– Приходи еще!
На улице было темнее обычного. Рабочий день в управлении подошел к концу, в кабинетах погасили лампы, и лишь тусклые оконца арестантских давали немного света.
«Главное, чтобы своими ногами», – подумала я и врезалась в чью-то шинель.
– Простите! – я отскочила, поскользнулась и наверняка бы упала, если бы не крепкие мужские руки.
– Что же это вы, барышня? – хмыкнул городовой – оранжевый кант на погонах указывал на должность полицейского.
– Задумалась, – виновато улыбнулась я.
– Пойдемте, – он подал мне локоть, – провожу вас. Фонарь перегорел.
– С радостью воспользуюсь вашим предложением, – я кивнула и взяла мужчину под руку, мы направились к черному входу в Департамент.
По дороге я еще несколько раз подумала о том, что городовой встретился мне как нельзя кстати. При свете дня мне легко удавалось обходить снежную наледь, а теперь новые калоши, словно лыжи, скользили по земле.
– Всыпать бы дворнику, что не насыпал песку! – покачал головой мой провожатый, когда в особенно скользком месте я снова повисла на его руке.
Я не успела ответить. Мы вошли и в дверях столкнулись с господином Бортниковым. Городовой коротко поклонился нам обоим и, заприметив Петю, твердой походкой направился к Чернышову.
– Иван Петрович, вы еще не ушли? – удивилась я.
– Не ушел, – он отчего-то нахмурился и добавил: – я был у Белянина. Думал, сопроводить вас до квартиры, но вы, я вижу, уже нашли провожатого?
Я раздраженно стянула с шеи пуховый платок. Нет, не жарко – душит. Забота начальства это прекрасно, но зачем нужно было привлекать к этому еще и Бортникова? Он и без того уделяет мне слишком много времени. Вовек не расплатиться.
– Нашла, – согласилась я. – Это Петр Чернышов.
Адвокат резко повернулся и безошибочно нашел Петра взглядом.
– Будет конвоировать меня всю эту неделю, – нарочито весело сообщила я. – Андрей Аркадьевич распорядился.
– Вот как? – Бортников повернулся ко мне и, всматриваясь в моё лицо, попрощался: – В таком случае, до встречи на Службе?
– До воскресенья, – я выдавила улыбку и подала мужчине руку для поцелуя. Заметила недоуменные взгляды коллег и, быстро отдернув ладонь, вцепилась в пуговицы своего пальто.
Что, Мари, забылась? Ручку тебе поцеловать, на танец ангажировать? Очнись! Оглянись вокруг. Не ты ли уверяла Бортникова, что давно уже привыкла жить просто, а потому прекрасно будешь смотреться в архиве петербургского сыска!
Меня бросило в жар. Я отступила от мужчины, опустила глаза и, оправдываясь срочной необходимостью пройти в архив, покинула коридор.
Некрасиво. Невежливо. Мучительно стыдно. И пусть. Так даже лучше.
Руки бездумно выполняли знакомую работу. Карточки, фотографии, серые папки. Номер дела, фамилия, когда, почему привлекался, рост, вес, объем головы, особенности. За сухими цифрами сотни судеб, сотни трагедий.
Воры, проститутки, убийцы и революционеры. Страшное слово и еще более страшная суть. Террор, смерть, кровь. Сколько жизней унес тот страшный день и сколько бы унес еще, если бы недовольным удалось захватить Зимний?
– Не будет больше нищеты! – горящие глаза отца. – Мы покажем Европе, что такое равенство! Всякому по способностям!
Всякому по труду…
Я позволила себе рассмеяться в голос. Чтобы мечта сбылась, не обязательно было играть в революцию. Я и без перемены строя … тружусь.
– Маша? – Петя вошел в архив.
От смеха у меня выступили слезы, я отерла ладонью глаза и случайно выронила на пол пожелтевший от времени листок.
– Да? – придерживая юбку, спрыгнула с нижней ступени приставной лестницы.
– Уже поздно, тебе пора домой, – заботливо напомнил он. – Одевайся, господин Бортников отвезет тебя.
– Бортников? – удивилась я. Мы, кажется, уже дважды с ним попрощались.
– Бортников, – устало подтвердил Чернышов. – Я вынужден остаться. Еще одно убийство.
Я понятливо вздохнула. Да, удивляться нечему – всего-то тёмная сторона столичной жизни. За парадным фасадом здесь мрачные, полные грязи дворы. Только привыкнуть к этому сложно. И страшно смотреть в глаза тем, кто уже привык.
– Еще одна Мария, – Петр посмотрел на меня исподлобья.
– Когда? – выдавила я. Во рту пересохло.
Нет, Белянин дул не на воду. Просто не всё рассказал.
– По всей вероятности, утром, – с готовностью ответил Петр. – Не представляю, кому она могла открыть дверь в это время. Такие дамы работают ночью.
Чернышов подошел ближе и, подобрав с пола упавший листок, подал мне.
– Держи.
– Вы очень любезны… – пробормотала я, отвернулась к высокому шкафу и принялась мысленно считать. Один, два, три… un, deux, trois… Несколько секунд, чтобы взять себя в руки. И столько же чтобы слышать собеседника, а не шум крови в ушах.
Dix. Снова по лесенке вверх.
– Свидетели? – я захлопнула ящичек, убрав на место листок, и повернулась к Чернышову.
– Никого, в том-то и дело. Соседский мальчишка за двадцать копеек вспомнил, что видел какого-то хорошо одетого мужчину у парадной.
Я спокойна.
– За рубль тебе любой мальчишка и внешность преступника бы описал, и мотив, и орудие убийства.
– Вот и этот – шельма! – усмехнулся помощник следователя. – Но денег всё равно ему дал. Больно тощий.
– Правильно, – спустилась на пол. – Ладно, не будем заставлять Ивана Петровича ждать, – я направилась к вешалке в углу комнаты.
Петя опередил, подал мне пальто и, пока я поправляла воротник, предложил:
– Оставь мне ключ, я сам запру архив.