Обычно я брала завтрак с собой и поедала его, любуясь волнами, разбивающимися о скалы с другой стороны берега, но сегодня я была, как никогда голодна.
Я уже практически закончила со своей едой, когда мелодия снова прошлась по стенам дома и врезалась в меня.
Кто был настолько ранней пташкой, что позавтракал и начал уроки игры на пианино, когда солнце ещё даже не взошло над горизонтом?
Откуда в этом доме вообще взялось пианино?
Продолжая жевать, любопытство победило желание сбежать и я стала тихо красться по коридору, направляясь к комнате – источнику звука – чтобы никто не узнал, что я подслушивала его или их, но люди, которых я встретила, были от и до поглощены друг другом.
– We look for someone to believe in us and show us the way and make it okay [с англ. Мы ищем того, кто поверит в нас, укажет нам путь и всё уладит], – сладко пела Джулия.
Стеклянная дверь в комнату была плотно закрыта, поэтому я едва разбирала её слова, но отчётливо видела, как она устроилась на коленях своего мужа, сидящего на специальной скамейке, и играла, пока его руки обнимали её за талию, а подбородок покоился на плече, внимательно слушая её.
Я пригляделась. Грозовые молнии, украшающие руки и плечи мужчины, заканчивались под затылком в «4:26:». Это было время?
– And oh, if you only knew how I see you, would you come alive again? – [с англ. О, если бы ты только знал, как я понимаю тебя, ты бы ожил снова?] – продолжила она.
Я опустилась на пятки и прислушалась к её песне. Пальцы девушки бегали по клавишам, не всегда попадая по тем, что было нужно, но ни она, ни Себастьян не замечали этого, будучи полностью погруженными друг в друга.
Так выглядела любовь?
– Что ты здесь делаешь?
От испуга я подпрыгнула на месте и с ошарашенными глазами отпихнула от себя Бог знает откуда взявшегося Сантьяго. Он нагло усмехнулся, делая шаг в сторону и становясь прямо напротив меня с другой стороны двери.
Если бы ребята услышали нас и обернулись, чтобы посмотреть, то увидели бы только наши носы, торчащие с обеих сторон.
– Что ты… – злобным шепотом выплюнула я, но Джулия перебила меня, не дав мне закончить и начав петь чуть громче.
– I don't mind your shadows, 'Cause they disappear in the light. I don't mind your shadows, 'Cause they look a lot like mine, с [с англ. Я не против, что у тебя есть тени, Потому что они исчезают на свету. Я не против, что у тебя есть тени, Потому что они очень похожи на мои].
Сантьяго молчал, пока мой рот всё ещё был приоткрыт. Наши глаза оставались прикованными друг к другу всё время, пока девушка не закончила припев, но в поле моего зрения входили части линий его татуировок, выглядывающих из под расстёгнутого воротника рубашки.
Почему он никогда не снимал её? Мы были знакомы целый год, но я ни разу не видела тело Сантьяго не объятого в одежду. Словно он скрывал что-то.
У него были шрамы?
У меня тоже.
Я не против, что у тебя есть тени, Потому что они очень похожи на мои.
– Хотела узнать, кто издевается над пианино, – соврала я. – Она не попадает в ноты, – теперь правда.
Выходило неплохо, но я слышала, что Джулия была самоучкой без опыта.
Сантьяго повернул голову и несколько секунд наблюдал за парочкой по ту сторону стекла: руки Себастьяна заменили Джулии, но её пальцы легли поверх его и музыка стала краше, будто пропитавшись умением их двоих.
– Это неважно, – уголки его губ грустно приподнялись, переводя взгляд на меня. – Она попадает в ноты его сердца. Этого достаточно.
Я почувствовала как моё собственное сердце сжалось в груди от его слов.
Этого достаточно.
Себастьян любил её несмотря на её шрамы, желание всем помочь, лучшего друга в лице Сантьяго, не затыкающего рот…
Смешок неожиданно вырвался из меня.
– Что? – мужчина выгнул бровь, смотря на меня.
– Ничего.
Он любил её вопреки всему.
– Pictures in our head of what we're supposed to be. Measuring ourselves, but where is the love? [с англ. В наших головах картинки того, какими мы должны быть. Мы оцениваем себя, но где любовь?].
Пока я думала, Сантьяго вновь стал смотреть на Джулию и я видела, как строчки песни откликались внутри него.
И что-то также откликалось внутри меня.
Изжога, твою мать.
– Папа научил играть её, когда мы были детьми и Малыш Де Сантис проводила своё лето в Калабрии вместе со мной, – шепотом произнёс Сантьяго. – Но после пожара она перестала приезжать. Я скучал.
Нервозность, злость и толика странного непонятного мне чувства исчезли, когда он заговорил о Мартине.
Теперь она была здесь. Но он уже скучал по нему.
Я не видела страданий Сантьяго, когда его отца убили и ему пришлось держать его мертвое тело, умирая от желания всё исправить. Но помнила, что сказала мне Джулия: «Жажда вернуться к тебе победила его желание уйти тогда вместе с ним».
И он не проронил ни единой улыбки в день нашей свадьбы.
Сантьяго поник. Я понимала, что он начал думать об отце, винить себя и представлять, что было бы, если сейчас он тоже был здесь.
Но я совсем не умела поддерживать людей. Я даже говорить с ними не умела.
Только несмотря на всё это, моя рука всё же потянулась к его.
– Почему ты не спустилась? – резко прочистив горло и переведя свой взгляд на меня, спросил он.
Я убрала руку за спину и сжала кулак, словно обожглась, даже не успев дотронуться до него, а затем переспросила, потерявшись в хронологии нашего диалога:
– Что?
– Почему ты не спустилась к нам прошлым вечером?
– Вы не звали меня, – напомнила я.
Но даже так, я бы не при каких обстоятельствах не присоединилась к ним.