Домовой на страже закона

«Степанида!» – мелькнула ужасная мысль, и домовой, не понимая, что мышка вполне могла убежать подальше от пожара, ринулся в самое пекло. Застило глаза, рот наполнился едкой горечью. Над головой с шумом мелькнуло огромное зелёное полотно, расписанное черными чешуйчатыми узорами. Что это было – домовой не понял, но почувствовал мощный удар под дых и отлетел на добрый десяток метров от избы. Ошеломлённый, он свалился у пересохшего колодца и провалился в вязкую тьму.

Очнулся он, когдв Степанида вытирала влажным платочком его закопчённые щёки.

– Ой, беда-беда, горюшко великое. Не углядели… – шептала мышка, – я думала, что ничего плохого не случится! Прости, голубь мой. К дому машина приехала. Витя Плотников, внучок наш. С ним девушка была, красивая такая. Цыганистая. И друзья. Сначала водку пили, потом драка началась. Я из дома выскочила, тебя позвать. Но до Мокрого Камня не добежала. Слышу – крик нечеловеческий. Я назад метнулась да поздно.

– Что увидела? – хрипло спросил Борода, усаживаясь и опираясь спиной о сруб колодца.

– Ты мне не поверишь.

– Говори.

– Я видела огромного крылатого змея. Он взлетел вверх и дохнул на избу. Она сразу загорелась, – по мордочке Степаниды бежали крупные слёзы. Я испугалась и спряталась между корнями нашей рябинки…

–Много сказок читала, почудилось тебе.

– Век не забуду, как испугалась.

– А люди куда делись?

– Они в машину попрыгали и уехали.

– А Витя?

Мышь промолчала, закусив зубками длинный хвост. Было понятно, что Витя остался в избе.

Вскоре вокруг горящего дома забегали соседки. Домовой не ожидал такой прыти ни от бабки Лукерьи, ни от бабки Олёны. Деловитая тётка Христина побежала дальней тропой на асфальтовую дорогу, чтобы выкликать подмогу. Конечно, было ясно, что избу уже не спасти, но стоять без дела Христина не могла. Бабки вытирали слёзы, не имея сил принести воды с Калиновки. Да и что парой ведёр можно сделать?

Домовой выл. Вместе с избой сгорела его прошлая жизнь. Всё, что было нажито: воспоминания, радости и горести. Старая койка, люлька для ребёнка на чердаке дома, книги и газеты, лавки и сундуки, иконы и лампадка. С диким грохотом обрушилась матица, державшая потолок. Рухнула кровля с коньком. Старушки метнулись к лесу, спрятались за соснами. Долго стояли, потом разбрелись по избам, только бабка Лукерья до рассвета сидела на поваленном дереве.

Утро не рассеяло дыма. От избы остались только две обуглившиеся стены, да и те держались непонятно на чём. Закопчённые брёвна были ещё горячи и трещали, словно валежник в костре. Посреди пожарища торчала русская печь. Когда-то она была вместилищем уюта, воплощением тепла и добра. А теперь… Домовой пригляделся и в ужасе закусил кончик длинной бороды. Из устья вместо дров торчали обгорелые человеческие ноги в кроссовках.

– Не смотри туда милушка, – шептал Борода, пряча мышь за пазуху, под бороду, но та неугомонно крутилась в его ладони.

Изуродованную печь, ставшую для кого-то могилой, увидела и Лукерья. Она истошно завопила:

– Да как же так! Да что ж такое делается!

Некому было успокоить старуху, упавшую на колени перед пепелищем, да так и простоявшую точно в молитве перед образами, пока не приехала подмога. Зашумел лес. Домовой услышал фырчанье автомобильных моторов. Из-за деревьев показалась огромная красная машина с лестницей наверху и бочкой-прицепом позади. Следом ехал жёлтый «жигулёнок». Выскочившие из огромной машины мужчины в оранжевых комбинезонах бросились к старушке. Но когда они убедились, что бабка Лукерья жива и не пострадала, снова посадили её на поваленный ствол сосны и пошли к уже сгоревшей избе.

– Поздно, сынки, – шамкала бабка Лукерья, повторяя эту фразу как молитву.

В другое время домовой испугался бы этих вонючих громадин, воняющих сгоревшей соляркой, криков пожарных и громких голосов милиционеров. Да и не видел он на своём веку ничего подобного. Но теперь Борода сидел на сосновой ветке, как сыч, и тихо подвывал шуму ветра.

«Хуже и быть не может», – думала Степанида, прячась у него за пазухой. Но она ошибалась.

Глава 2. Наказание

Множество людей суетились вокруг пожарища. Никто из них не видел, да и не мог видеть, ни домового Бороду, ни Надмирного Инквизитора, стоявшего в тени высокой сосны. Он наблюдал за происходящим без интереса и только ждал, когда наступит тишина и покой в этом растревоженном преступлением месте, чтобы начать свою работу.

Степанида вертела головой туда-сюда. С одной стороны, ей было необычайно любопытно узнать, кто виноват в пожаре, и как быстро разберутся с его причиной, а с другой стороны, она понимала, что над Бородой нависла опасность расправы. Ведь он покинул избу, чего права делать не имел! Мышь была единственным свидетелем попустительства и лихорадочно соображала, как уберечь своего любимого.

Между тем на пепелище шёл ожесточенный спор: рыжий плотный мужчина в милицейском мундире с огромным количеством карманов не соглашался с коллегой, худым и жиденьким старичком.

– То, что вы говорите, товарищ эксперт, – повысил голос рыжий, – сущая нелепица. С ваших слов выходит, что очаг возгорания был сверху, а печь тут вовсе ни при чём.

– Так и есть, товарищ капитан, – упрямился эксперт, – сами посмотрите. Очаг возгорания всегда там, где наибольшие разрушения. Кровля сгорела напрочь, а стены частично целы.

– Вы думаете, что повреждена проводка? – усомнился рыжий, – Тогда как объяснить, что в печи нашли наполовину сгоревшее тело? Не клеится.

– У меня пока только одна версия. Сначала тело мужчины сожгли в печи, а чтобы скрыть следы преступления, и дом подожгли.

– Что-то на крышу бросили?

Эксперт пожал плечами.

К спорящим подбежал молодой милиционер и отрапортовал, что нашёл следы, похожие на те, что оставляют женские каблуки – острые ямочки в земле, а ещё – перламутровую пуговицу и бутылку из-под ликёра «Амаретто».

– Составляйте протокол, упаковывайте улики, – махнул рукой рыжий, который был явно за старшего в этой компании.

Пожарные уехали, а милиционеры ещё долго топтались вокруг избы, но ничего интересного не нашли. Степанида не могла усидеть за пазухой домового. Она то убегала к месту преступления, рискуя быть растоптанной тяжёлыми ботинками, то возвращалась к домовому и докладывала новости. Борода нашёл себе пристанище на ветке сосны, как нахохлившийся сыч.

Наконец пожарные, милиционеры и понятые разъехались. Воцарилась смрадная от пожара тишина. Надмирный Инквизитор вышел из тени.

Борода спрыгнул с ветки и предстал перед начальством, понурив голову. В его лице читалось неподдельное горе. Степанида храбро сидела на плече домового и с вызовом смотрела на высокую тень, окутанную плащом. Голову судьи скрывал капюшон. Руки сжимали старинный меч, по лезвию которого змеились виноградные лозы. Судья не обращал на мышь ни малейшего внимания.

– За вами, домовой, два тяжких преступления. Сожжение жилища, коему сто пятьдесят лет от закладки – это раз. Человеческая жертва, которую можно было предотвратить, но попыток не предпринималось – это два.

– Как не предпринималось? – пискнула храбрая Степанида, – и шумел, и поварёшками стучал, и ставнями хлопал, и в трубу печную вопил.

– Свидетель? – без интереса посмотрел на Степаниду Надмирный Инквизитор.

– Аблакат! – гордо пискнула она.

– Доподлинно известно, что домовой покинул жилище – это три.

– Это неправда, он дома был!– продолжала яростную речь мышь, но Надмирный Инквизитор её не слушал.

– Вас не спрашивают, – отрезал он.

– У меня было важное дело, уважаемый суд, – начал Борода и тут же умолк, понимая тщетность попыток спастись.

– По совокупности преступлений назначается наказание – отсечение бороды и изгнание с хутора Кривого на все четыре стороны. Вы лишаетесь статуса домового.

– Это навечно? – пискнула мышь.

– Пока кто-нибудь не пригласит домового к себе. Но после такого преступления… – бесстрастно сообщил Надмирный Инквизитор, – это вряд ли произойдёт.

Домовой махнул рукой и встал на колени перед поваленной сосной. Бороду он положил сверху ствола. Раздался свистящий звук, от которого у домового словно оборвалось сердце. Надмирный Инквизитор растворился в тени леса.