Глаза богов закрыты

Раздался второй хлопок. Я еле расслышал его сквозь свой смех. Приступ хохота сразу же прекратился. Еще не отойдя от внезапной истерики, я продолжал держаться за живот, что свело от боли и вытирал слезы, размазывая их по щекам. Растирая вязкую грязь, что никогда не сходит с моего лица. Финеес сидел с довольным видом.

– Что это было? – спрашиваю я.

– Я могу повторить, – Финеес вновь поднял свои морщинистые руки. Кажется, за последнее время он немного постарел… или похудел… или и то, и другое.

– Нет! Нет! Не надо! – он обратно опускает руки, но теперь сидит с еще более довольной рожей. – Как у вас это получилось?

– Фокус. Самый обычный фокус, что может повторить чуть ли не четверть города, но только не на тебе. Даже мне с трудом удалось это сделать.

– Такого быть не может. Я такие фокусы творить не умею. Да и не встречал никого, кто умел бы.

– Не мудрено. Знания уничтожены, больше никто ничего не умеет. Мы забыли все, о чем нас учили Боги.

– Я все равно не могу понять, что вы мне сказать хотите. Что это еще за фокус такой? Как вы его сотворили? Как вообще такое возможно?

– Это нельзя объяснить. Это можно только прочувствовать. Тебе пока это недоступно, но в скором времени обещаю тебя всему обучить. Могу лишь только описать все в общих чертах, и то это будет скомкано и наполовину неправильно.

– Хоть что-то…

– Ну, ладно. Весь мир, так сказать, пропитан потоками энергии и информации. Это невозможно увидеть. Мир этот невидим и недоступен, по крайней мере для людей. Эта энергия управляет всем вокруг. Благодаря ней мы живем, солнце светит, ветер дует, дома не разваливаются в мертвый песок. Абсолютно все имеет собственную и информацию. Не только физические вещи, но также и не физические. Чувства, эмоции – проявление энергии, вернее сказать мощнейший поток этой энергии. И ею можно управлять. Точнее управлять ей могут только Боги, мы может слегка корректировать потоки энергии, слегка менять информацию, и даже этого достаточно чтобы кардинально физически и не только менять вокруг себя мир. Стоило мне только щелкнуть пальцами, как ты разразился смехом, как идиот. Если бы я не щелкнул пальцами еще раз, ты бы задохнулся от смеха. Смеялся бы до смерти.

– Разве такое возможно?

– Да, более того, хочу сказать, что энергией могут управлять многие люди. Изменять информацию мало кто, но и первого вполне достаточно. Кто-то сильнее, кто-то слабее. Тех, кто послабее вообще море. Таких, как я практически нет, а если и есть они не обладают теми знаниями, что обладаю я. А ты… мне очень повезло тебя встретить. Людей с силой подобной твоей нет, никогда не было и навряд ли когда-нибудь будет.

– Но я не обладаю никакой силой. Я ничего не умею. Почему вы решили, что я могу быть потомком Богов?

– Кое о чем я не успел тебе рассказать. Потоки энергии не просто так блуждают по миру. Они собираются в очень сложные структуры, что контролируют твое сознание, внутренние органы, даже настроение. У человека эту структуру обычно называют аурой или душой. В ней так много энергии, что ее просто невозможно не увидеть даже таким слепым, как мы. Увидев ауру человека можно многое о нем рассказать. Твоя аура светится на столько ярко, что слепит меня. Ты особенный и даже не говори мне об обратном, что я ошибаюсь. Разве у тебя никогда не было такого, что ты ощущаешь чувства людей лучше, чем собственные? А иногда ты заранее знаешь, что случится дальше, разве не так? Тебе снятся странные яркие-яркие сны или наоборот очень темные, но очень детальные. Это отголоски твоего сознания, что знает кто ты есть на самом деле.

С этим я не мог не согласиться. О царившем хаосе в головах зачастую я знаю лучше, чем сами хозяева этих голов. Я заранее знал, что увижу в том треклятом доме еще до того, как туда зашел. Может, это обычная интуиция?

– Это что, магия?

Финеес чуть было фыркать не начал.

– Магия? Для простолюдинов, необразованного большинства это обычная магия, шарлатанство и тому подобное. Нет! Тот, кто не способен объяснить с позиции науки или понять при помощи собственной восприимчивости тот или иной тончайший, на уровне ультразвука, элемент природы, начинают называть это колдовством в силу своей ограниченности и необразованности. Боятся то, чего не могут понять и пытаются это уничтожить. Конечно да, в некоторой степени это можно назвать магией, но все же в дальнейшим будет намного лучше избегать этого ужасного слова. Магия… – недовольно повторил он.

С того разговора мое обучение пошло по совершенно иной программе. Грамматике и чтению пришлось значительно потесниться перед медитацией и физическими упражнениями.

– Чувствовать тонкий мир можно научиться и умирая от лени, но с сильным телом, разумом и духом этому можно научиться намного легче и быстрее. Только преодолев мелкие мирские проблемы, достигнув внутренней и внешней гармонии, абстрагировавшись от суеты окружающего мира, можно сконцентрироваться на том, что действительно важно. Только тогда тебя может настигнуть неожиданное просветление.

О каком таком просветлении идет речь мне оставалось только догадываться, потому что я все так же оставался слеп. Или Финеес все это придумал, чтобы потешить себя, или я никакой не потомок Бога, и никогда им не был. Как я могу им быть, если я не понимаю простейших вещей, о которых рассказывает мне Финеес? Простейших для него и сложнейших для меня, глупого потомка Бога. Порой казалось, что Финеес проявляет ко мне поистине безграничное терпение. У меня совсем ничего не получалось, я совершенно ничего не понимал. Словно он говорил на другом языке. Значение отдельных слов я понимаю, а вот когда из них получается предложение – смысл его ускользает от меня. Почти целый год я потратил на бесконечные медитации и нескончаемые физические тренировки так ничего и не добившись.

Но я многое успел узнать. Знание действительно является самым опасным из всех возможных оружий, но воспользоваться ими у меня пока не получается. Финеес учил меня, что все в этом мире пропитано и управляется информацией и энергией. В каком-то смысле, все соткано из этого. Любой предмет или живое существо… с небольшой разницей лишь в том, что живые существа энергию излучают, а неживые ее поглощают и накапливают… Запоминают окружающую среду, в которой долго находились, людей, что к ним прикасались, их энергетику: чувства, настроение и даже мысли. Из всех живых существ больше всего энергии вырабатывает человек, потому что только человек является существом разумным, и для своего существования энергии ему необходимо много больше, чем всем остальным. Тут, видимо, природа немного ошиблась и дала ему энергии больше, чем необходимо. Поэтому-то люди и научились ею управлять, еще и Боги помогли. Вся энергия, которую вырабатывает человек, вертится в одном большом «котле», напоминающий сильный водоворот. Своеобразный «энерговорот», если так можно выразиться. Правильное же название этой штуки – аура или по-другому душа. Увидев ауру, можно о многом рассказать о ее владельце. Хороший он или плохой, какое у него сейчас настроение, и какое преобладает всегда. Так же можно узнать его характер, чем он болеет или когда-то болел. Список можно продолжать и дальше, но если говорить кратко, то о человеке можно узнать ВСЕ, в зависимости от того, как глубоко проникнешь в его душу. Эмоции – это тоже энергия, это настоящий поток энергии при чем очень сильный. В первую очередь именно эта энергия расходуется, когда пытаешься что-либо изменить-поправить в окружающем тебя мире. Захотел заставить плакать своего собеседника – потрать часть своей энергии. Но удивительно и то, что эмоции можно воровать. Стать энергетическим вампиром и вместо того, чтобы тратить собственные силы – высасывать ее из других. В основном энергия тратится на вмешательство в ауру других людей. Можно вылечить человека от практически любой болезни, если ты знаешь, как эту болезнь лечить. А можно и наоборот, «заразить» человека какой-нибудь болезнью, если ты знаешь, как вызвать именно эту болезнь. Можно убить человека, уничтожить его. Нарушил работу ауры, и человек попросту «сломался». Как он это сделает – дело случая. Может головой двинуться, спятить, а может случится и так, что у него разом откажут обе печени, селезенка или любой другой орган. Можно остановить сердце или лопнуть тромб в мозгу. Выбор безграничен, если, конечно, ты знаешь, как остановить это сердце, из-за чего оно, совсем здоровое, вдруг возьмет и остановится, и, если, конечно, ты умеешь это делать. Каждый орган в теле человека имеет свой собственный информационно-энергетический поток, и если ты знаешь, как он работает, то ты можешь сделать с ним все что угодно. Выбор остается за тобой: лечить или калечить. Но первоначально, чтобы хоть что-то сделать, нужно пробить защиту его ауры, а это не так-то просто.

Вдруг… первый успех. Закрыть глаза и почувствовать, что мир не пуст, а переполнен – чувство, которое будет сидеть в тебе еще очень долгое время. И чувство это – победа и удовлетворение. Истинное познание мира. Не зря я так много времени потратил, изучая эти учебники, роясь у себя в голове во время медитаций. Первый успех вселил в меня уверенность, что я все же хоть что-то могу. Это послужило хорошим стимулом. Впервые за долгое время я начал учиться с удовольствием. Меня тянула жажда знаний, новых открытий и силы. Все кардинальным образом поменялось. Каждый сделанный мною шаг казался мне семимильным, а Финеесу, наверное, и того больше. Знания стали даваться мне легко и просто, я наконец научился более-менее читать, потому что все свободное время просиживал за книгами. Писать я так и не научился, а те редкие слова, что я запомнил, оказывались нечитабельными из-за огромного количества ошибок. Не говорю уже про сам подчерк, что подобен каракулям. Я слишком сильно увлекся изучением энергии, и теми возможностями, что она мне дает, но Финеес все так же продолжал меня учить тому, что я уже и так прекрасно знаю. По его мнению, я слишком спешил, а спешить в таком деле непростительная глупость и самонадеянность. Благо мое обучение не останавливалось после выхода из его библиотеки. Оно продолжалось практически безостановочно, если не считать того времени, когда я спал. И даже сны иногда становились интереснейшими приключениями, благодаря котором можно многое узнать о своем подсознании. Учебники и книжки перестали быть необходимостью. Сама материя стала моим учителем. Весь этот мир, и в особенности люди. После первых успехов, когда я научился видеть тонкий мир и потоки информации, я стал изучать их свойства и возможности, и уже в скором времени научился их изменять. Чтобы никому не навредить, я начал свое обучения с неоживленных предметов. К сожалению, это занятие оказалось скучным и неинтересным. Все, что я мог с ними проделывать – это высасывание и поглощение энергии, и то не всей, а только самой доступной, находящейся на поверхности. Остальное для меня оставалось недоступным. Поэтому я быстро переключил свой взгляд на людей. Животных трогать мне было жалко, а людей нет. Да и не собирался я никому вредить. Все делалось очень осторожно и аккуратно. Именно люди стали для меня самыми настоящими живыми и открытыми пособиями с поистине безграничной информацией. Именно они дали мне то, что я никогда бы не прочел в учебниках Финееса, сидя взаперти, окруженный стенами его сарая, и даже это название было слишком приличным по отношению к тому, что он называет своим домом, а за одно и библиотекой. В самом начале я боялся вмешиваться в ауры людей. Чтобы никому не навредить, я изучал их издали, не трогая их и не прикасаясь. Особенно концентрируя внимание на тех, кто сильно болел или только начинал заболевать, внимательно изучая изменения и поведение их ауры. Даже обычное изменение настроения приводили к глобальным изменениям в оболочках их душ, про болезни, а тем более психические, и говорить нечего. Это что-то особенное, что невозможно описать, эти постоянно меняющиеся и переходящие друг в друга краски нужно только видеть. По-другому никак. Я наблюдал за этим ежедневно – и это ежедневно поражало меня, расширяло мой кругозор, мои знания и мою силу. Наблюдение стало моим фундаментом для дальнейшего продвижения. Стало моей силой, и мои основным тормозом. Страх стал главной причиной замедления моего обучения. Главное – безопасность моих исследований, ибо любая ошибка могла стать роковой для моих подопытных и печальное для меня. Даже малейшая оплошность могла стоить психического и физического здоровья тем людям, что я изучал, кому не посчастливилось пройти рядом со мною. Мне совершенно не хотелось никого калечить или убивать. Если я был в чем-то до конца не уверен, это становилось сигналом «стоп», и я никогда не нарушал это правило. До поры, до времени… Одного лишь наблюдения вскоре стало не хватать для продолжения моего обучения. Риск слишком велик, ведь на кону стояли не только чужие жизни, но и моя собственная. Я мог в одночасье лишиться всего, и только осознание этого останавливало меня от более серьезных экспериментов. Страх сильно тормозил меня, но я не был против. Уж лучше так, чем как мой отец. Но, как я уже говорил, я многому научился… многое умею. Все мои соседи стали для меня моими подопытными крысками. Я заражал их, а после исцелял. Вмешивался в их ауры и меня потоки так, как мне надо. Поначалу эта была обычная простуда, потом добавились и более серьезные болезни. Все в пределах безопасности, естественно. Меняя им настроение, как хочется и сколько мне хочется, к вечеру я и оказывался выжат, как лимон, за то горд и доволен собою. Но и не без хороших дел, конечно. Моя семья, правда, состоящая из одной лишь матери и меня, никогда больше ничем не болела. Я тщательно следил за нашим здоровьем, убивая всю заразу еще на корню. Не позволял падать настроению ниже «хорошего». Из-за этого мы прекратили ссориться и ругаться я был безгранично доволен собой. Мы впервые после смерти отца хорошо жили, даже великолепно. А, если честно, такого не было и при отце.

Как я и говорил, безопасность для меня на первом месте, тогда как на втором месте твердо обосновался принцип «столько же добра, сколько и зла». Я стремился к равновесию сил считая, что я должен приносить в мир столько же добра, сколько и зла. Заражая болезнью одного, другого я исцелял от нее же, даже если этого человека я видел впервые. Людям с «темной» аурой, людям плохим, людям злым, доставалось от меня намного больше и сильнее, но не так, чтобы они мучились или страдали. Хотя не всегда обходилось без этого. Все зависело от степени испорченности человека. С другой стороны людей с хорошей аурой я исцелял намного чаще. Я был, есть и по сей день остаюсь против зла и несправедливости, привнесенного в мир без резких на то оснований, но я с легкостью мог «наказать» слишком строгого отца, ремнем наказывающего своего ребенка. Благодаря такой позиции, я мог сказать, что я достаточно хороший человек, пусть и делаю намного больше зла, чем многие и многие другие люди.

И еще. Когда в твоих руках находится огромная, почти безграничная сила, при помощи которой можно с легкостью сломать чью-нибудь, любую жизнь, не понеся при этом никаких последствий, приходиться привыкать огромной ответственности, что с каждым днем все сильнее давит на плечи. Но я никому или почти никому не хотел причинять вреда. Это делает тебя взрослее. Я стал сорокалетним стариком в теле девятнадцатилетнего мальчика. По крайней мере, таким я казался себе.

Круг пятый. Часть вторая

Я заметил его, когда шел на занятие к Финеесу… Я продолжал ходить к нему даже несмотря на то, что все, чему он меня учил, мною уже давным-давно было усвоено и без его помощи. Но он не желал ничего слушать о моем самообучении. Он считал, что я слишком сильно спешу и слишком сильно рискую, а это серьезно портило наши с ним отношения, как ученик и учитель. Все чаще между нами возникали споры, и не только на счет моего в чем-то немного наглого самообучения. Больше всего мы спорили о моем видении мира. Мой мир сильно отличался от мира Финееса, и он не желал с этим мириться, считая, что я не прав. Но я оставался совершенно противоположного мнения. Как я мог изменить свое мнение, если я действительно видел мир иным, нежели он. Единственная причина, из-за которой я до сих пор продолжал ходить к нему на занятия, заключалась в самой библиотеке. Мне были нужны книги, и не только, как возможность черпать из них недостающие мне знания… Впрочем, сейчас есть тема более важная.

Я заметил его, когда шел на занятие к Финеесу. Он перешел дорогу прямо перед моим носом, чуть задев меня своим отвратительным телом. Сквозь грязную одежду, я почувствовал его костлявое плечо. Он медленно полз в сторону сгоревшего квартала. Мне оказалось достаточно лишь вскользь пройтись по нему взглядом, чтобы начать преследовать его. Да, это было именно преследованием, никак по-другому я не мог это назвать. Иду за ни, держусь на достаточно приличном расстоянии, но так, чтобы отчетливо видеть его. Мне очень сильно хотелось его рассмотреть. Объяснить причину того, почему я стал преследовать его, я не мог. Что я делаю? Почему я это делаю? Что будет дальше, когда он, а за одно и я, достигнет своей цели. Я знаю только одно – этот человек за всю свою сознательную и бессознательную жизнь не совершил ни одного достойного поступка. Его душа блестела чернотой, какой я еще ни у кого раньше не видел. Могу с точностью сказать, что руки этого мерзкого старика запятнаны кровью многих людей, язык его испоганен ложью, мысли – садизмом и похоть. Я ненавидел его всем своим сердцем и душой и единственное, что я хотел для него – это смерти.

Старик, с ног до головы обвешанный старыми грязными тряпками, прикрывавшие его тощее, похожее на высохшее дерево, тело, довольно необычно передвигался. Ноги его всегда оставались позади остального тела, из-за чего казалось, что он не шел, а постоянно падал, в точности, как в своей жизни. Все ниже, ниже, ниже, но дна не достигая. Хромая на правую ногу, левую он волочил за собою следом. И только длинная палка в руках, что давно превратилась в его третью ногу, не позволяла ему окончательно упасть, разбив свое страшное старческое лицо о жесткую землю. Что же могло меня заинтересовать в этом старом, больном, прогнившем насквозь человеке? Всю свою жизнь этот человек прожил, как самая последняя сволочь, если, конечно, выражаться более-менее цензурно, и то, что он умудрился дожить до столь преклонного возраста, с такими черными грехами за душой, лишь только еще сильнее усугубляло его плачевное положение. Брошенный всеми, он был не нужен никому. Все его давно уже забыли, а те, кто все еще помнил этого старика, старались забыть о нем как можно быстрее. Он оказался совершенно один, брошенный на произвол страшной судьбы, но это навряд ли его беспокоило. Он не страдал. Он никогда не страдал, если мог сам приносить страдания. Таким, как он лучше всего оставаться одному, так они причиняют меньше боли. Сейчас, став немощным и старым, он только начинал расплачиваться за содеянное, ибо смерть не желала забирать его, как бы сильно он этого не просил. Он так и не успеет вернуть все свои долги, когда смерть все же сжалится на ним и заберет его с собою. И я с этим не согласен! Он должен мучиться, как мучились его жертвы. Я хочу, чтобы он умолял о смерти лично меня!