Всё могут короли. Одним росчерком пера. Пять слов на букву "л"

«Боже мой, какое ещё «величество»?», – успела удивиться Татьяна, но по инерции вошла в комнату, и дверь за её спиной закрылась.

Фредерик галантно поцеловал ей руку и, усадив на кушетку, сказал:

– Танья, прежде всего, хочу выразить Вам огромную благодарность, что позволили мне каждый вечер присоединяться к вам за ужином. Я вновь почувствовал себя в семейном кругу. И, чем бы не закончился наш с Вами сегодняшний разговор, я буду всегда с теплотой вспоминать время, проведенное рядом с Вами…

– А как мне к Вам обращаться – Ваше величество? – спросила Татьяна, уже немного пришедшая в себя.

Фредерик, конечно, понимал всю степень удивления женщины, которая, хоть и на «Вы», но достаточно запросто общалась с мужчиной целую неделю, а он, вдруг, оказывается королём. И он даже рассматривал вариант не сразу рассказать об этом Тане. Ведь, в конце концов, королём ему быть, вполне так может сложиться, осталось не долго…Но, во-первых, тогда рассказ о его жизни будет не полным и огромные, жизненно важные, её куски будут просто не понятны. А во-вторых, вся его решительная и прямолинейная натура воспротивилась этому.

– Обращайтесь ко мне, как и прежде, – Фредерик! Разрешите, я начну по порядку?

И он рассказал о своем маленьком королевстве Х – всего-то несколько островов, затерянных в Балтийском море между берегов Швеции и Дании.

О своём, как он сейчас понимает, беззаботном и счастливом детстве, а тогда казались такой нудятиной бесконечные уроки – помимо обычной общеобразовательной программы надо было ещё учить дополнительно: языки, придворный этикет, танцы и много чего ешё… Были, правда, ещё и уроки фехтования, стрельбы и выездки лошадей, которые приводили и его, и старшего брата – Теодора, в восторг!

Попутно рассказал, об их давнем детском споре с Теодором: на каком языке разговаривают с людьми ангелы на небесах? Теодор утверждал, что на английском (он в то время был ярым поклонником Великобритании). А Фредерик считал, что с каждым ангелы разговаривают на их родном языке. И как он подумал, что проспорил, когда Татьяна заговорила с ним по-английски, а он принял её за ангела…

Была ещё жива мама… И, хотя она не могла уделять братьям много внимания, поскольку выполняла обязанности регента после смерти их отца – короля до совершеннолетия Теодора, они чувствовали её огромную любовь, как бы строга она не была с ними, если, как и у самых обычных мальчишек, шалости перерастали в проступки. Отца Фредерик почти не помнил, поэтому его семья ограничивалась кругом их троих: мама, Теодор и он сам.

А потом случилось горе: они с Теодором, уже когда им было шестнадцать и пятнадцать лет, умудрились где-то подцепить паротит.

У Теодора болезнь протекала в очень острой форме. Фредерику тоже тогда досталось, но он выжил. А вот Теодора врачам спасти не удалось. Мать ещё предупредили и о том, что второй, выживший её сын, может оказаться в дальнейшем бесплодным. Но убитая горем женщина зацепилась в диагнозе за слово «может» и не придала этому значения. И ничего не сказала самому Фредерику…

Фредерик, чтобы заглушить боль от потери любимого брата, с головой ушёл в учёбу, тем более, что теперь ненавистные предметы из абстрактно необходимых превратились в насущные… И они ещё больше сблизились с матерью, ведь их осталось всего двое на всём белом свете…

Когда Фредерику исполнилось двадцать один, королева-регент передала бразды управления королевством в его руки.

А в двадцать три он безоглядно влюбился. Познакомились они на балу, посвященному дню рождения Фредерика. Стефания приехала домой на каникулы (она училась во Франции), и это был её первый королевский бал, поскольку ей только недавно исполнилось восемнадцать. Тогда Фредерик был уверен, что только так и могут выглядеть ангелы: прекрасные голубые глаза, белокурые локоны почти до талии и мягкие белоснежные ручки с маленькими розовыми ноготками. Будучи решительным молодым человеком, а также понимая, что каникулы ангела не будут длиться долго, он в течение недели попросил благословения у матери, объяснился в любви Стефании и получил согласие на брак от её отца, князя Н. Так что на заключительном балу празднеств уже было объявлено о помолвке. Здесь Фредерику второй раз удалось приложиться поцелуем к руке невесты, как было положено по дворцовому этикету (первый был, когда она приняла предложение). И вскоре будущая жена и королева уехала на учёбу.

Целый год шли приготовления к свадьбе. Молодые люди практически не виделись – Фредерик ещё только учился быть королём, и это поглощало у него не только целые дни и вечера, а иногда даже и ночи. А Стефания училась в Европе и смогла приехать в Х только через полгода на каникулы, да и то не на все, так как нахватала «хвостов» и вынуждена была вернуться во Францию раньше для их пересдачи. Так она, по крайней мере, объяснила это сильно огорченному Фредерику. Молодой человек вообще не понимал к чему продолжать учёбу, ведь летом они поженятся, и обязанности жены и королевы всё равно не дадут её продолжить. Но решил пока не давить на девушку. Как-нибудь ведь это должно было уладиться. В конце концов, можно будет посоветоваться с мамой или с князем Н.

Фредерик был, конечно, ещё очень молод, но не глуп. Он понимал, что Стефания не испытывает к нему того же накала чувств, каким он пылал к ней. И особенно это проявилось, когда он всё-таки выкроил время, и нагрянул к ней Париж без предупреждения. Во Франции его встретила немного другая Стефания, более уверенная, что ли, но и более далёкая… И этот единственный день в Париже оказался совсем не таким, каким он был в его мечтах…Ему бы поговорить с ней об их совместном будущем, как она его видит, а он больше выплескивал на неё свои чувства… Но это теперь понимаешь с высоты своего возраста и жизненного опыта, а тогда он решил, что раз она согласилась выйти за него замуж, значит – любит и точка. Хотя о любви она не говорила, и на прощание опять позволила поцеловать только руку. Но Фредерик таким счастливым возвращался в Х! Ведь до их свадьбы оставалось всего пять месяцев! А через четыре Стефания должна приехать домой, и вот тогда уж они и наговорятся и нацелуются…

Свадьбу сейчас вспоминать совсем не хотелось. И поэтому Фредерик сразу приступил к событиям через полтора месяца после свадьбы. Стефания периодически плохо себя чувствовала: изжога и тошнота налетали неожиданно. Она придиралась к поварам, капризничала как дитя малое, но к врачам идти не хотела. Именно плохим самочувствием объяснял для себя Фредерик её холодность по отношению к нему. Истинно: все влюбленные – слепы!

А когда однажды, Стефания потеряла сознание, был вызван королевский врач. Он успокоил, что в первом триместре тошнота – это обычное явление и констатировал, что мальчик (Ура – мальчик! Наследник!) вполне соответствует по развитию тринадцатой неделе. Фредерик тогда чуть в обморок не грохнулся, как кисейная барышня, право слово. А королева-мать с тревогой переводила взгляд со своего смертельно побледневшего сына на невестку, всё лицо которой покрылось красными пятнами. А когда Фредерик развернулся и печатным шагом вышел из комнаты, она погладила бледную ручку Стефании – мол, всё будет хорошо!, и поспешила за ним.

– Мама, это не мой ребёнок…

– Что ты такое говоришь, Фредерик???

– Первый секс у нас был только после свадьбы, мы до этого даже ни разу не целовались…

– Но как же простыни с кровью? (Дурацкий древний обычай: вывешивать простынь молодых после первой брачной ночи на всеобщее обозрение в знак непорочности невесты… Видимо, не всегда он срабатывает…)

– Не знаю, но мне это уже не интересно. Я развожусь.

– Постой, не горячись… Вдруг там какой-то ужасный случай…

– Мама, ты же понимаешь, что это – предательство. Чтобы бы там ни произошло, она должна была рассказать мне это до свадьбы. Это что – непорочное зачатие? Или она хотела сослаться на недоношенность малыша? Теперь я понимаю, почему она всё время откладывала поход к врачу…

– Но ребёнок, боже мой! Если ты разведешься с беременной женой, то навсегда запятнаешь наше имя… А если расскажешь о том, что это не твой ребёнок – то это тоже позор, и не только на тебе, но и на всю жизнь на ни в чём не повинном дитя…

– Ты мне предлагаешь жить в таком кошмаре всю жизнь и смотреть как день за днем растёт свидетельство моего позора, а потом ему ещё и трон передать??? Не ожидал от тебя таких слов, мама…

– Успокойся, а то ты сейчас и меня в предатели запишешь…

Королева-мать подошла к своему сыну и крепко обняла, и только тут почувствовала, как его бьёт мелкой дрожью, всё тело – от всклокоченных волос до кончиков ног. Он тоже положил ей голову на плечо, и она начала его гладить, как когда-то в далёком детстве, когда укладывала их с Теодором спать. Королева или король, какая разница! Друг для друга они были просто мать и сын. И тут ей пришлось рассказать о том случае, произошедшем почти десять лет назад.

– Та болезнь, что забрала у нас Теодора… Врач сказал мне, что тебе она грозит возможным бесплодием… Возможно, что у тебя никогда не будет своих детей…Подумай об этом, сынок. Ты ведь не просто мужчина, но и король… На тебе лежит огромная ответственность за страну… В любом случае, чтобы ты не решил, я всегда буду на твоей стороне…

– Я обязательно проверюсь у врачей, но это не изменит моего решения развестись.

– Пообещай мне хотя бы не объявлять о разводе сегодня, дай гневу остыть…

– Хорошо, мама, я попробую разобраться с ситуацией и найти приемлемое решение… Мне надо побыть одному… Прости… Пришли ко мне, пожалуйста, Греджерса

через десять минут (Греджерс был пресс-секретарём ещё у его матери, когда она была королевой-регентом, и достался ему как бы «по наследству»). И пусть не уходит доктор, мне надо будет с ним поговорить.

Греджерсу он дал поручение подготовить их отъезд во Францию, а врача обязал хранить беременность Стефании как государственную тайну.

Через две недели король Фредерик и королева Стефания отбыли в официальный «медовый месяц» во Францию. А ещё через две недели король вернулся из поездки один, инкогнито. О его приезде знали только преданный Греджерс и королева-мать. Пикантные подробности развеселой студенческой жизни Стефании в Париже убедили мать как в невозможности продолжения семейной жизни её сына, так и в том, что князь Н не знал ничего об этом. Князь был срочно вызван во дворец и поставлен в известность о предстоящем разводе и о причинах, к нему приведших. Он долго не мог поверить, что его девочка! его чистый ангел! могла так поступить. Убедило его только снятая на фото запись в Книге регистрации операций о восстановлении девственной плевры Стефании Н, находящейся на четвертой неделе беременности, в хорошо ему знакомой частной клинике, которую он же сам и посоветовал Стефании, когда она сослалась на сильные головные боли и необходимость показаться хорошему специалисту,

Король был милостив к князю, и предложил самому придумать причину развода, чтобы она не легла позором на его имя и семью. Но князь предпочёл самоубийство, которое, впрочем, приписано было несчастному случаю, так как тело его нашли на прибрежных скалах в месте, где он любил прогуливаться по вечерам… Не повезло бедняге – такой счастливый билет вытянула его дочь, а он не успел насладиться своими привилегиями, поскользнулся и упал…

Фредерик и Стефания «прервали медовый месяц», как говорилось в официальном коммюнике, чтобы присутствовать на торжественных похоронах князя Н. Благо, что беременность Стефании пока не была заметна. (Так же, впрочем, как и рубцы на сердце Фредерика) А потом молодая королева сразу же вернулась в Европу под предлогом лечения расшатавшихся нервов, где благополучно и тайно родила своего сына. На родину в Х она больше не вернулась. А ещё через год они мирно развелись по причине «непреодолимых противоречий в семейной жизни». Слава богу, за окнами двадцатый век, а не шестнадцатый…

Татьяна так внимательно слушала Фредерика, и такое сочувствие отражалось в её прекрасных зелёных глазах, что он боялся сбиться и потерять нить своего рассказа. Но самое главное – он рассказывал ей это всё отстранённо, как будто это было не с ним или в какой-то другой, прошлой, жизни… И она, эта прошлая жизнь, не доставляла совсем ему боли. «А ведь меня вылечила любовь к Танье», – вдруг пришло ему в голову. И это ещё больше укрепило его в уверенности, что он её добьётся, не отпустит, и они будут счастливы вместе, как никто другой!

Они прервались на прекрасный ужин. Повар расстарался – запахи были божественные… Но Татьяна с трудом запихивала в себя еду, не чувствуя её вкуса. А после ужина Фредерик приступил к рассказу о дне сегодняшнем.

– Я проверился у врачей, не сразу, конечно, а через несколько лет, когда мне показалось, что я наконец-то могу обрести счастье в семейной жизни. Но предположение доктора, который лечил нас с Теодором от паротита, подтвердилось. Мне достался редкий билет – я оказался бесплоден. Мы прекратили отношения с Д по обоюдному согласию, и больше я уже не делал попытки обрести семью. Необходимость иметь наследника и неопределённость, которая возникнет в стране при его отсутствии, казались мне тогда такой далёкой. Когда тебе около тридцати мои теперешние пятьдесят девять кажутся космически далёкими…

А задумался я о престолонаследии лет пять назад, когда в политической жизни Х появился некто Джеррик У. Он был богат, скупил земли, когда-то принадлежавшие князю Н. Стефания так и не вернулась, и следы её затерялись где-то в Европе. А потом в Х пришло официальное уведомление от нотариуса о смерти Стефании, потомственной княгини Н. И земли отошли короне на правах аренды до истечения десятилетнего срока со дня её смерти, если за этот срок не появятся наследники, которые смогут доказать своё кровное родство с этой славной фамилией. Сроки все прошли, и теперь королевство могло распоряжаться землёй по своему усмотрению. И когда мой пресс-секретарь предложил выставить землю на продажу, я охотно согласился.

Я узнал о Джеррике, когда он внёс в фолькетинг

запрос «О престолонаследии в связи с отсутствием наследника у ныне действующего короля Фредерика и его преклонного возраста». Сформулировано было достаточно дерзко и грубо, но в самую точку, как говорят. А на дебатах Джеррик пошёл ещё дальше, предложив смену политического устройства с конституционной монархии на парламентскую республику. И, видимо, запрос попал на подготовленную почву, потому что всё общество всколыхнулось, забурлило. Дебаты вышли за стены фолькетинга на страницы газет и экраны телевизоров. Постепенно общество раскололось на два примерно одинаковых лагеря: сторонников королевской власти (а она пожизненная и передается по наследству по мужской линии

) и сторонников парламентской республики с президентом во главе

. Весомые аргументы «за» и «против» нашлись у каждой из сторон.

Такое кардинальное переустройство страны можно было сделать только после внесения изменений в Конституцию, а они, в свою очередь, могли произойти только в результате всенародного референдума… И через полгода Джеррик протащил через фолькетинг решение о проведение референдума по этому вопросу. Единственное, что удалось отстоять сторонникам королевской власти, что проходить он будет после 65-летия

короля Фредерика. В случае победы сторонников парламентской республики (а всё к этому шло), будет назначен переходный период в один год, чтобы власть от короля к парламенту переходила постепенно, без потрясений. А ещё чтобы было время для подготовки выборов президента.

Фредерик и сам понимал необходимость другого политического устройства Х и совершенно не хотел со временем превратиться в дряхлого маразматического короля, судорожно цепляющегося за власть. Но и оттягивание срока проведения референдума ему тоже не понравилось. Как сторонник быстрых решений он не любил откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. А потом он совсем по-другому взглянул на возникшую ситуацию, когда пересмотрел в записи страстное выступление Джеррика на заседании фолькетинга при обсуждении вопроса о сроках проведения референдума. И вдруг вся картина происходящего перевернулась с ног на голову (а, вернее, с головы на ноги): скупка Джерриком земель князя Н, приверженность идеям Франции, светлые волосы и голубые глаза, и, наконец, возраст – тридцать четыре года. Именно столько сейчас должно быть сыну Стефании… И натолкнула его на эту мысль неприкрытая ненависть , которая вспыхивала в глазах Джеррика, когда он говорил о монархии и престолонаследии… Так вот как ты назвала своего сына, Стефания…