Держите огонь зажженным

– А ты меня убедил, – повеселевшим голосом сообщил Басир. Лица его Петр не видел – напарник стоял спиной к окну, против света. – Но если я пойму, что ты действуешь нам во вред, я имею в виду Ираку, то участь твоя будет решена. Говорю прямо, так как считаю тебя своим другом. И буду помогать по мере сил. Я понимаю, что ты станешь действовать и еще в чьих-то интересах. Ведь речь идет о Сирии? – Он помолчал, но не дождался ответа. – Однако, обдумывая свои планы, не забывай приоритеты.

– Ты переменчивее погоды в Басре, – хмыкнул Петр, хотя на душе кошки скребли. – А мне что утонуть, что захлебнуться. Вот ты не терпишь курдов, а между тем именно на них приходится сейчас основной удар. Киркук – заветная нефтяная сокровищница. Согласись, пусть она лучше будет у курдов, которые за нефть хоть что-то в казну отдают, чем у игиловцев. Надо, чтобы курды отстояли Киркук.

– А ты что, джинн? Возникнешь из воздуха и спасешь их? Талабани поможет своим и без нас. Они же в 2003 году подсуетились, подмяли Киркук на пару с Барзани…

– Талабани слаб… Он стар и болен. Он еще в 2009 хотел уйти, но его переизбрали. Два года назад, по слухам, Талабани хватил инсульт. После ухода американцев общество раздроблено и в смятении. Не буду скрывать, я планирую в ближайшее время съездить в Эрбиль.

– Вот зачем тебе Зарифа! – Басир потер шрам на тыльной стороне ладони. – Я поеду с тобой.

– Да я не против, но цирюльню на кого оставим? Сейчас в городе неспокойно. Как бы не разграбили.

– Шувана можно оставить. С этим он точно справится.

– Но в Эрбиле, если тебя кто-то узнает или пронюхают, кем ты был… Прикончат и меня заодно.

– Пойду я, – кивнул он, не прореагировав на последнюю реплику, пожал руку Кабиру и похлопал его по плечу. – Сегодня еще пара клиентов будет.

– Чуть не забыл. Завтра Али зайдет. Если я просплю, справишься с его шевелюрой? И покорми.

– Слушаюсь, Салим-сайид! – он «щелкнул» босыми пятками и пошел в коридор обуваться. – Ты выспись, – снисходительно разрешил он от двери. – Все-таки у тебя молодая жена…

– Женитьба – это радость на месяц и печаль на всю жизнь, – отшутился Петр.

Он выпроводил напарника и прислонился к двери совершенно обессиленный.

– Поляк, что происходит?!

Горюнов вздрогнул и посмотрел на Зару. Как он и предполагал, она вооружилась ТТ.

– Не поняла всего, о чем вы говорили. Но как ты ухитрился перевести стрелки? Я уже решила, что он убьет нас обоих.

– Как видишь, мы еще живы. Однако вполне может быть, что это ненадолго. Я не верю ни одному его слову, как и он моим.

– А мне показалось, что ты его здорово надурил, – дернула плечиком Зара. – Будешь доедать или убрать? Что ты отмахиваешься?..

Он скрылся в ванной и стал ожесточенно умываться теплой солоноватой водой. Опершись о раковину, взглянул на свое лицо в каплях воды. Но вряд ли что-то там увидел. Взгляд его был отрешенный.

Уже минут через десять он вышел из дома, и, не обнаружив наблюдения, по теневой стороне дошел до угла улицы, где находилось небольшое кафе.

– Ахмед, ас-саляму алейка. Как поживаешь? – обратился Петр к хозяину, стоявшему за массивной стойкой из желтоватого камня. В душном помещении при отсутствии посетителей тот откровенно скучал.

– Алейкуму с-салям, Кабир. Что не заходишь? Небось позвонить пришел? Нет чтобы посидеть, поиграть в нарды или карты. – Ахмед достал из-под стойки большой черный телефон, старый, с вращающимся диском, и поставил перед Петром.

– Дела. Все некогда. Налей-ка мне шенины[26 - Шенина – кислое молоко, разбавленное водой, с солью от обезвоживания в жару]. – Он положил несколько динаров рядом с телефоном, и Ахмед, оживившись, ушел за напитком.

– Госпиталь? – спросил в трубку Петр. – Доктор Ваджи? – После паузы он продолжил: – Я бы хотел к вам завтра попасть. В девять? Прекрасно.

Абдуззахир Ваджи аль-Мусаиб – хирург госпиталя в Эль-Казимии. Горюнов завербовал его в первые дни вторжения коалиционных войск в Багдад.

Второй связной из Центра в своих отчетах был абсолютно прав, утверждая, что Энлиль в превосходной форме и набирает обороты. В те страшные дни вербовка шла как нельзя бойко, смятение у людей зашкаливало, они цеплялись за малейшие шансы на спасение – деньги и еду.

Когда Петр восстановил связь с Центром в то смутное время, то получил и деньги, и продукты…

…Возвращаясь домой, Петр прошел мимо уличного менялы денег. Такие кубы-прилавки с прозрачным верхом стояли на многих улицах Багдада. Внутри лежали стопки долларов, риалов Ирана и Саудовской Аравии, иракских динаров. Петр обменял пятьдесят долларов на пятьдесят пять тысяч иракских динаров. Инфляция зашкаливала.

Услугами менял он пользовался крайне редко и всегда в разных районах города, особенно во времена присутствия здесь американцев. Он справедливо опасался, что менялы под контролем, а то и некоторые из них являются агентами.

Вечером, когда стемнело, Багдад осветился не полностью. Во многих районах не работали подстанции. Петр тоже зажег пару стеариновых свечей, чтобы не сидеть в кромешной темноте.

Зара, забившись в угол тахты, смотрела оттуда на недвижимое пламя свечи и напевала что-то заунывное, завораживающее.

Петр стоял на балконе и слышал ее пение. Прислонился к теплой стене и смотрел на Тигр, видневшийся отсюда.

Он думал о Саддаме. Порой испытывал мучительную досаду и даже жалость по отношению к нему. Знал, что когда убивали его сыновей Удея и Кусея, то сын Кусея, тринадцатилетний Мустафа, в Мосуле сражался дольше всех, когда дом, где они находились, заблокировали оккупанты. Дядя и отец погибли, а он бился с врагами…

Буквально накануне вторжения Саддам был в России. Он, очевидно, ждал помощи, проводил параллели с Чечней в которой тогда еще было неспокойно. Рассказал, что Дудаев в свою бытность президентом Чечни, приезжал к нему и предлагал урегулировать отношения Ирака с Израилем и США. Дудаев бравировал своими связями, а Саддам понимал, что развязывание чеченских войн середины и конца 90-х организовали США. Он сравнивал ситуацию на Северном Кавказе с курдским вопросом, терзавшим Ирак.

Саддам спрашивал, почему Россия не продает Ираку оборонительное оружие, что не противоречило уставу ООН. Хусейн убеждал: «Ирак – одна из немногих стран, способных платить в полном объеме за поставки современного оружия… Даже Франция в годы войны с Ираном предоставила нам в аренду боевые самолеты против морских целей. Французы, видимо, посчитали, что их национальные интересы требуют этого… У России совсем иные интересы в нашем регионе, нежели у США. Мы это понимаем. А Россия это понимает?»

Это прозвучало как глас вопиющего в пустыне. Но Россия тогда была еще слишком слаба, чтобы ввязываться по-серьезному. И дальше разговоров дело не пошло.

– Зара, не рви ты душу, ложись спать, – попросил Петр, не заглядывая в комнату.

Пение оборвалось. Свеча погасла. Он лег на тонкий матрас на балконе. Пахло бензином и рекой. Звезды подмигивали, вечные и бессмысленные…

Приснился школьный двор около родительского дома в Твери. Маленькое футбольное поле. Вместо травы летом там пыль и мелкие камешки, а сейчас поле покрывала, как непрозрачный, белый блестящий целлофан, корка весеннего льда, отполированного дневными оттепелями и ночными заморозками. Петр стоял в центре поля и не знал, как здесь можно играть. Он ощущал себя мальчишкой, беспомощным и растерянным. Вдруг, обернувшись, увидел Мура, подпиравшего стойку ворот, ржавую трубу, сваренную буквой «П» и без сетки.

Сабиров улыбался снисходительно, словно знал наверняка, как играть на льду.

Горюнов же не мог и шагу сделать.

– Как ты выбрался? – крикнул Петр.

– Надо лететь, – серьезно посоветовал Мур. – Ты разве не умеешь?

Горюнов покачал головой. Он уже думал о другом. Знал, что у него есть водительские права, хотя он и мальчишка. Но как же добраться в Эрбиль? Ему не поверят, что это его права…

– Какая чушь! – Петр открыл глаза, осознавая, где находится, и радуясь, что не придется ни летать, ни доказывать право на вождение машины.

* * *

Абдуззахир только что прооперировал очередного больного. Из операционной вышел в длинном светло-зеленом халате, или, вернее, балахоне. Здесь словно время остановилось, и госпиталь выглядел довольно обшарпанным, пустоватым, а униформа врачей – старомодной. При Саддаме в больницы закупалось много современного оборудования настолько высокого уровня, что не всегда находились специалисты, чтобы его обслуживать. А во времена оккупации что не разбомбили, то разграбили.

Также вывезли из Ирака более ста тысяч исторических ценностей, две трети из которых попали в США.

– Проходи, – кивнул на дверь своего кабинета Ваджи, заходя следом. – Помоги. – Он повернулся к Петру спиной. Тот развязал тесемки, фиксирующие халат хирурга. Абдуззахир остался в зеленой куртке и белых штанах. Снял шапочку, продемонстрировав лысеющую голову с остатками вьющихся волос на затылке и над ушами. Длинный тонкий нос едва ли не лежал на верхней губе. Худое продолговатое лицо украшали разве что глаза, крупные, влажные и сочувствующие.

– Он сейчас придет. – Ваджи отер лоб вафельным полотенцем и подступился к странноватой кофе-машине, громоздкой и шумной. – Кофе будешь?.. Что ты смеешься? – Он обернулся с улыбкой, готовый поддержать шутку.