Нищий, вор. Ночной портье

– Ты парень неплохой, – сказал ажан. – В Грасе о тебе хорошо отзываются. Я видел типа, с которым поссорился твой отец. Он выглядел так, будто побывал под поездом. – Ажан кивнул как человек, знающий толк в этом деле. – Твой отец лихо его разукрасил. Очень лихо. – Он снова искоса взглянул на Уэсли. Лицо его было серьезно. – Этот тип известен полиции. С плохой стороны, – добавил он. – Но пока ему удается уходить от наказания, которое он давным-давно заслужил. Он связан с опасными людьми. Тебя высылают отсюда не только ради поддержания порядка во Франции, но и ради твоей безопасности.

– Странно, – заметил Уэсли, – все знают, что он убийца, а он на свободе.

– Забудь про то, что знают все, друг мой, – строго отозвался ажан. – Забудь, поезжай домой и веди себя как следует.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Уэсли, припоминая во всех подробностях лицо на фотографии: глаза-щелочки, высокие острые скулы, тонкие губы и темные курчавые волосы. Ему хотелось сказать: «Лучше вы забудьте про человека, который убил моего отца. Просто возьмите и забудьте». Но он сдержался. – У меня есть к вам одна просьба.

– Какая? – В голосе ажана появилась профессиональная подозрительность.

– Мы не можем проехать мимо порта? Мне хотелось бы еще раз взглянуть на яхту.

– Почему бы и нет, – согласился ажан, взглянув на часы. – Еще рано, времени у нас достаточно.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр, – поблагодарил его Уэсли. По-французски: «C’est tr?s gentil de votre part, monsieur». Одна из первых фраз, которым обучил его отец, когда привез в Антиб. Сам отец почти не говорил по-французски. Но сказал: «Есть два выражения, которые лягушатники очень любят. Первое: «S’il vous pla?t», что означает «пожалуйста». И «C’est tr?s gentil de vorte part». Запомнил? Повтори».

Уэсли не забыл отцовского урока.

– У меня сын твоего возраста, – сказал ажан. – Тоже с ума сходит по кораблям. Все свободное время торчит в порту. Я его предупредил: станешь моряком – знать тебя не желаю. Не будь здесь всех этих судов, полиции было бы нечего делать. Кто только сюда не тянется, – мрачно продолжал он. – Алжирцы, югославы, греки, корсиканцы, сицилийцы, нудисты, малолетние преступники из Англии, сбежавшие из дома девчонки, богатые бездельники, которые не могут жить без наркотиков… – Он качал головой, перечисляя эти не слишком приятные для полиции дары моря. – А теперь каждый вонючий городишко на побережье строит себе порт. Здесь вся французская gendarmе?rie[22 - Жандармерия (фр.).] не справится. Возьмем, к примеру, твой случай. – И он сердито погрозил Уэсли пальцем, вспомнив, что везет преступника, которого выдворяют из Франции. – Ты думаешь, то, что с тобой произошло, могло бы произойти, если бы ты жил, например, в Клермон-Ферране?

– То, что произошло со мной, – дело случая, – отозвался Уэсли; он уже жалел, что попросил проехать мимо порта.

– Все так говорят. А кому потом наводить порядок? Полиции.

– А кем бы вы хотели видеть своего сына? – Уэсли решил, что пора переменить тему.

– Адвокатом. Вот у кого деньги-то, дружок. Мой тебе совет: возвращайся в Америку и учись на адвоката. Ты когда-нибудь слыхал, чтобы адвокат сидел в тюрьме?

– Я тоже об этом думал, – сказал Уэсли, надеясь тем самым вернуть полицейского в прежнее благодушное настроение.

– Подумай всерьез.

– Обязательно, – пообещал Уэсли, мечтая, чтобы полицейский заткнулся.

– И никогда не носи при себе оружия. Понял?

– Да, сэр.

– Послушай совета человека, который повидал жизнь и небезразличен к судьбе молодого поколения.

Теперь Уэсли было ясно, почему именно этому полицейскому поручили отвезти его в аэропорт. Чтобы хоть на время выставить его из участка и избавиться от нравоучений. Полицейский пробормотал что-то невразумительное и закурил сигарету, на мгновение убрав руки с руля. Машина опасно вильнула в сторону. От дыма Уэсли закашлялся. Ни отец, ни Кролик не курили.

Когда они подъехали к порту, Уэсли увидел «Клотильду». На палубе никого не было. А он почему-то все ждал, что из рубки вот-вот выйдет отец и проверит канат. Отца вечно беспокоило, как бы вдруг не разразился шторм – тогда канаты не выдержат. «Перестань, – сам себе сказал Уэсли, – перестань, он больше никогда не выйдет на палубу». А что, если открыть дверцу машины, выпрыгнуть и убежать? В минуту можно скрыться от толстого полицейского, спрятаться, а с наступлением темноты пробраться на «Клотильду», вывести ее в открытое море и взять курс на Италию, потому что до Италии ближе, чем до любой другой страны. Будет ли полицейский стрелять? Из-под куртки у него торчала кобура пистолета. Нет, рискованно. Нельзя. Сегодня, во всяком случае, он должен вести себя разумно. Он еще вернется в Антиб.

– Корабли! – с презрением сказал полицейский и нажал на акселератор.

Уэсли закрыл глаза. Он больше не хотел видеть «Клотильду».

Рудольф с Дуайером ждали его возле регистрационной стойки. У ног Дуайера стоял отделанный искусственной кожей рюкзак Уэсли, а в руках он держал большой желтый конверт.

– Твоя мать и ее муж, – сказал Рудольф, – уже прошли паспортный контроль и ждут тебя. Они летят тем же самолетом.

Уэсли кивнул. Он боялся расплакаться.

– Все будет в порядке, мсье Джордах, – почтительно обратился к Рудольфу ажан. – Я пройду вместе с ним и посажу его в самолет.

– Мерси, – поблагодарил Рудольф.

– Вот твои вещи, – показал на рюкзак Дуайер. – Тебе придется поставить его на весы. – По случаю проводов Дуайер надел костюм. Уэсли ни разу не видел Дуайера в костюме, даже на свадьбе он был без пиджака. Уэсли показалось, что Дуайер стал меньше ростом и сильно постарел; на лбу и вокруг рта у него все было иссечено тонкими морщинками. – А здесь – фотографии, – добавил Дуайер, протягивая ему конверт, – ты их сохрани. Вдруг когда-нибудь захочется на них взглянуть. – Он говорил как-то рассеянно, словно издалека.

– Спасибо, Кролик. – Уэсли взял конверт.

Рудольф протянул ему листок бумаги:

– Тут два адреса: мой домашний и на всякий случай – вдруг я куда-нибудь уеду – адрес конторы моего приятеля Джонни Хита. Если тебе что-нибудь будет нужно… – Его голос тоже звучал неуверенно.

«Не привык видеть, чтобы члена его семьи провожал из одной страны в другую полицейский», – подумал Уэсли, сложил листок и сунул в карман.

– Береги себя, – сказал Дуайер, пока Рудольф предъявлял девушке за стойкой билет Уэсли и следил, как взвешивают его багаж.

– Не беспокойся за меня, старина, – ответил Уэсли, стараясь говорить бодро.

– А чего беспокоиться-то? – улыбнулся Дуайер, но улыбка вышла какая-то кривая. – Еще увидимся, а?

– Конечно. – Улыбнуться Уэсли не сумел.

– Пора, – по-французски сказал полицейский. Уэсли пожал руку дяде, у которого был такой вид, будто через час-другой они снова увидятся, и Дуайеру, который, наоборот, смотрел на него так, словно они прощаются навсегда.

Не оглянувшись, Уэсли прошел в сопровождении ажана через паспортный контроль. Ажан предъявил чиновнику свое удостоверение и подмигнул.

Мать и ее муж, которого Уэсли прежде никогда не видел, ждали его у выхода на поле, словно боялись, что он может убежать.

– Ты что-то побледнел, – заметила мать. Волосы у нее растрепались. Она выглядела так, словно попала в десятибалльный шторм.

– Я чувствую себя нормально, – отозвался Уэсли. – Это мой друг, – показал он на ажана. – Он из полиции и по-английски не говорит.

Ажан чуть поклонился. Пока все шло хорошо, и он мог позволить себе быть галантным.

– Объясни им, что я обязан посадить тебя в самолет, – сказал он по-французски.

Уэсли объяснил. Мать отпрянула, словно ажан был болен заразной болезнью.

– Познакомься с твоим новым отцом, – сказала мать. – Это мистер Крейлер.

– Приветствую вас, – провозгласил мистер Крейлер тоном телевизионного ведущего и протянул Уэсли руку.

– Уберите руки, – спокойно заметил Уэсли.

– Не обращай внимания, Эдди, – заспешила мать. – Он сегодня взволнован. Что вполне естественно. Со временем он научится держать себя. Может, ты хочешь попить, малыш? Кока-колы или апельсинового сока?