Тонкий ноябрьский лед

– Сколько, говоришь, магазинов? – влезла в их диалог тетя Катя – мамина двоюродная сестра.

Еще бы.

– Три, – напевают ей в ответ, – С ее-то невысоким интеллектом так взлететь! Счастливая.

Я хочу зажать уши скатертью и испариться. Обсуждать кого-то столь наглым образом вообще неприлично. Делать это на публику – отвратительно.

– И три развода. Сомневаюсь, что она такая счастливая, какой хочет казаться, – добавляет моя мама, но так, чтобы слышала только я. Маме этот комментарий кажется забавным, мне же в нем видится некая предвзятость.

– Если у нее нет мужа, то она не может быть счастливой? – спрашиваю я, пытаясь заглушить вопрос шуршанием салфетки.

– Глупый вопрос, Рита. Безработный человек может быть счастливым, а вот одинокий – никогда.

– Ты сама одинока, – сказала я раньше, чем подумала.

– Разве я когда-то говорила, что счастлива?

– Будто, если бы у тебя не было работы, ты была бы счастливее, – мне не понравилось, в какое русло уходит разговор.

Мама хотела что-то ответить, но ее отвлекала тетушка Макса, которой вдруг захотелось обсудить, в какой цвет лучше перекрасить седые корни. Мероприятие делалось для меня все более тягомотным. Как и для большинства гостей, со скучающим видом клевавших невкусные салаты.

Я заметила, как от музыкальных колонок отделилась фигура Максима. Его тетя не по личной инициативе заговаривала маме зубы. Секунда – и я оказалась возле отца, вовлекая его в разговор:

– Почему ты грустный?

– Потому что сосед, которому наш банк на днях отказал в потребительском кредите, утром вылил на лобовой стекло моей машины добрый литр фиолетовой краски. И принесло же его именно к нам. Но он знал, где я работаю, – папа поправил очки.

– У него малый бизнес? – я пригибалась, закрываясь стаканом сока, хотя Максим меня, конечно, видел.

– Нет.

– Какое отношение тогда к нему имеет твой отдел?

– Никакого. Он просто видел, что я работаю в этом банке. Между нами говоря, ему и не нужен кредит, который он с максимальной вероятностью не сможет выплатить. У него недавно описали имущество. Так что была бы долговая яма.

– Может, он хотел одним кредитом погасить другой? – я задумалась над финансами и перспективами.

– И я об этом.

Время от времени мы болтали не о делах, болтали о чем-то личном. Сегодня папа не в духе. Я посидела с ним, кивая и поддакивая, и встала, когда Максим прекратил опасно слоняться вокруг стола. Лиза и Кирилл собирались улизнуть с праздника: они уже накинули на себя плащи.

– Вы далеко? – подошла к ним.

– Прогуляемся, – призналась Лиза, – Тут до истерики тоскливо.

– Покажу ей, как вставать на руки на перилах моста, – заявил Кирилл. Я не всегда понимала – шутит он или нет.

– Навернешься, – пригрозила я ему, видя, как зеленеет от переживаний Лиза.

– Только после вас, – отшил меня Кирилл, – Шутка. Никто никуда не полезет. Я циркач, а не сумасшедший.

Его манера раздражала.

– Ты не надумала ехать? – разбила перепалку Лиза, – Нас трое. Четвертой ты вполне влезешь.

Их идея добраться до морского побережья на автомобиле и отдохнуть выглядела заманчиво. Но я боюсь путешествий. Я обычно не вылезаю из своей скорлупы, сократив перемещения до дороги в университет и на работу.

– С вами, вроде, Денис вызвался ехать. Ты в курсе, что мне дискомфортно при посторонних. И я домоседка.

– Он не посторонний, – сказал Кирилл.

– Он толком не возвращался домой с выпускного, и не виделись мы несколько лет, так что вполне посторонний, – открещивалась я, – Если захочу, то позвоню тебе, Лиза.

Они ушли. Я продолжила стоять под навесом, вдыхая ночной воздух. Пока мы были в ресторане, почти стемнело. Зачем я здесь? Для галочки. Чтобы никто не обиделся. Ко мне сзади подкралась обманчиво веселая мама, пританцовывая под отголоски музыки, доносившейся из зала:

– Не смей даже думать про автомобильные путешествия, – она улыбалась, но это иллюзия: мама избрала самую холодную интонацию из всех, что она накопила за полвека.

– Сама разберусь.

***

Мне снилась Вика. На наш седьмой или восьмой день рождения. В тот год устроили пикник на даче у Ильиных. Уплетая третий кусок торта, тучная Зинаида Семеновна вдруг спросила, кем мы хотим стать, когда вырастем. В тот период детства почти все дети мечтают быть космонавтами, актерами или волшебниками, а мы хотели открыть свой ресторан. Наверное, мы были какими-то приземленными. Вика, топая ножкой, доказывала, что она будет непревзойденным шеф-поваром, а я стану директором. Наша маленькая мечта, которая быстро забылась, но в тот день рождения, после праздника, прячась на кровати под одеялом, мы поклялись, что воплотим ее в жизнь. Это было настолько по-детски, что, вспоминая, можно лишь снисходительно улыбнуться.

Ненавижу сны. Ненавижу за то, что они заставляют меня поверить в реальность происходящего. Не хочу ничего вспоминать.

Я проснулась, думая, что звонит будильник. Это не так. Трезвонили в дверь. Посмотрела в «глазок» и помолилась, что на площадке грабители, но нет – в подъезде, в элегантном образе, бесновалась мама.

– Доброе утро тебе в восемь утра, – впустила ее, – Что?

– Оно вовсе и не доброе, – она уставилась на меня, – Объяснишься? Я не стала скандалить в ресторане, но я жажду объяснений. Почему вечером ты мне нагрубила? Ты серьезно поедешь с ними на другой конец страны?

– Возможно, – развела я руками, – Я двести лет не была в отпуске. Да я ни разу в нем не была, как отметила совершеннолетие.

Я хотела и не хотела. Вернее, мой страх не пускал. Отрицательный ответ основывался именно на нем.

– Запрещаю, – отрезала мама, хватаясь за сердце, – В могилу меня загонишь.

– Не надо утрировать.

– Я куплю вам с Максимом путевки в Турцию, – открытый шантаж сменился откровенной торговлей.

– Лети с ним сама, потому что мне изменщик даром не сдался.

Мама набрала полную грудь воздуха, чтобы приступить к воспитательному процессу:

– Человек должен знать, что его любят и поддерживают даже в такой ситуации. Покажи, что ты не отвернулась от него из-за одной ошибки, и ваши отношения станут только крепче.

– А еще человек должен знать, что у всего есть цена и предел, – ответила я, демонстрируя маме неповиновение.