– Не так уж ты отличаешься от всех остальных, – с достоинством изрек мистер Гриммет.
– Я проработал двадцать пять лет. – Макмахон все постукивал по стойке табличкой с надписью «Уильям Макмахон, ответственный». – И всегда мог заработать на кусок хлеба. Но я тружусь не только ради куска хлеба. Я тружусь ради чего-то более важного. Последние шесть лет я работаю здесь днем и вечером. Множество достойных людей приходят сюда, чтобы выпить, как положено леди и джентльменам. Им нравится этот бар. Им нравлюсь я.
– Кто ж спорит с тем, что тебя все любят, – нетерпеливо бросил мистер Гриммет. – Мы обсуждаем деловой вопрос, норму прибыли.
– Мне нравится это место. – Макмахон посмотрел на табличку, которую держал в руке. – Я думаю, это очень хороший бар. Я сам его спланировал. Так? – Он поднял глаза на мистера Гриммета.
– Ты его спланировал. Готов дать письменные показания и подписаться под ними. Ты его спланировал. – В голосе мистера Гриммета звучала издевка. – Но какое это имеет отношение к фирменному виски Тезинга?
– Если здесь все хорошо, – продолжал Макмахон, не повышая голоса, – люди могут сказать, что это заслуга Уильяма Макмахона. Если что-то будет не так, люди могут сказать, что это промашка Уильяма Макмахона. Мне это нравится, мистер Гриммет. Когда я умру, люди, возможно, будут говорить: «Уильям Макмахон оставил после себя памятник, бар в ресторане Гриммета. За всю свою жизнь он ни разу не смешал плохого коктейля». – Макмахон достал из стенного шкафа пальто. – Памятник. Монумент. Мне не создать монумента из фирменного виски Тезинга. Мистер Гриммет, я думаю, вы просто болван.
Макмахон чуть поклонился обоим мужчинам и направился к двери. Мистер Гриммет шумно сглотнул, а потом крикнул во весь голос:
– Макмахон! – Бармен обернулся. – Хорошо. Возвращайся.
Макмахон указал на Тезинга.
– Все, что ты скажешь! – выпалил мистер Гриммет. – Любое чертово виски, какое ты захочешь.
Макмахон улыбнулся, прошествовал к стенному шкафу, повесил пальто, достал из кармана табличку. Прошел за стойку, надел фартук. Тезинг и мистер Гриммет не сводили с него глаз.
– Я хочу от тебя одного, – выдавил мистер Гриммет. – Только одного.
– Да, сэр.
– Я хочу, чтобы ты не разговаривал со мной. И сам не буду к тебе обращаться. Никогда.
Тезинг молча взял шляпу и двинулся к двери.
– Да, сэр.
Мистер Гриммет зашагал к кухне.
– Я вам кое-что скажу насчет дебютанток, – говорил у дальней стены первый официант. – Их очень уж захваливают.
Макмахон завязал тесемки фартука и аккуратно поставил на прежнее место, на полку среди бутылок виски, табличку с надписью «Уильям Макмахон, ответственный».
1939
Греческий полководец
– Я сделал это, – продолжал твердить Алекс. – Клянусь, что сделал.
– Рассказывай сказки, – сказал Фланаган. – Обожаю слушать сказки.
– Богом клянусь, – повторил Алекс, начиная испытывать страх.
– Давай двигай! – Фланаган рывком поднял Алекса на ноги. – Мы собираемся в Нью-Джерси. Хотим вернуться на место преступления, которого так и не совершили.
– Ничего не понимаю, – тараторил Алекс. Он поспешно влез в пальто и, оставив дверь открытой, заторопился вниз по лестнице следом за Фланаганом и Сэмом. – Совершенно не понимаю.
Фланаган с Алексом разместились на заднем сиденье, и Сэм повел машину по пустынным ночным улицам.
– Я делал все как надо и очень внимательно, – рассказывал взволнованный Алекс. – Насквозь пропитал этот проклятый дом лигроином. Ничего не забыл. Ты же знаешь меня, Фланаган. Я умею делать дело…
– Да-а… – протянул Фланаган. – Эксперт мирового класса Александр! В любой ситуации действует не менее эффективно, чем великий греческий полководец. Только дом почему-то не загорелся. Все. Конец сказки.
– Нет, честно, я ничего не понимаю. – Алекс с недоумением покачал головой. – Я положил фитиль в кучу тряпья, пропитанного таким количеством лигроина, что в нем можно было бы искупать слона. Богом клянусь!
– Но дом почему-то не загорелся, – подытожил Фланаган. – Все было сделано классно, только дом не пожелал гореть. Ой, как мне хочется двинуть тебе в брюхо!
– Послушай, Фланаган, – возмутился Алекс, – почему это тебе вдруг захотелось двинуть мне в брюхо? Я старался изо всех сил. Сэм, – обратился он к водителю, – скажи ему… Ведь ты меня знаешь. Разве у меня плохая репутация?
– Нормальная, – буркнул Сэм, не отрывая взгляда от идущих впереди машин.
– Господи, Фланаган, скажи, с какой стати, по-твоему, я мог захотеть отвалить? Какая мне от этого польза? Ответь мне на этот простой вопрос.
– Меня, Алекс, начинает от тебя тошнить. Тошнить, и очень сильно, – сказал Фланаган, достал пачку сигарет и, не предложив Алексу, закурил, после чего принялся следить за тем, как полицейский взимает с Сэма плату за проезд через туннель Холланд.
Через туннель они ехали молча, и лишь Сэм один раз нарушил тишину.
– Классный туннель, – сказал он. – Великое достижение инженерной мысли. Посмотрите, копов расставили через каждые сто ярдов.
– От тебя меня тоже воротит, – сказал Фланаган, и дальше они молчали до тех пор, пока не оказались на скоростной магистрали.
Вид чистого, усыпанного звездами неба, по-видимому, чуть успокоил Фланагана, и он, сняв котелок, нервным движением провел ладонью по своим светлым, песочного цвета волосам.
– У меня, наверное, помутился рассудок, когда я согласился связаться с тобой, – сказал Фланаган Алексу. – Незамысловатый поджог дома ты превратил в липкую бумагу для ловли мух, а в качестве липучки использовал двадцать пять тысяч долларов, подвесив их передо мной на нитке. Нет, мне следовало тебя сразу пристрелить.
– Ничего не понимаю, – жалобно произнес Алекс. – Фитиль должен был тлеть два часа, а потом дом обязан был вспыхнуть, как газовая духовка.
– Ты – типичный греческий генерал.
– Послушай, Фланаган, – сухо, деловым тоном сказал Алекс (он хотел казаться крутым), – мне не нравится, как ты со мной разговариваешь. Ты ведешь себя так, будто я нарочно провалил дело. Неужели думаешь, что я готов выбросить пять тысяч баксов в окно просто так, за здорово живешь? – Для большей убедительности он щелкнул пальцами.
– Я не знаю, что ты сделал, – ответил Фланаган, зажигая вторую сигарету, – но полагаю, что у тебя просто не хватает мозгов. Даже в ливень ты не способен сообразить, что от потоков воды следует укрыться. Вот что я о тебе думаю – честно и откровенно.
– Пять тысяч баксов есть пять тысяч баксов, – гнул свое Алекс. – С такими бабками я мог бы открыть бильярдную и до конца дней кантоваться, как джентльмен. – Он поднял глаза вверх и мечтательно добавил: – Мне всегда хотелось владеть бильярдной. – Неужели ты думаешь, что я намеренно отказался от такой возможности? – довольно грубо спросил он у Фланагана. – Может, ты считаешь, что у меня с головой не в порядке?
– Я ничего не думаю, – угрюмо произнес Фланаган. – Я знаю лишь, что дом не сгорел. Это мне точно известно.
Больше Фланаган не произнес ни слова. Он мрачно смотрел в окно. Машина катила по зеленым полям Нью-Джерси, а ее пассажиры дышали запахами скотных дворов, навоза и ароматами фабрик, в которых варился клей. Добравшись до развилки дороги, они свернули на Оранджберг и, не доехав две мили до городка, остановились на перекрестке. Из-за дерева вышел Мак-Кракен и влез в машину. Сэм начал движение еще до того, как тот успел опуститься на сиденье. Мундира Мак-Кракен не надел, а на его лице было выражение идущей по следу гончей.
– Бред какой-то, – сказал он, едва успев захлопнуть дверцу. – Чудеса, да и только. Сборище идиотов.
– Если вы явились сюда рыдать, – без обиняков заявил Фланаган, – то можете сразу выметаться.
– Я сидел в полицейском участке и чуть не сошел с ума в ожидании.