Окно ЗАМа

Трейлер давно покинул Нью-Йорк и, едва задевая Пенсильванию, въехал на территорию Мичигана. Степи, оставленные позади, едва ли можно было в полном смысле слова назвать настоящей прерией – до нее оставалась не одна сотня километров, и Катя, листая простенький путеводитель по США, уже заранее предвкушала встречу и с Айдахо, и с Аризоной. А пока их ждала территория великих озер. Из Пенсильвании они вынырнули на берег озера Эри и более не покидали этого мирного побережья. Катя бывала уже когда-то на Байкале, поэтому Эри нечем было удивить ее, да и она рассматривала невзрачное это озеро лишь как очередную веху на пути к великому Гурону с его скалистыми островами. А вот Казарцев восхищался пейзажами на все лады. С юго-запада в водную гладь врезалась узкая длинная коса, они оставили трейлер там, на самой дальней ее точке, и Катя, раскинув руки, побежала по прохладному песку. Коса заросла деревьями, и фактически ширина ее составляла несколько десятков метров, но Катя представляла себя со всех сторон окруженной мирными водами одного из великих озер, и дух все равно, хоть немного, но захватывало. Они остались там на ночь, слушали редкий, едва уловимый плеск колыхавшихся от ветра волн, и Казарцев уснул прямо так, не отключив свою голограмму.

До Гурона они добрались еще через пару дней. Первые проблески его пестрых – от обилия разноцветных камней на дне и необычайной прозрачности самого озера – вод показались уже за несколько километров, поскольку дорога шла под откос. К Репке – главной, пожалуй, его достопримечательности, они подъехали уже ближе к ночи, когда рассмотреть ничего уже не могли, и Катя завела будильник аж на пять утра, чтобы успеть застать солнце, медленно выплывающее из-за скалистых утесов на берегах Гурона.

Рассвет зародился в какой-то бесприютной серости. Катя зябко поежилась, присаживаясь на край берега и потягивая капучино. Вблизи знаменитая Репка оказалась довольно нелепым островком совсем недалеко от берега – при желании легко и вплавь добраться. А вот на сам клочок скалистой породы вскарабкаться было бы уже нереально без специального снаряжения. Без вертолета, наконец. Воды Гурона крепко потрепали основание островка, отчего он казался теперь похожим на гриб, топорщившийся хиленькими сосенками на своей импровизированной «шляпке».

– Репкой нашей любуетесь? Никак сплавать туда решили? – послышался чей-то добродушный оклик.

Катя вздрогнула и обернулась. Сперва в темноте, а затем и в спешке увидеть рассвет, балансируя на ступеньках трейлера со стаканом горячего кофе в руке, она даже не заметила прилепившегося к краю прибрежного утеса крошечного домика с кирпичного цвета крышей и квадратными окнами. И обращался к ней сейчас, вероятно, как раз хозяин этой хижины – пожилой мужчина с добрым взглядом и вьющимся возле его ног псом.

– Простите, – едва смогла выдавить она, – я помешала вам?

– Отнюдь. Сюда частенько приезжают на Репку посмотреть. На нее ведь и вскарабкаться можно, я знаю тайную тропку. Но вряд ли это вас заинтересует, тут и других любопытных мест хватает.

– Хотите кофе? – не нашлась что ответить Катя и включила стандартную в таких случаях вежливость.

– Не откажусь, – кивнул хозяин домика и подошел к трейлеру. – До ближайшего распредцентра тут все же далековато, а аэротакси я не переношу, в молодости налетался по воздуху. Говорят, аэрофобия лечится полетами, а у меня она со временем только усугубилась.

– Можно и по земле же доехать. Не больше получаса займет, – пожала плечами Катя.

– Можно. Но мне и самому приятнее поближе к природе оставаться. Я себе сам все выращиваю. В центр могу только раз в несколько месяцев смотаться за мясом или рыбой. Ну и за кормом для Гринго, – и он кивнул в сторону все так же весело крутившегося возле его ног беспросветно черного пса. – Сразу много набираю, чтобы надолго хватило, и снова в свой затвор.

– Оторванность от общества не ощущаете? – в ее интонации не было ни капли осуждения или желания наставить глупца на пусть истинный.

– В молодости слишком много времени проводил в толпе да на трибуне. Пресытился, – усмехнулся он и протянул Кате ладонь, – я Эдвард.

– Катя. По-вашему, кажется, будет Кейт. Не путаю? Всегда была слаба в английском.

– Да, в прежние времена мы бы так мило с тобой не побеседовали, Кейт.

– А вот это ты уже от себя добавил, да? – нахмурилась Катя, грозя пальцем невидимому переводчику, в роли которого неизменно выступал все тот же дядя Валя. – Сам себя не похвалишь, никто не похвалит?

– Да брось, – вмешался Эдвард, – он ведь прав. ИИ радикально изменил нашу жизнь, так что, вполне можно позволить ему и побахвалиться чуток, с нас не убудет. А, может, айда ко мне на обед? У меня сегодня божественный тыквенный суп-пюре и запеченная форель. Имитация, разумеется.

– А кто-то сейчас разве до сих пор питается натуральной? – изумилась Катя, охотно приняв приглашение своего нового знакомого.

– Мне таких не попадалось, – покачал он головой. – Просто старая привычка. Поколению, заставшему 90-е и начало нулевых тяжело привыкнуть к мысли, как сильно изменился мир. Причем так резко и радикально, практически без переходного периода. Я ведь в прежние времена без ума был от разных морских деликатесов – лобстеры, черная икра, пресловутая форель… И когда… все это случилось с нами, и мясо живых организмов разом заменили на имитацию, сильно сомневался, что она хотя бы немного будет напоминать мне вкус моих любимых продуктов. Но… они же ничем не отличаются от оригинальных. Это я тебе точно говорю, я в свое время много разного ползущего и летающего перепробовал. Не представляю, как они в своих НИИ добились такого разительного сходства, но, поговаривают, что бывшие вегетарианцы долго не могли заставить себя начать есть эту имитацию, до того она идеальна. А кто-то и до сих пор не переключился.

– Сейчас это дичью, конечно, какой-то кажется. Варварством – есть живых существ, живущих с тобой на одной планете. И то, как быстро мы прыгнули из дикого состояния к полной цивилизации во всех смыслах… скажите, Эдвард, вас эта скорость не настораживает?

– Несомненно, – к этому моменту они уже пересекли порог хижины, и Эдвард принялся хлопотать у плиты, а Катя с интересом осматривала скромное обиталище добровольного затворника.

В доме было всего две комнаты – спальня и гостиная – а еще кухня и ванная, да на этом и все. Из утвари только самое необходимое, интерьер поражал минимализмом на грани аскетизма, и Кате на мгновение почудилось, будто она попала в жилище бедного американского фермера двухсотлетней давности – именно так выглядели их домики на иллюстрациях в учебниках истории. Аутентичности добавляло отсутствие холодильника, запрятанного, вероятно в стену, а также приличных размеров камин с настоящими дровами. Катя опустилась в деревянное кресло-качалку возле камина и благодарно кивнула хозяину, принимая поднос с тыквенным супом и маисовой лепешкой.

– Этот скачок, – возобновил Эдвард прерванную беседу, – любят объяснять открытием ИИ и активным вовлечением его в исправление нашего когда-то несправедливого мироустройства. Впрочем, мне все это кажется несколько притянутым за уши. Если не сказать больше.

Катя подняла на него вопросительный взгляд, и он тут же продолжил.

– Похоже на умалчивание чего-то важного. А, возможно, это моя паранойя, – тут же исправился он и улыбнулся. – Эти разговоры о конспирологии у меня просто в крови. Долгие годы я только на конспирологии и специализировался ведь.

– Вы работали психиатром? – едва не поперхнулась Катя, а Эдвард оглушительно расхохотался.

– Ну почти. Когда-то я имел глупость и наглость занимать должность вице-президента этого теперь уже, к счастью, бывшего государства, – и он обвел рукой свою хижину.

– Вы были вице-президентом США? – лепешка замерла буквально у самых губ Кати.

– Это было очень давно, – попытался он отмахнуться, но Катя уже почувствовала золотую жилу для будущих статей и принялась без умолку расспрашивать его.

Эдварт Ноттс и вправду был последним вице-президентом США и смог продержаться в том кресле в течение полутора сроков его непосредственного руководителя, а именно – шесть лет, когда случилось то, что случилось – падение капитализма, сопровождаемое падением государств вообще и всех властных структур в частности. Вчерашние сановники и миллиардеры внезапно оказались на равных с сантехниками и медсестрами и учились жить заново, но не ропща при этом.

– Как будто глаза вмиг открылись, что так, как прежде, жить больше нельзя – с тоннами денег в банках, с государственными границами и, что еще хуже, границами социальными. С разлагающимся искусством, с царящей повсюду жестокостью и массовым отупением. Сейчас эти фразы могут показаться высокопарными, но тогда мне казалось, что, наконец-то, я достиг своей жизненной цели, и сам не осознавая того, что шел к ней все последние годы. Существование наше довольно быстро вошло в ныне привычное для всех русло – благодаря машинному разуму это заняло всего-то несколько лет, а я буквально сразу же смотался сюда.

– Кого только не встретишь, пересекая континент на колесах! – вмешался в разговор чей-то голос, и Катя хлопнула себя по лбу.

– Простите, забыла вас представить. Это Михаил Казарцев, мой знакомый, который вот так вот, в некотором роде виртуально, путешествует со мной из штата в штат. Он на связи практически постоянно, я уже и присутствие его замечать перестала.

Над столом тут же возникла гиперреалистичная голограмма Казарцева, отличавшаяся от оригинала, пожалуй, только тем, что пожать руку мистеру Ноттсу никак не могла.

– Говорят, тут в окрестностях Верхнего озера какая-то потрясающая ледяная пещера имеется? – без лишних вступлений завел речь Михаил.

– Есть такое. Но она на грани обвала. Сначала ее вроде собирались окультуривать как-то, ну чтобы туристам безопасно было там находиться, но спелеологи выступили против. В ней содержатся какие-то уникальные микроорганизмы, которые от вмешательства человека могут погибнуть. А эта пещера – едва ли не единственное место в мире, где они водятся. Ученые исследуют их для своих целей, поэтому лишиться их сейчас никак нельзя. Правда, если случится обвал, доступ к бактериям этим мы в любом случае потеряем, но ученые выясняют, как их синтезировать в лабораторных условиях. Возможно, они еще успеют достичь этого, пещера не обвалится и сможет принять много новых гостей. Сейчас-то не всякий решится туда войти. Да и, кроме того, добраться туда можно только вплавь, а местами и под водой.

– Можно ведь в качестве голограмм, да? – осенило вдруг Катю.

– Большинство так и поступает, – закивал Эдвард. – Вот только я не при технике.

– Совсем? – она спросила скорее из вежливости.

Несмотря на впечатляющие успехи современной науки и техники, очень многие продолжали вести пасторальный образ жизни, не всегда, правда, полностью сливаясь с природой. Чаще они по старинке ходили в библиотеки, потом сидели возле дома на лавочке и резались с соседями в домино, никак при этом не контактируя с виртуальным миром, вотчиной ИИ, да и самим ИИ тоже. Все необходимое в распредцентрах им выдавали и так, а если с кем-то из них случалось несчастье, а вызвать службу спасения не представлялось возможным по причине отсутствия смартфона, надеяться можно было только на спутники, которые беспрестанно мониторили Землю в том числе и с этой целью. Человеку достаточно было просто попросить о помощи, ИИ спутника распознавал поступивший сигнал и моментально направлял по указанным координатам спасателей и медработников.

– Но вы можете отправиться туда и без меня. Я пока приготовлю вам, точнее тебе, постель. Ты же заночуешь?

И Катя понимала, что у нее не просто не было выбора – не было даже желания отказаться от этого неуклюжего приглашения.

Глава 6

Проще всего любоваться подобными видами все же зимой, и Катя дала себе, а вслух – дяде Вале и Казарцеву – обещание обязательно вернуться сюда в зимние месяцы, погулять по замерзшим озерам и насладиться видами ледяных дворцов на скалистых берегах каждого из великих озер. Сейчас же приходилось довольствоваться лишь внутренним убранством глубоко под породой. По сути, это была простая пещера, которую лишь с большой натяжкой можно было назвать ледяной: попади они туда во плоти, пришлось бы запастись свитерами и теплой обувью, но и этого снаряжения им вполне бы хватило, чтобы не околеть в ближайшие пару часов осмотра. Голограммы создавали в кромешной тьме тусклый свет, позволяющий рассмотреть ядовито-желтые, цвета желчи и мокрого песка, уродливые сталактиты и сталагмиты, свисавшие с потолочных сводов и выраставшие на пути буквально под несуществующими ногами самых необычных пришельцев, когда-либо появлявшихся здесь за все время. Пройдя еще чуть вглубь, Катя вскрикнула от неожиданности, и сделала голограмму чуть ярче, освещая что-то на полу пещеры справа от себя.

– Всего лишь груда костей животных, погибших здесь много столетий назад, – без всяких эмоций в голосе пробубнел дядя Валя. – Один нюанс. Прямо скажу, мы приняли верное решение, отправившись сюда в виде голограмм. На костях споры чумы и, судя по всему, все еще активной. Безусловно, ослабленной холодом, но вполне жизнеспособной. Куда только эти ваши спелеологи смотрят.

– А не ее ли они так тщательно оберегают? – протянул задумчиво Казарцев.

– Оригинальные научные методы, – хмыкнула Катя. – Смотрела я как-то раз один старенький фильм на подобную тему. Тоже одни любознательные ученые притащили из вечной мерзлоты какой-то древний вирус, который потом чуть всю планету не выкосил.

– Не стоит все же сравнивать то время и нынешнее. Уже одно то, что пещера изучается много лет, а никакой страшной болезни из застенков лаборатории пока еще не вырвалось, внушает большой оптимизм.

Катя пожала плечами. Она устала и замерзла. Ей хотелось поскорее засесть за чтение записей и написание очередной статьи. И провести ночь, наконец, в настоящей постели, а не в доме на колесах. Трейлер был прекрасным, и она не ощущала в нем ни малейшего дискомфорта, но все же хотелось почувствовать твердую почву под ногами хотя бы на одну ночь.

Они провели в пещере около трех часов и вернулись как раз к обеду. Точнее, они никуда и не выходили из трейлера, просто по щелчку пальцев внимание вновь сфокусировалось на окружающей их реальности, а не на голограмме пещеры, в которую они погружались.