцев кормильца: 2.

– сын Косов Константин Сергеевич 1986 года рождения,

– дочь Косова Ирина Сергеевна 1941 года рождения.

В настоящее время работаю, с 1970 года в издательстве «Наука» старшим редактором.

Перечень представленных документов:

1.Паспорт (копия).

2. Свидетельство о рождении ребенка (копия).

3. Свидетельств об установлении отцовства (копия).

4. Свидетельство о смерти (копия).

Вика почувствовала себя гончей, напавшей на след. Графа «семейное положение» в паспорте пустая. Но ребенок-то Сережин! А Сережа умер – дошло наконец до Вики. Она листала пожелтевшие страницы архивного дела, и на душе у нее было тяжело как никогда…

Свидетельство о рождении: Петерсон Константин Сергеевич родился 12.05.1986. Мать – Петерсон Ирма Генриховна. Отец – (прочерк)

Свидетельство об установлении отцовства:

Косов Сергей Рудольфович, 05.03.1918 года рождения, признан отцом ребенка… родившегося в 1986 году у Петерсон Ирмы Генриховны… О чем составлена запись… с присвоением ребенку фамилии Косов.

Свидетельство о смерти: Косов Сергей Рудольфович, 1918 года рождения, умер 10.07.1994. в возрасте 76 лет.

Значит, Сережа на ней так и не женился, лихорадочно соображала Вика. И не потому, что этого не желала Ирма, а потому, что у него была семья. И дочь, на десять лет старше Ирмы… «Стаж кормильца на день смерти 53 года» – прочитала Вика. Солидно… Вика полистала трудовую книжку «кормильца».

Записей было немного: «До поступления на работу учился на филфаке МГУ, трудового стажа не имел. Принят в издательство «Наука» в 1941 году. Уволен в 1994 году в связи со смертью». Философ! – разозлилась Вика. Иметь любовницу на десять лет моложе дочери – это не каждому философу по силам! – пришла к заключению Вика. – И работал на восьмом десятке, старый черт, пока его из издательства в гробу не вынесли.

Но Ирма-то какова! Пять лет врала! Мы с Сережей, мой Сережа… А Сережа старше ее отца! И старше Ирмы на тридцать с лишним лет! Занимал солидную должность, и Ирму устроил редактором еще до поступления в вуз. И в институт направление выхлопотал – любовнице (Вику передернуло – слово-то какое мерзкое, особенно при разнице в тридцать три года), и ее приняли по блату, вне конкурса. И в издательстве она, наверное, была на особом счету, запоздало поняла Вика. Работала, как писательская внучка Аллочка. Но тро-онуть ее не моги-и, – пропела Вика куплет из «Республики ШКИД».

Вечно ей лезет в голову бог знает что. Вот – на Ирму накинулась. А ведь дружили! Ирма, подружка моя, – с горечью думала Вика. – Как ты могла жить с человеком, который годился тебе в отцы… Как же ты могла!

Ирма улыбалась ей с фотографии знакомой улыбкой – и молчала. Вике некстати вспомнился анекдот: что может быть страшней фотографии в паспорте? – только ее ксерокопия! К Ирме анекдот отношения не имел: она была красивой даже на ксерокопии. Большие – в пол-лица – глаза, гордо поднятый подбородок, тонкое полудетское лицо, длинные русалочьи волосы… Улыбается – даже в паспорте. А взгляд жесткий, без улыбки. Как же она не разглядела в ней тогда, в институтские годы, этот трезвый холодный расчет!

В далеком 1970 году пришла в издательство девятнадцатилетняя девушка – после окончания школы. (Читать-писать умела, арифметику знала, об остальном имела смутное представление, как говорила Ирма). И ее, с четверкой по русскому в школьном аттестате, приняли…младшим редактором! А через два года перевели на должность редактора. (Вика стала редактором лишь после окончания вуза, да и то не сразу… Ведь у нее не было покровителя, как у Ирмы, да она и не смогла бы).