Растревоженный эфир

– Непопулярность, – пробормотал Арчер. – Новый вид преступлений, карающихся смертной казнью.

– И что я должен на это сказать?

– Ничего, абсолютно ничего.

– Только не надо возлагать вину на меня. Мне платят за то, что я продаю продукцию спонсора. И если с продажей возникнут проблемы, меня тут же вышвырнут на улицу. Когда американцы решат, что они не хотят слушать какого-то актера, я могу лишь полностью согласиться с ними.

– Американцы, – покивал Арчер. – Знать бы, кто они и чего хотят. Или мы поверим на слово одному паршивому журнальчику?

– В этом году, Клемент, придется поверить.

– И мы поверим, что те, кого они называют коммунистами, и есть коммунисты?

– Спонсор говорит, что поверим, – кивнул О’Нил. – В этом году.

– Спонсор хочет кастрировать программу? В этом году?

– Я полагаю, да.

– А если потом кто-то скажет, что я красный, а ты или Барбанте – попутчик, спонсор нас всех уволит?

– Я полагаю, да.

– И что ты можешь сказать по этому поводу?

– Мы живем в суровом мире, братец, – ответил О’Нил. – Так что деньгами лучше не сорить, а нести их в банк.

– Люди, которых мы уволим, другой работы не найдут, так?

– Скорее всего нет.

– Следовательно, они умрут от голода.

– Следовательно, умрут. – Глаза О’Нила остекленели, он отвечал как автомат.

– Мы заявляем, что коммунисты не должны работать на радио и при этом лишаем людей, обвиненных в принадлежности к коммунистам, права на защиту.

– Лишаем.

– А тебе не приходила в голову мысль, что здесь что-то не так?

– Приходила, – кивнул О’Нил. – Мне в голову приходят разные мысли. – Он покрутил в руках стакан. – Мне платят в год восемнадцать тысяч долларов именно потому, что у меня хорошо работает голова. В следующем году на двери одного из кабинетов появится табличка с моей фамилией.

– Если кабинет останется за тобой.

О’Нил согласно кивнул:

– Если кабинет останется за мной.

– А теперь перейдем к практической стороне этого дела. – Арчера радовало собственное спокойствие. – Что я должен сказать этим пятерым? Что они коммунисты, или что мы думаем, что они коммунисты, или что редактор паршивого журнальчика думает, что они коммунисты, а потому пусть они собирают свои вещички и идут умирать от голода в удобное для них место?

– Решать тебе, – ответил О’Нил. – Я только предлагаю сделать это без лишнего шума.

– Без лишнего шума, – покивал Арчер. – Когда вы поймете, что вам перерезали горло, пожалуйста, пройдите к ближайшему выходу, но не торопясь, упаси Бог, не бегом. Что-нибудь в этом роде? Может, написать специальную инструкцию и размножить ее на мимеографе[11 - Светокопировальная машина, предшественница ксерокса.]?

– Есть и другой способ. – О’Нил вернулся к прежнему лекторскому тону. – Можно ничего не говорить. Ни у кого из них контракта нет. Мы имеем полное право ничего им не объяснять.

– Понятно… – задумчиво протянул Арчер. – Ты предлагаешь мне испробовать этот способ на Вике Эрресе? Так ты собираешься распрощаться со своим другом Эрресом, Эммет?

К лицу О’Нила вновь прилила кровь.

– Пожалуйста, Клемент, что ты от меня хочешь?

– Насчет тебя не знаю, Эммет. – Арчер почувствовал, что у него дрожат руки. – Но я так поступить не могу. Возможно, я не смогу поступить и по-другому, но этот путь точно не для меня. Поэтому я сам уйду из программы, а ты найдешь кого-то еще, кто знает, как вести себя в подобной ситуации.

– Ты не можешь уйти, – возразил О’Нил. – Действие твоего контракта истекает через шестнадцать недель.

– Мистер Клемент Арчер, не слишком известный радиорежиссер и продюсер, помещен в частную клинику в связи с нервным срывом, вызванным переутомлением. Прежде чем улечься на больничную койку, он выразил сожаление, что состояние здоровья не позволяет ему выполнить взятые на себя обязательства. Адвокаты заверили мистера Арчера, что резкое ухудшение самочувствия – достаточное основание для того, чтобы к нему не применялись штрафные санкции, положенные за срыв контракта.

С каждой фразой лицо О’Нила все больше грустнело.

– Хорошо, – вздохнул он. – Что ты хочешь? В рамках разумного.

Арчер на мгновение задумался.

– Прежде всего мне нужно время. Ты преподнес мне сюрприз, поэтому должен понимать, что пятнадцати минут мне недостаточно для того, чтобы определиться. Это в рамках разумного?

– Сколько времени?

Арчер ответил не сразу.

– Две недели.

– За две недели ты Эрресу не поможешь, – заметил О’Нил.

– Возможно, не помогу. – Арчер улыбнулся. – Но вдруг мне удастся помочь самому себе. Соображаю я медленно, и, будь у меня побольше ума, я бы не работал на радио. Но двух недель мне хватит, чтобы утрясти некоторые вопросы. Может быть, мне даже удастся выяснить, коммунисты эти люди или нет.

– И как ты собираешься это сделать?

– Самым оригинальным способом. У них и спрошу.

О’Нил нервно рассмеялся:

– Ты думаешь, они признаются?

– Кто знает? Возможно. В мире полно людей, которые не любят лгать.

– А если Френсис Матеруэлл скажет тебе, что она не коммунистка?