Заповедник мертвецов. Продолжение

Заповедник мертвецов. Продолжение
Константин Духонин

Продолжение мифологического детектива "Заповедник мертвецов". Одного из главных героев первой части Кирилла Гошку конвоирует пограничник в инвалидной коляске за незаконный переход границы в город. Там нарушителя должны судить. Кирилл хотел бы просто добраться до девушки, с которой познакомился в интернете и влюбился, но это оказывается не так просто. В то же время в элитном поселке должны пройти выборы, в которых в качестве кандидатов выступают два брата близнеца. Конфликт между братьями грозит стать фатальным, но предотвратить невозможно – за братьев-охранников все решения принимают влиятельные люди.

Для тех, кто по каким-то причинам не прочитал первую часть, стоит прояснить пару деталей. В первой части читатель знакомиться с уникальным поселком Нежва. В этом поселке мертвецы на девятый день возвращаются к родным, и продолжают сосуществовать с живыми. Кирилл Гошка – уроженец поселка, Исмогилов, Антон Палыч и Боширов-Петров – сотрудники, охраняющие уникальный поселок.

Константин Духонин

Заповедник мертвецов. Продолжение

Глава 1

Сосновый бор аккуратен и чист, как будто с рекламной картинки, – ни одного сухостоя, трава короткая, как будто искусственный газон, даже шишек на земле не виднелось. Кирилл Гошка наслаждался и видом, и свежим воздухом с едва уловимыми нотками почему-то больницы и был уверен, что скоро все разъяснится и его отпустят. Конвойный, неопределенного возраста мужчина в инвалидной коляске и форме пограничника, сопровождал Кирилла сзади и грозил охотничьей двустволкой:

– Это ты в суде будешь доказывать, что не шпион и не диверсант какой. А мне не надо мозги пудрить. Еще раз заикнешься, что ты незаконно пересек границу якобы для того, чтобы встретиться с любимой девушкой, я тебя на первой березе повешу как бы при попытке к бегству.

– Может, все-таки застрелишь?

– А какая тебе разница – застрелю или повешу?

– Ну, обычно говорят «застрелить при попытке к бегству». Просто не совсем понимаю, как можно повесить при попытке к бегству…

– А то, что здесь ни одной березы нет, умник, тебя не смущает?

Кирилл пожал плечами, дескать, не знаю, но затем подумал, что инвалид снизу жест не заметит, и продублировал словами:

– Меня уже ничего здесь не удивляет.

Раз уж разговор завязался, Кирилл хотел спросить, как можно определить несчастному путнику (то есть Кириллу) границу между странами, если она нигде и никак не обозначена, и, собственно, куда гражданина другой страны (Кирилла, разумеется) ведут. На какие такие юридические процедуры через этот санаторного типа живописный бор. Однако конвоир его опередил:

– Все-таки повешу.

– Почему? – машинально вырвалось у Кирилла.

– Почему-почему… нечем, потому что застреливать! Патронов-то нет. – Простодушно объяснил пограничник и тут же врезался в резко остановившегося пленника. Кирилл медленно развернулся.

– Ты серьезно?!!

– А че такого?!! – инвалид от столкновения уронил ружье и теперь пытался неуклюже его поднять. – Мы ж не такая богатая страна, как твоя, у нас на всю армию семь патронов…

– Дурдом! – заключил пленник, помог инвалиду подобрать ружье, и зашагал дальше, прижав ладонь ко лбу, что означало «Куда я попал!». Конвойный зашустрил руками, разгоняя коляску, и уточнил:

– Верней, не семь, а – шесть. Вчера просто учения проходили, вот один патрон торжественно и жахнули. Че-то из-за тебя совсем этот факт из головы вылетел.

– Да-да. Вся Европа содрогнулась от ваших масштабных военных учений, – не смог удержаться от сарказма Кирилл, – сейчас лучшие политологи гадают, не готовитесь ли вы таким образом напасть на кого-нибудь из соседей.

– Мы – маленькая, но гордая и независимая республика. Мы ни на кого не нападаем. Притеснять на территории иностранцев из агрессивных стран, чинить им жизненную невыносимость пребывания здесь это – пожалуйста. Но нападать – ни за что. Мы ж не агрессоры.

Возможно, инвалид обиделся, потому что дальше они около получаса шли в абсолютном молчании, и Кирилл по привычке стал размышлять о характере своих отношений с виртуальной любовью. Попытки анализировать отношения с той, к кому он приехал, стали его даже не ежедневным, а практическим ежечасным ритуалом. Переключиться на другие темы он иногда мог, но едва возникало какая-то пауза между разговорами, действиями, Кирилл снова возвращался к мыслям о ней.

И сейчас вот, пока он шел под конвоем, возникала неизбежная мысль – а стоит ли ради девушки проходить через всю эту судебную канитель с обвинениями в незаконном пересечении границы и неизвестным финалом? На родине все понятно, статья такая-то, наказание от и до, сверх этого не назначат, а тут даже диапазон карательных мер такая же неопределенная область, как и перспектива встретиться со своей любовью. На фига мне все это? Ради чего? Нет, в переписке с ней, конечно, были моменты, когда объяснялись друг другу в любви, то есть было за что пострадать. Но были и другие. После бурного проявления чувств через слова и многоточия она могла пропасть на неделю, другую – не отвечала ни на сообщения, ни на звонки. Он видел, что сообщения были прочитаны, но ответа не следовало, как будто все его конкретные вопросы – «может, я приеду?», «может, ты приедешь ко мне?» – были риторическими. Кирилл чувствовал, что попал в некую зону полной неопределенности во всем – от отношений с девушкой до отношений с местными законами.

Ее объяснения долгого молчания лишь подливала масла в огонь. «Я еще не отошла от прошлых отношений», «я хочу ребенка, но есть медицинские ограничения, мне нужно было обдумать это, прочувствовать, прежде чем вступать в серьезные отношения». На фоне того, что чувствовал Кирилл, эти отговорки казались женской блажью, результатом неуемной деятельности тараканов в ее нездоровой (как ему иногда казалось) голове и просто ложью ввиду того, что реальную причину (и такие подозрения были) раскрывать перед ним ей по каким-то причинам не хотелось. А чувства Кирилла были действительно мощными, всепоглощающими, и им не было никакой возможности сопротивляться. Это угнетало.

С другой стороны Кирилл вполне отдавал себе отчет, что любовь, возникшая в результате переписки, – скорей всего продукт его же воображения. На месте этой девушки могла быть другая, и глубина его чувств, их многомерность не была бы от этого меньше. Он сам себя накрутил, сам себе придумал, взрастил и подпитывал эти чувства. Точно также сила и интенсивность оргазма, как физиологического проявления, никак не зависит от способа его достижения – секс ли это с красоткой или, наоборот, – с доступной и страшной бомжихой. Или же, вообще, акт заурядного онанизма. Уникальность оргазму придают сопутствующие параметры – эстетическое удовольствие от внешнего вида девушки, мужское торжество обладания той, кого так долго добивался и другое, менее облекаемое в слова, но при этом не менее важное.

Кирилл отдавал себе отчет, что его Любовь ее ни к чему не обязывает. Использовать как аргумент для построения отношений интенсивность и силу своих чувств, как минимум, глупо, но иногда от отчаяния взывал и к этому: «Ответь уже! Как ты можешь игнорировать мои чувства?!».

Ему порой казалось, что ее отношение к нему было особенным и уникальным, и именно поэтому она боится сделать следующий шаг. Возможно, из-за какой-то душевной травмы, полученной в результате неудачной первой любви. Кирилл ее не идеализировал. Поначалу в их переписке возникали расчлененные фрагменты ее воспоминаний о прошлых отношениях, какие-то не особо удачливые мужчины что-то с ней делали, куда-то водили, и Кирилл пытался вникнуть и сделать выводы о том, как вести себя с ней не стоит, чтоб построить долговременные отношения. Как сделать так, чтоб с течением времени она не потеряла к нему интерес. Чуть позже, когда ее вкрапления о других мужиках, стали превращаться в обязательный элемент их общения, Кирилл довольно грубо прекратил это: «Ты так часто рассказываешь о своих бывших, как будто пытаешься прорекламировать их передо мной для секса втроем, мне это неинтересно». Напрягало в этих историях даже не столько количество мужиков, с которыми она была, сколько то, что она их всех помнила и считала уместным об этом рассказывать. Впрочем, Кирилл тешил себя мыслью, что эта череда ее прошлых встречательств, происходящих по одному сценарию с незначительными отклонениями, итерация одного и того же сюжета, не могла длиться вечно. Он надеялся, что именно с ним она прервется, точней – перерастет в качество. То есть в нечто долговременное. Вечное. После его грубости о сексе втроем она впервые прервала общение на пару дней, а потом выдала какое-то очередное нелепое и фальшивое объяснение своему молчанию.

Да, разумеется, у Кирилла была версия, что девушка из интернета им играет. Возможно, хочет таким образом развести его на деньги. Возможно, жонглируя чувствами, мстит в его лице всем мужикам, которые ее чем-то обидели. Друзья, с которыми он обсуждал эту неопределенность с ней, неизбежно упрощали ситуацию и давали примитивные советы: «Братан, не строй долгосрочных планов, сначала трахни ее, тогда и поймешь твое это или нет», «Она хочет, чтоб ты ее добивался, забей на чувство собственного достоинства, прогнись, как она хочет, получишь свое, тогда и будешь диктовать условия». Перечислять друзьям нюансы этих странных отношений, полутона, чтоб убедить их, что в привычные схемы любовь Кирилла не вмещается, а потому и их методы решения не подходят, не было никакого смысла. Кирилл вполне допускал, что мог обманывать себя таким образом, что, возможно, советы друзей оказались бы результативными. Однако разрушать взращенные им самим чувства циничными и простыми решениями ему было жалко. Его любовь была самодостаточной. Он кайфовал и страдал от того, что испытывал. Одноразовое обладание девушкой становилось как бы второстепенной задачей. Мифы про средневековых рыцарей, которые якобы довольствовались многие годы духовным преклонением перед Дамой Сердца, уже не казалась ему чушью.

– Вот! – прервал внутренний монолог Кирилла инвалид-пограничник и с пиететом указал на фигуру странного человека. – Григорий Владимирович. Большой человек. Губернатор по внутренней политике.

В небольшой речке метра три в ширину, по колено в воде в дорогом сером костюме, при галстуке стоял солидный мужчина с живописной сединой на висках. Он что-то зачерпывал с поверхности воды и выкидывал на берег. Вода в реке была удивительно чистой, дно проглядывалось в мельчайших подробностях, но течение в речке было каким-то замедленным, как будто текла не вода, а какая-то коллоидная масса, вроде патоки. Недалеко за чиновником виднелся мост, а совсем вдалеке – очертания города, куда, очевидно, пленника и вели.

– Может вице-губернатор? – Уточнил Кирилл.

– Я в должностях не очень разбираюсь… – признался инвалид. – «Вице» – это выше губернатора или ниже?

– Выше, – соврал зачем-то Кирилл. – А чего он в речке-то делает при параде?

– Гвозди ловит.

Кирилл задумался – не прикалывается ли инвалид в ответ, – но решил все-таки уточнить:

– Гвозди – это местное название какой-то рыбы?

– Гвозди – это гвозди. – Отрезал конвоир. – Пойдем к Григорию Владимировичу, засвидетельствуем почтение. Ну и расскажешь ему, как ты у нас очутился.

На берегу действительно валялась куча разнокалиберных гвоздей. Часть из них в старом ведре, остальные, очевидно, до цели не долетели и были разбросаны на песке с вкраплением пучковатой травы. Пластиковые они, что ли, раз не тонут? – подумал Кирилл, увидев, что чиновник загребает гвозди с поверхности воды.

– Привет, Игнат в подмышках лохмат! – по-барски поприветствовал Григорий Владимирович инвалида. – Опять нарушителя поймал? Как звать арестанта?

– Приветствую, Григорий Владимирович, Кириллом говорит. Надеюсь, не врет. А то много тут таких, кто выдает себя за других.

Григорий Владимирович внимательно осмотрел пленника, словно оценивая, стоит ли знакомиться, общаться.

– Запомни, Кирилл – всю жизнь острил, здесь законы другие. – глубокомысленно изрек Григорий Владимирович то ли для затравки беседы, то ли для формальной демонстрации интереса к нему. – Не те, к которым ты привык.

Кириллу покровительственный тон, свойственный многим чиновникам, как будто с непонятливым ребенком разговаривают, не понравился, поэтому он сдержанно кивнул в ответ на приветствие, и обратился к инвалиду, которого, как оказалось, звали Игнат:

– Мне заново рассказать свою историю? Не повесишь за попытку к бегству? – Не дожидаясь ответа, монотонно, как заученный и надоевший текст, пробубнил. – Познакомился с девушкой в интернете. Она мне очень понравилась и внешне, и содержательно. Приехать ко мне она отказалась, пригласила в гости для очного знакомства. Сказала, что живет на хуторе, по адресу я не найду, поэтому скинула геолокацию. И вот я здесь. Я ж не знал, что это другая страна. Другие и странные законы. И пограничники.

– Григорий Владимирович, – встрял в знакомство Игнат, – может, расскажете нарушителю ну так коротенько про Прометея там, Дюймовочку, чтоб у него хотя бы минимальное представление сложилось, чем тут люди живут, как мыслят, так сказать? У вас же хорошо получается, а?

Чиновник отрицательно покачал головой, повернулся к собеседникам спиной, показывая, что разговор закончен, и сказал напоследок Кириллу:

– Тебе надо прочитать статью про «Дюймовочку» и комментарии под ним про Прометея. Тогда ты поймешь, что не только ландшафт, но и все люди вокруг не то, кем или чем кажутся. Игнат тебе бросит ссылку.