Допустимые потери

– Что же касается Крюйза, то здесь я испытал личное разочарование. Я думал, что формирую его талант и характер по своей модели. Увидев его одноактную пьесу на одной из тех презентаций, которые устраивает Библиотека Союза актеров, я с ним встретился и сказал, что он по природе своей не драматург, а романист. Пока он писал свою первую книгу, я целый год финансировал его. Крюйз был одним из самых многообещающих молодых людей, когда-либо появлявшихся в моем агентстве. И кем же он стал? Загоревшим на солнце петушком, кукарекающим на птичьем дворе. – Гримаса отвращения искривила его губы. – Стоит ли продолжать? В нашей профессии разочарование – тот товар, который мы можем получить с каждой утренней почтой.

Он неторопливо отпил бренди и помолчал несколько мгновений, задумчиво уставившись на тускнеющие янтарные угли в камине.

– И не только в нашей профессии, – с горечью добавил мистер Грей. – Например, мой сын.

– Что? – не скрывая удивления, спросил Деймон. Он знал, что мистер Грей когда-то был женат, но о сыне старик никогда не упоминал.

– Мой сын… – повторил мистер Грей. – Он торговец зерном. Фьючерсные сделки или что-то в этом роде. Во время войны он сумел сколотить состояние. А затем его преумножить. Выждал, когда цены рванут вверх, и продал зерно умирающим от голода миллионам людей в Европе и Азии. В юности он обладал блестящим умом, приближаясь к гениям. Сферой его деятельности были математика и физика. Он мог стать яркой звездой любого университета страны. Сын был единственным золотым плодом моего во всем остальном ужасного брака. Он использовал свой талант, но не по назначению. Крутился как белка в колесе и заключал сделки, обращая себе на пользу любое движение рынка и все прорехи в законах. Не так давно я прочитал, что сын стал самым молодым мультимиллионером Америки, сколотившим состояние собственными руками. И сделал он это с хладнокровием охранника концентрационного лагеря. Так было сказано в журнале «Тайм».

– Мне не попадался этот номер, – сказал Деймон.

– Я не ношу экземпляра в кармане, чтобы хвастаться этой информацией перед своими друзьями, – горько улыбнулся мистер Грей.

– Я даже не знал, что у вас есть сын.

– Разговор о нем причиняет мне боль.

– Вы и о своей жене почти ничего не рассказывали. Я решил, что это для вас неприятная тема.

– Жена умерла молодой, – пожал плечами мистер Грей. – Не очень большая потеря. Я был застенчивым мальчиком, а она почти блаженной. Она оказалась первой девочкой, позволившей мне ее поцеловать. Думаю, что и умерла она от стыда. Стыда за то, что существует и занимает место на планете. С момента рождения в ней не теплилось даже искорки подлинной жизни. У нее была душа рабыни. Сын, как я полагаю, стал тем, кто он есть, глядя на свою мать. Он, видимо, поклялся сделать все, чтобы превратиться в ее противоположность. А меня он презирает. При нашем последнем разговоре он сказал – и эти слова все еще звучат в моих ушах, – он сказал, что если я готов всю жизнь грызть сухую корку, сидя в углу, то он на это не согласен. – Мистер Грей издал короткий смешок и продолжил: – Итак, я все еще торчу в углу, а мой сын – самый молодой мультимиллионер в Америке, сколотивший состояние своими руками. – Мистер Грей вздохнул, допил бренди и вопросительно посмотрел на Деймона: – Как ты полагаешь, я могу выпить еще рюмку?

– Конечно, – ответил Деймон и наполнил его бокал.

Мистер Грей низко наклонил голову и вдохнул аромат напитка. Деймону показалось, что старик плачет и пытается это скрыть.

– Ну так, – наконец сказал он, не поднимая головы, – я задерживаю тебя не для того, чтобы ты рыдал со мной о моей неудавшейся личной жизни. Поздняя ночь и старец, немного перебравший бренди… – Конец фразы повис в воздухе. – Если тебе не трудно, Роджер… Я оставил портфель в прихожей, не мог бы ты его принести?

Деймон не торопился возвращаться с портфелем, давая возможность мистеру Грею осушить слезы. Он слышал громкое сморкание старика. Портфель оказался тяжелым, и Деймон недоумевал, что носит в нем мистер Грей и с какой стати он притащил такой груз на вечеринку.

– А, вот и мы, – весело произнес мистер Грей, когда Деймон вошел в комнату. – Ты нашел его.

Он поставил рюмку и водрузил портфель на колени. Обычно он был набит рукописями, которые старик уносил домой, чтобы читать их по вечерам или в уик-энд. Мистер Грей ласково погладил потертую кожу и латунный замок. Затем, открыв портфель, он извлек оттуда небольшой флакон каких-то пилюль. Вытряхнув на ладонь одну, он поместил ее под язык. Деймон заметил, как трясутся покрытые сетью набухших вен и россыпью коричневых пятен руки старика.

– Бренди заставляет сердце сильно биться, – произнес мистер Грей так, словно извинялся за то, что, будучи гостем, употребляет продукт из собственных запасов. – Доктора меня предупреждали, но кто может прожить без греха? – Его голос как-то сразу окреп, а руки перестали дрожать. – Какой это был замечательный вечер! А Шейла, как всегда, выглядит просто великолепно. Неужели прошло десять лет? Боже, и куда только они улетают? – Мистер Грей был свидетелем на их бракосочетании. – Вы отлично подходите друг другу. Будь я моложе, я страшно завидовал бы твоему счастью и на твоем месте сделал бы все, чтобы это счастье не разрушить.

– Догадываюсь, на что вы намекаете, – чувствуя некоторую неловкость, вставил Деймон.

– Все эти неожиданные исчезновения из офиса во второй половине дня, телефонные звонки…

– Шейла и я достигли взаимопонимания, – сказал Деймон. – Своего рода молчаливого соглашения.

– Я вовсе не осуждаю тебя, Роджер. По правде говоря, я находил какое-то странное удовольствие в твоих послеобеденных эскападах, пытаясь представить, что значит быть красивым и цветущим, подобно тебе, и что может чувствовать мужчина, которого домогаются женщины… Эти фантазии скрашивали мне даже самые унылые дни. Но ты уже немолод, пламя страсти пылает не так ярко, и у тебя есть нечто более ценное, что следует бережно хранить…

– Разве не вы только что сказали: «Кто может прожить без греха»? – со смехом спросил Деймон, пытаясь перевести беседу на более легкомысленную тему. – А я ведь крайне редко пью бренди.

Мистер Грей тоже рассмеялся. Теперь они стали похожи на давних друзей, которые делятся в раздевалке спортивного зала своими мужскими похождениями.

– Ну ладно, – сказал мистер Грей. – По крайней мере действуй так, чтобы каждый раз уносить ноги без потерь.

Лицо старика стало серьезным, и он еще раз открыл портфель, который все еще держал на коленях. На сей раз он извлек на свет туго набитый пакет из плотной желтой бумаги.

– Роджер, – негромко начал мистер Грей, – я намерен просить тебя об огромной услуге. В этом конверте заключены годы работы и вся жизнь, полная надежд. Здесь – рукопись. – Он смущенно рассмеялся. – Я только что закончил эту книгу. Мою единственную книгу. Вряд ли я успею создать еще одну. В молодости я мечтал стать писателем. Пробовал писать, но ничего не получалось. Я прочитал слишком много чужих книг и мог понять, что мои творения ровным счетом ничего не стоят. Поэтому и занялся самым лучшим после сочинения книг делом. Так, во всяком случае, полагал. Я решил стать и капитаном, и кораблем, и лоцманом для продвижения в свет трудов хороших писателей. В некоторых случаях мне сопутствовал успех, но суть, как оказалось, заключалась не в этом. С возрастом я стал думать, что, проплавав столько времени в море слов, наблюдая за течением жизни, критикуя и редактируя, я, возможно, набрался достаточно мудрости, чтобы создать нечто такое, что поможет мне легче пережить закат моей жизни. Ты отправляешься в счастливое путешествие. Но могут выдаться и дождливые дни, когда ты не сможешь выйти из отеля. Возможно, тебе предстоят длинные дни в поезде или бессонные ночи. Ты можешь устать от чужой речи. Одним словом, надеюсь, что к возвращению домой ты успеешь ее прочитать. До этого времени никто – даже машинистка – не видел этой книги. – Он глубоко вздохнул и положил руку на горло, как бы пытаясь снять спазм. – Если ты скажешь, что книга удалась, я покажу ее другим. Если же ты найдешь сочинение скверным, я предам его огню.

Деймон взял пакет. На нем округлым почерком было выведено: «Харрисон Грей. “Одиночное плавание”».

– Мне не терпится прочитать, – сказал он.

– Умоляю, – пробормотал мистер Грей, – не вздумай взглянуть на первую строку до тех пор, пока не окажешься по меньшей мере в трех тысячах миль отсюда.

Путешествие одарило их всем, на что они надеялись, и даже сверх того. Они передвигались без всякого плана, лишь по настроению и находя новую радость в том, что все двадцать четыре часа в сутки принадлежали друг другу. Взявшись за руки подобно юным любовникам, они свободно бродили по набережным Сены и по берегам Тибра, по залам дворца Уффици, по тропам в Альпах Швейцарии и по мостам через каналы Большой Лагуны в Венеции. Они молча стояли перед собором в Шартре и взбирались на самый верх монастыря «Мон Сен-Мишель». Они вслух читали друг другу то, что Генри Джеймс писал о Париже, Раскин о Венеции, а Стендаль о Риме. На открытом воздухе, озаряемые весенним солнцем, они ели рыбный суп-буйабес в ресторане высоко над гаванью Антиба и поглощали тонкую лапшу с приправами на побережье Лигурийского моря.

Если бы не рукопись мистера Грея, то лучшего отдыха представить было невозможно. Когда Шейла спросила Деймона о книге, тот сказал, что она вполне на уровне. Но он соврал. Книга висела на нем мертвым грузом. Харрисон Грей, еще совсем молодым человеком, несколько месяцев плавал на паровом трампе среди островов в южной части Тихого океана, и книга, написанная в форме романа, была воспоминанием о тех экзотических путешествиях. Труд мистера Грея казался Деймону скучнейшей пародией на роман Конрада «Мальчишка».

Мистер Грей – утонченный человек, с изысканным вкусом, обладающий абсолютным слухом к слову, безошибочно указывающий на неточности в характере воображаемого героя, мгновенно улавливающий малейшую напыщенность или фальшь, бесконечно преданный литературе и делавший все для ее процветания, написал книгу столь банальную и примитивную, что Деймон, читая ее, чуть ли не рыдал, а душа его обливалась кровью. Он с трудом продирался через страницы, ни на одной из которых не было даже двух фраз, следующих друг за другом в нужном ритме и несущих в себе музыку и душу английского языка. Близился конец путешествия, и Деймон страшился того момента, когда, вернувшись домой, он придет в офис и встретит там своего старого любимого друга.

Но мистер Грей в который раз поступил как джентльмен и избавил Деймона от встречи. Когда в первый раз после возвращения, держа под мышкой рукопись, Деймон вошел в контору, на пороге его встретила рыдающая мисс Уолтон. Она в то время была почти изящной дамой, с кокетливо опущенной на лоб челкой волос мышиного цвета. Борясь со слезами, мисс Уолтон сказала, что не знала, где можно найти его в Европе, чтобы сообщить о том, что мистер Грей на прошлой неделе умер.

Той ночью, несмотря на то что Нью-Йорк уже был во власти лета, Деймон развел камин в гостиной и принялся страницу за страницей отправлять «Одиночное плавание» в огонь. Это было единственное, чем он мог почтить память своего друга.

Предаваясь воспоминаниям, Деймон все время смотрел на стоящий на стойке бара коньяк. Затем он вздохнул, поднял рюмку, осушил ее одним глотком, расплатился с барменом и вышел из отеля.

На сей раз он не стал шагать домой обычные две мили. Ему предстояла длинная тревожная ночь с женой – ночь признаний, объяснений и страхов, – и у Деймона не было ни малейшего желания встретить на улице по пути домой еще кого-нибудь из известных ему мертвецов.

Он остановил такси и, не вступая в беседу с шофером, доехал до дома.

Глава 7

Когда утром, уходя на работу, он целовал Шейлу, та казалась спокойной, но несколько утомленной и погруженной в себя. Это была изнурительная ночь, которая началась с того момента, когда он, едва переступив порог, услышал:

– Что должна означать твоя затея с пистолетом?

– Как ты узнала о пистолете? – ответил он вопросом на вопрос, уже сожалея о том, что даже один день держал ее в неведении о случившемся.

– У меня был ленч с Оливером. Он беспокоится о тебе не меньше, чем я.

– Ну ладно, – сказал он. – Садись. Надо поговорить. И разговор будет долгим.

Затем в тех же словах, что и в разговоре с Элейн, он сообщил ей о ночном телефонном звонке. Он также пересказал Шейле большую часть (но отнюдь не все) из того, что бывшая супруга говорила о составлении списка людей, потенциально способных причинить ему вред. Из страха обидеть Шейлу и опасаясь, что та может заподозрить его в недоверии, он не упомянул о совете составить перечень и ее личных знакомых. По несколько иным соображениям он опустил и имя звонившей ему не так давно женщины из Чикаго. Когда-то у него была с ней связь. Ее семья, как и она сама, могли планировать месть, либо угрожая физической расправой, либо прибегая к шантажу и вымогая крупные суммы.

– Мне не хотелось об этом спрашивать, Шейл, – сказал он после многочасовой дискуссии, которая давно уже шла по кругу без всяких, как ему казалось, результатов, – но нет ли человека, имеющего зуб на тебя и пытающегося достать тебя через меня?

– Эта идея принадлежит Элейн? – спросила Шейла.

– Что-то в этом роде.

– Очень на нее похоже, – с горечью заметила Шейла и тут же поинтересовалась: – Опять клянчила деньги?

– Нет. Она обзавелась богатым дружком.