Хлеб по водам

– Разве она не сказала вам, что хочет поступить в сельскохозяйственный колледж на Западе?

– Сельскохозяйственный? – искренне изумился Стрэнд. К чему, черт побери, дочери понадобилось скрывать это от него? – Знаете, первый раз слышу. Зачем это ей? Она вам объяснила?..

Хейзен покачал головой:

– Нет. Просто сказала, что хочет поехать туда, где жизнь проще, где ее не будут со всех сторон окружать бетон и асфальт.

– Да, это правда, наш городской колледж расположен не в прериях, – съязвил Стрэнд. – Но образование там дают вполне приличное, к тому же стоит все это не слишком дорого. И девочка может жить дома. – Надо будет непременно поговорить об этом с дочерью, когда они окажутся наедине.

– Ну, деньги – это не такая уж проблема, – заметил Хейзен. – Всегда можно попробовать получить стипендию.

– Только не с ее оценками. Элеонор в свое время получила, но Кэролайн не блещет такими способностями. Говорю это вам со всей ответственностью, уж кому не знать, как отцу.

– Она подсказала, что есть еще один выход, – сказал Хейзен. – Сейчас все больше и больше стипендий дают девушкам-спортсменкам, так что она…

– Может, для Центрального парка ее теннис и сойдет, но она сама прекрасно понимает, что с такими данными ей не на что…

– Да, с теннисом не получится, тут я с вами согласен, – кивнул Хейзен. – Но я заметил, как она быстра. Бегает с невероятной скоростью. Я спросил ее, не принимала ли она участия в соревнованиях по бегу. И она сказала, что в прошлом месяце выиграла первое место по школе в забеге на сто метров.

– Да, – ответил Стрэнд, – помню. – Но что такое соревнования на уровне маленькой частной школы и…

– Я спросил, был ли зафиксирован ее рекорд, и Кэролайн ответила, что да. Оказалось, она пробежала стометровку за десять и четыре десятых секунды. Очень впечатляющий результат для девочки, которая специально не тренировалась. Имея хорошего тренера, она могла бы приблизиться к олимпийским показателям. Жаль, что в ее школе отсутствуют программы поощрения подобных талантов. Уверен, педагоги других престижных школ наверняка заинтересовались бы такой прекрасной спортсменкой, если бы узнали о ее результатах. Кстати, я знаком с одним человеком, он возглавляет отдел по общественным связям в колледже Траскотта, это в Аризоне, на самом что ни на есть настоящем Западе. Так вот, думаю, если намекну ему, что есть девочка, весьма перспективная в этом плане, он сумеет убедить свое начальство и заинтересовать людей с кафедры физической подготовки. Надо отметить, что в этом колледже имеется очень продвинутый сельскохозяйственный факультет.

– Вы рассказали об этом Кэролайн? – заволновался Стрэнд, чувствуя, что в семье назревает новый кризис.

– Нет, – ответил Хейзен. – Счел, что лучше сначала переговорить с вами и с ее матерью, прежде чем пробуждать у девочки какие-то надежды.

– Спасибо, – сухо ответил Стрэнд, против воли раздраженный тем, что дочь поделилась планами с практически незнакомым человеком и при этом скрыла их от родителей. Дома, когда у них бывали гости, она отвечала на все их вопросы тихо и односложно и пользовалась любым предлогом, чтобы уйти к себе в комнату. – Придется побеседовать с малышкой по душам.

– По крайней мере, мне кажется, – вставил Хейзен, – вы с женой должны представлять, какие тут открываются возможности.

– В странные времена мы живем, – заметил Стрэнд, усмехнувшись. – Достаточно быстро бегать – и девочка может рассчитывать на хорошее образование. Может, и мне стоит обзавестись секундомером и засекать время, вместо того чтоб мучить учеников контрольными и экзаменами?

– Если вы решите, что стоит воспользоваться ситуацией, дайте знать. Буду рад помочь. Позвоню своему другу из колледжа.

– Благодарю за предложение, но, полагаю, у вас и без того есть чем заняться в этой жизни. А не беспокоиться о том, будет учиться моя дочь на фермера в каком-то колледже за три тысячи миль от дома или нет.

– Насколько я понял, фермером она быть не собирается. Она сказала, что хочет выучиться на ветеринара. Что это могло бы послужить неплохим началом.

– Ветеринар… – В голосе Стрэнда звучало отвращение. Он тут же вспомнил о своем разговоре с Джудит Квинлен и о том, как та в шутку сказала, что, если решилась бы оставить преподавание, пошла бы работать ветеринаром. Они что, сговорились, все эти горожанки? Что за странное поветрие? – Ветеринар… – повторил он. – Господи, с чего бы это? Ведь в доме у нас никогда не было ни собаки, ни кошки. Она говорила, как у нее возникла эта идея?

– Я спросил, а девочка вдруг смутилась, растерялась, не знала, что ответить, – сказал Хейзен. – Забормотала о каких-то личных причинах. Вы уж не давите на нее.

– Но вы-то сами что думаете об этом? – почти агрессивно настаивал Стрэнд.

Хейзен пожал плечами.

– Думаю, в наш век вошло в моду позволять детям самим решать, какую избрать карьеру. Подход, который, полагаю, ничем не лучше, но и не хуже других. Лично мне кажется – хотя, возможно, это лишь иллюзия, – что сегодня я был бы гораздо счастливее, если б отец в свое время не навязал мне свое мнение. Как знать… – Он повернул голову и, прищурившись, уставился на собеседника. – Что, если при прочих равных условиях вы бы были сейчас в возрасте дочери и вам предстояло сделать выбор? Вы выбрали бы карьеру преподавателя?

– Ну… – нерешительно начал Стрэнд, – не знаю. Наверное, нет. Я мечтал стать историком, ученым. А не пичкать непослушных детей вырванными из прошлого фактами. Если б я мог поступить в Гарвард или Оксфорд, затем провести несколько лет в Европе, покопаться в архивах и библиотеках… – Он с горечью рассмеялся. – Но мне пришлось зарабатывать на жизнь. Я подвизался сразу в нескольких местах, чем только не занимался! Еще, слава Богу, удалось сколотить денег, чтоб закончить колледж. Возможно, будь я более сильным и целеустремленным человеком… Но я не был сильным, нет. Амбиции молодости… – Настал его черед пожимать плечами. – Знаете, я не вспоминал о них вот уже много лет.

– Ну, допустим, – сказал Хейзен, – допустим, вы поступили бы в Гарвард, потом провели несколько лет в Европе, смогли стать тем, кем мечтали, увидели бы ваше собственное имя на корешках книг в библиотеках, – разве были бы вы при этом… ну… – он замялся в поисках точного слова, – ну, скажем, более удовлетворены, чем сейчас?

– Возможно, – ответил Стрэнд. – А может, и нет. Никто никогда этого не узнает.

– Так вы хотите, чтобы я позвонил этому человеку из Траскотта? – Хейзен, следовало признать, умел загонять человека в угол. Поставить перед свидетелем вопрос, ответом на который могли быть только «да» или «нет».

Какое-то время Стрэнд молчал, пытаясь представить, каким будет его дом без Кэролайн – ведь если дочь поступит учиться, то уедет на долгие-долгие месяцы. Видно, тогда и перед ним с Лесли возникнет проблема пустующих комнат.

– Не могу ответить вам сейчас, – сказал он. – Должен прежде обсудить все это с женой. Нет, я очень признателен вам за внимание, но…

– Благодарность тут ни при чем, – сухо ответил Хейзен. – Помните, мне тоже есть за что быть благодарным. И поверьте, я бы не стоял и не разговаривал с вами сейчас здесь или в каком-либо другом месте, если бы не смелое вмешательство Кэролайн тогда, в парке.

– В тот момент она просто не отдавала себе отчета в том, что делает, – заметил Стрэнд. – Да спросите у нее сами.

– Тем более это заслуживает всяческого восхищения, – сказал Хейзен. – Нет, не подумайте, что я вас тороплю. Поговорите с женой и дочерью, а уж потом дайте мне знать о своем решении. Ленч у нас подают в час дня. Я пригласил нескольких друзей, в том числе двух человек, с которыми вам наверняка будет интересно побеседовать. Один из них – профессор истории из колледжа в Саутгемптоне, другой – специалист по английской литературе.

Не хозяин, а само совершенство, сокрушенно подумал Стрэнд. Если б гостем его был летчик-испытатель, Хейзен наверняка раскопал бы где-нибудь двух пилотов и на протяжении всего ленча они обсуждали бы детали авиакатастроф.

Они подошли к дому, и тут Стрэнд увидел высокого, очень худенького мальчика, стоявшего в дверях. В руках тот держал перчатку-ловушку.

– Ну вот, – заметил Хейзен, – мне предстоит второе сражение. Не возражаете побыть игроком внутреннего поля?

– Буду стараться изо всех сил, – ответил Стрэнд.

– Доброе утро, Ронни, – улыбнулся Хейзен. – Знакомься, это мистер Стрэнд. Он будет считать болы[15 - В бейсболе – мяч, поданный питчером (игрок обороняющейся команды, вбрасывающий мяч в зону) вне зоны удара и зафиксированный судьей до нанесения бэттером (игрок из команды нападения, отбивающий битой броски питчера) удара по мячу.] и страйки[16 - Пропущенный бэттером удар.].

– Доброе утро, сэр. – Ронни протянул Хейзену перчатку-ловушку.

Они пересекли асфальтовую дорожку и вышли на зеленую лужайку неподалеку от дома. Хейзен бросил полотенце на землю, как бы отмечая тем самым основную базу, а Ронни, худенькое личико которого сразу стало серьезным, отошел на положенное для питчера расстояние. Хейзен присел на корточки за полотенцем, Стрэнд, с трудом сдерживая улыбку, занял позицию за его спиной.

– Тебе дается пять бросков для разогрева, – сказал мальчику Хейзен, – а потом поработаешь бэттером. Сигналы обычные, Ронни. Один палец – сильный бросок, два – крученый, три – бросок за зону.

– Понял, сэр, – ответил Ронни и, картинно извернувшись всем телом, изготовился к броску.

Стрэнду был знаком этот стиль, даром что он смотрел игру «Янки» по телевизору. Мальчик откровенно копировал манеру Луиса Тианта, старого кубинского питчера, игру которого в бейсболе отличали самые зрелищные и эффектные движения и броски. И он снова едва сдержал улыбку.

Мяч медленно накатил на полотенце. Стрэнд догадался, что мальчик хотел посильнее закрутить мяч.

После пятого броска Стрэнд крикнул:

– Теперь бери биту и отбивайся!

– Аккурат сюда, малыш! – сказал Хейзен. – Старайся отбить подальше.

Ронни пригнулся, прищурившись, взглянул на цель, затем как-то очень по-тиантовски приподнял левую ногу и ударил.

– Бол один! – рявкнул Стрэнд, начавший заводиться от игры.