Я РИСУЮ ТВОЕ НЕБО. Роман

Через три дня после свидания с мамой к нам домой пришли участковый, двое незнакомых мужчин и женщина средних лет, которая, как только переступила порог, стала с интересом осматривать все вокруг. Они даже не представились. В тот вечер у нас гостила моя школьная подруга Лена Жевнаренко. Мы с ней делали домашнее задание. Из-за случившегося я сильно отстала по предметам, а Лена решила помочь мне подтянуть знания. Тетя Зина готовила что-то на кухне. Она буквально застыла, увидев незнакомцев в сопровождении участкового, так как, в отличие от нас, поняла, в чем дело.

– Здравствуйте! – поздоровалась женщина и протянула тете Зине какую-то бумагу и беспристрастно объяснила, что это предписание из горкома, согласно которому нас должны определить в детский дом. Пока тетя Зина изучала документ, женщина бегло оглядела комнаты и, обратившись ко мне, сказала, чтобы я собрала свои вещи и вещи брата.

Новость о том, что нас должны отправить в детский дом, стала для меня громом среди ясного неба. Я поняла, что сейчас нас заберут из родного дома неизвестно куда. Мне стало страшно.

– Леночка, иди домой, пожалуйста, – попросила я.

Она промолчала в ответ, но с места не сдвинулась.

У меня похолодели кончики пальцев на руках. Мои уговоры, просьбы, мольбы оставить нас с братишкой дома оказались напрасными. Меня словно никто не слышал. Тогда в разговор вмешалась тетя Зина:

– Скажите, могу ли я оформить опекунство над детьми? Я все-таки не чужая им. Они мне как родные. Обоих нянчить помогала… Да и Иришку знаю сызмальства. Ее покойных родителей знала, схоронили их вместе…

– Нет, гражданочка, вам не положено по возрасту. Мы все делаем по закону. Девочка пробудет в детском доме до восемнадцати лет, так же, как и мальчик, – холодно ответила женщина.

– Но как же так? Улечке ведь уже шестнадцать, она учится в десятом классе, – с надеждой проговорила тетя Зина.

– Это не имеет значения, все согласно закону, в предписании написано!

– Подождите! У детей есть родной отец – Андрюша. С ним-то они могут жить? Я же знаю его номер телефона. Он живет в Москве, работает каким-то большим начальником, – отчаянно проговорила тетя Зина, надеясь на то что, слова «Москва» и «большой начальник» сыграют роль и хоть как-то смягчат непреклонных членов комиссии. Хотя в действительности наш отец был обычным инженером-конструктором.

Незваные гости переглянулись между собой и, выдержав паузу, женщина разрешила:

– Звоните! Только побыстрее.

– Я сейчас! – засуетилась тетя Зина. – Его номер записан у меня в телефонной книжке дома. Я мигом сбегаю.

– А эта девочка кто? – спросила женщина, указывая на Леночку.

– Какая тебе разница, кто я? Что? И меня заберешь? Кишка тонка! – грубо ответила Лена. Она всегда была очень вспыльчивой девушкой.

– Да как ты разговариваешь с взрослыми? Кто это, товарищ милиционер? – возмутилась женщина.

Но участковый, имени которого я не знала, видимо хорошо знал Елену Жевнаренко. Район-то у нас был небольшим. Он подошел к женщине и что-то прошептал ей. От услышанного та изменилась в лице и сказала:

– Я очень уважаю твоего отца, Леночка, но с взрослыми так разговаривать нельзя. Ты же понимаешь? Давай договоримся, что этот наш с тобой разговор – простое недоразумение.

Я точно не знала, кем работал отец Леночки, Владимир Петрович Жевнаренко. В школу ее всегда привозили на черной «Волге» с государственными номерами. Многие учителя побаивались Леночку и старались с ней общаться только по учебе. Зато мы с ней с первого класса были как родные сестры. Наша девичья дружба с годами только крепла.

Через несколько минут в дом вбежала запыхавшаяся тетя Зина. У нее в руках была красная телефонная книжка. Надев очки в роговой оправе, она судорожно перелистывала страницы, пытаясь найти номер нашего отца в Москве.

– Вот! Ну, слава Богу! Нашла! – обрадовалась она и набрала номер.

Я и Лешка подошли поближе к телефону. Несмотря на свои десять лет, он прекрасно понимал, что такое детский дом. В трубке шли длинные гудки, никто не отвечал.

– У них не общий, по-моему, телефон, а свой должен быть. Он как-то говорил, когда звонил, – оправдала долгое ожидание тетя Зина.

Наконец, на другом конце провода ответили, и тетя Зина взволнованно заговорила:

– Алло! Алло! Вы слышите меня? Андрей, это ты? Андрюша, это Зинаида Михайловна тебя беспокоит, бывшая твоя соседка. Помнишь меня?

В трубке что-то ответили и тетя Зина, облегченно вздохнув, продолжила:

– Андрюша, беда у нас! Тут такое дело… Ирину арестовали. Произошло недоразумение. Это не телефонный разговор. Детей хотят определить в детский дом. Нельзя этого допустить, Андрюша! Сам понимаешь, Ульяночке скоро школу заканчивать, к институту готовиться надо, а Лешенька… Он же маленький совсем!

Я не могла больше слушать это и выхватила телефонную трубку из рук тети Зины. Отцу мы всегда были не особо нужны. После переезда в Москву он почти не интересовался нашей жизнью, звонил нам только под Новый год и то не всегда. Поэтому его долгое молчание в ответ на мои мольбы забрать нас с Лешкой к себе меня даже не удивило. Выслушав меня, он спокойно ответил: «Ульяна, дочка, ну куда я вас? У меня и так здесь коммуналка, комната на четверых. Тебе школу скоро заканчивать, в институт поступишь, общежитие тебе дадут. Ну, а Лешка, он – пацан. Привыкнет». Я дослушала отца, извинилась за беспокойство и положила трубку. Было ли мне больно? Нет. Обидно? Может быть. Но ничего нельзя было поделать. Мне оставалось лишь повернуться к женщине и мужчинам и тихо проговорить:

– Наш отец отказался нас забирать к себе. Простите…

В глубине души мне казалось, что что-то просто пошло не так. Еще мгновение и произойдет чудо: отец перезвонит и изменит решение, а может тете Зине разрешат нас оставить у себя. Чуда не произошло. А гулкую тишину, которая повисла в комнате, нарушил голос женщины:

– Ну, вот и решено! Теперь можно и познакомиться. Меня зовут Виктория Сергеевна Толмачева. Я – директор школы-интерната. Смотреть за такими детишками, как вы – моя работа. А теперь, собирайте все самое необходимое, и едем!

Тетя Зина села на табуретку и от безысходности заплакала. Я же опустилась на колени перед Лешкой и обняла его.

– Помнишь, мама говорила, что ты должен быть настоящим мужчиной?

– Да, – ответил он, обвивая меня своими худенькими ручонками.

– Сейчас самое время проявить себя как мужчина.

– Если ты будешь рядом со мной, я буду им! – он тихонько всхлипнул. – Я все понимаю, Улечка.

Я потихоньку выпустила Лешку из рук и пошла собирать вещи. Свои я упаковала в мамин чемодан, а Лешины в его любимый – маленький с изображением Буратино и Мальвины. Его мама привезла из Сочи. Леша очень любил этот чемоданчик и хранил там свои самые важные и ценные вещи. Жаль, что сейчас чемоданчик нужно было использовать не для путешествия, а для переезда в детский дом. Перед выходом я подошла к Леночке, которая, все еще ничего не понимая, стояла в ступоре, чтобы попросить о помощи дяди Вовы. Он мог посодействовать тому, чтобы я могла уехать вместе с ней в Москву, поступать в институт, а не дожидаться пока мне исполнится восемнадцать лет. Леночка пообещала поговорить с отцом.

В тот вечер в сопровождении Виктории Сергеевны мы отправились в новую жизнь. Когда мы поворачивали в сторону ворот детского дома, я впервые увидела ту самую женщину в черном одеянии. Свет фар ярко осветил ее силуэт, и я успела разглядеть, что на ней был надет какой-то черный балахон, голову прикрывал черный платок с еле заметным орнаментом. Лица не было видно, так как платок был спущен до самого носа. Кроме того, лицо было скрыто сетчатой тканью, похожей на ту, из которой делают вуаль для шляпок. При желании можно было лучше разглядеть ее, но я не смогла, так как машина быстро завернула за ворота. Я обернулась и увидела, что она стоит на месте и смотрит нам вслед. Так мы с ней смотрели друг на друга, пока не закрылись ворота.

«Интересно, кто это?» – подумала я, но сразу же отвлеклась, так как машина остановилась и нам нужно было выходить.

Мы направились следом за Викторией Сергеевной по узкой тропинке, мимо высокого забора, как мне тогда казалось, в неизвестность. Я шла, держа в правой руке чемодан, а левой крепко сжимая вспотевшую ладошку Леши. Пройдя метров пятьдесят, мы оказались на футбольном поле, освещенном уличными фонарями. По обе стороны от него стояло два почти одинаковых двухэтажных здания с огромными колоннами, похожими на те, что украшали фасады Домов Культуры тридцатых годов.

Когда мы пересекли футбольное поле, к нам подошли две женщины в белых халатах. Алексей крепче сжал ладонь и спрятался за мою спину, словно чувствуя, что нас сейчас разлучат. Одна из женщин, пошептавшись с Викторией Сергеевной, подошла к Леше и, взяв его за руку, молча повела в сторону здания, которое возвышалось слева от поля. Я спросила, куда его ведут. Виктория Сергеевна ответила, что в корпус для мальчишек. Лешка упрямился и не хотел идти. Он постоянно оборачивался и смотрел на меня так жалобно. Последней каплей стало то, что от волнения он уронил свой любимый чемоданчик.

– Да стойте же! – чуть повысив голос, я сказала воспитательнице, которая, несмотря на мой возглас, пыталась увести брата.

Я подбежала к ним и, опустившись на колени, обняла Лешу. Посмотрев ему в глаза, я тихонько сказала:

– Скажи, когда ты вырастешь, будешь нас с мамой защищать?

– Буду, – всхлипывая, ответил он.

– Тогда учись быть мужчиной уже сейчас! Иди с гордо поднятой головой! – я погладила его по плечам, словно расправляя их.

– Хорошо, – Лешка шмыгнул носом и снова обнял меня.

Мое сердце разрывалось на части, когда я смотрела, как он отдалялся от меня. Но мои слова подействовали: он ни разу не оглянулся назад, сдерживая свое слово.

Я даже не заметила, что директриса куда-то исчезла. Настал мой черед идти за другой женщиной. Так я переступила порог здания для девочек. Мы шли с ней по полутемным коридорам детского дома. Она довела меня до комнаты и открыла дверь. Время приближалось к полуночи, и все воспитанницы тихо сопели на казенных кроватях. Я прошла, присела на свободную койку и задвинула под нее чемодан. Дежурная постояла еще несколько минут перед тем, как отправиться на свой пост. Спать мне не хотелось. Я думала о маме, как там она, о том, чтобы Лешку поместили в нормальные условия. Тревожные мысли о нем не покидали меня, и спустя минут сорок я вышла в коридор, чтобы пойти к нему и узнать, как он устроился. Дежурная, увидев меня, встала из-за стола.