Тебя там не было

ГЛАВА 7

Щурясь от рождающегося в новый день солнца и вглядываясь в синюю океанскую даль, я пыталась понять, куда же так решительно ткнула пальцем на карте. Я стояла на отвесном берегу, о который бились волны, но не сильнее, чем мое сердце в тот момент, это точно!

Вот она, моя жизнь на ближайшие n дней, месяцев, лет! Что меня здесь ждет, как скоро я взвою и сдамся или, наоборот, до трепета в животе полюблю это место и назову своим домом? В голливудских фильмах такие моменты выглядят эпично, красочно и очень романтично… и еще всячески «чно». В реальной жизни девушка посмотрела на рассвет с берега, замерзла через пятнадцать минут и пошла отогреваться в дом.

Завтрак приготовила хозяйка. Что удивительно, при свете дня я заметила, что в отличие от небрежности, царившей в комнате, которая стала моей спальней на эту ночь, кухня, напротив, представляла собой пример хозяйственного порядка высшего уровня мастерства; всей кухонной утвари нашлось законное место: полотенчики висели ровно, неробко вывалив на перекладину свои расшитые узоры; каждая пузатая баночка специй на полке была подписана и стояла, словно солдат в строю, ровнехонько, слегка упираясь в затылок собрату; даже обычное сито, видавшее лучшие времена, смотрелось настолько органично и аккуратно, хотя просто висело на крючке справа от газовой плиты. На столе уже наблюдалась утренняя сервировка, нашлись даже свежие полевые цветы. Свет проникал через окно и раскрашивал эту комнату в какой-то особенный уютный теплый цвет: оттенок новорожденного цыпленка на стенах, который я заметила еще накануне, во время своего появления, уже не казался таким пошлым, он словно был фоном, на котором зарождающаяся природа рисовала свою картину: блики от едва колышущегося неуверенного деревца за окном, полутона ситцевых потухших занавесок и силуэты комнатных цветов, стоящих на подоконнике в честных глиняных горшках.

На завтрак Ясмина приготовила тортилью, а по-нашему – просто картофельную запеканку с овощами. «Не самое легкоусвояемое блюдо для раннего утра», – про себя хмыкнула я, но тем не менее положила еще добавки. Дополнили завтрак свежие фрукты и овощи… м-м-м; все казалось таким настоящим и таким аппетитным здесь, вдали от шумных городов, в месте, где шум вскипевшего чайника перебивает шум шипящего океана.

Вместе со мной и хозяйкой завтракали двое ее сыновей – Педро и Серхио, на вид лет десяти и двенадцати, со стороны мне напоминающие щебечущих птенцов на жердочке – они шумно разговаривали между собой на португальском, периодически посматривая в мою сторону, словно невзначай.

Не могу сказать, что меня смущало их присутствие, но атмосфера завтрака лишь подчеркнула мой статус иноземки, чужестранки, особой, другой… И я в очередной раз за последнее время почувствовала себя несправедливо одинокой, словно за скобками текущей мерной жизни.

После завтрака я окончательно расплатилась с Ясминой, отблагодарив ее бонусной двадцаткой за сытный завтрак, и отправилась на поиски жилья и работы.

Странно подумать, что я – еще пару недель назад успешная карьеристка, снискавшая уважение у топ-менеджеров крупнейших компаний, – иду по улице маленького португальского рыбацкого городка с целью найти работу. Ущипните меня!

Я знаю только английский, что, как выяснилось, в таком маленьком городишке на небольшом, поселенном в Атлантическом океане островке – реальная проблема!

Черт! Да никто, слышите, никто не научит курсу выживания на местности после того, как вас вынесло на берег с вашего тонущего корабля личной любовной истории. А неплохо было бы! Вы только представьте: «Девушки, когда ваш избранник не оправдает ваших надежд, у вас есть два варианта: самоубийство или попытка начала новой жизни». Хм-м… попытка? Звучит как-то ни фига не жизнеутверждающе. …И как раз об этом во втором пункте далее подробно: «Для начала вам нужно выучить пару десятков языков – вдруг нелегкая заведет вас на край света, где будет недостаточно русского и вашего уровня английского. Также будет нелишним завести свой собственный банковский счет и отчислять ежемесячно суммы, которые пойдут после на оплату вашей сердечной реабилитации где-нибудь на берегу моря, и уж лучше не у Черного».

С такими мыслями я шла от третьего кафе, в котором мне отказали, до виднеющегося четвертого. Идея начать все с начала в роли официантки казалась мне не менее реальной, чем натертая мозоль в районе чуть пониже щиколотки на правой ноге – так себе была, если честно, мысль надеть кеды без носков.

Когда у меня что-то не получается, я обычно начинаю жутко злиться.

Только так можно объяснить тот факт, что я, невзирая на мозоль, с силой пнула ногой деревянную дверь кафе под ничего не говорящим мне названием Pablo estа cansado («Павел устал»):

– Здесь принимают высококлассных менеджеров в официантки? – с сарказмом и уже созревшей внутренней агрессией (после неудавшихся попыток трудоустроиться) по-русски заявила я, чем заставила большинство посетителей перестать жевать свои салаты и паэльи и посмотреть в мою сторону.

Место, которое я только что потревожила, словно пнув не скрипнувшую дверь, а вполне себе оживленное осиное гнездо, выглядело милым и в то же время производило странное впечатление, словно чего-то в этом пространстве не хватает, вот только понять бы, чего: в зал проливалось много света из широких, местами приоткрытых окон; на потолке вполсилы крутились люстры-вентиляторы, своими лопастями производившие нечто наподобие свежего воздуха.

Помещение представляло собой удлиненную комнату-прямоугольник, в конце которого, словно в конце коридора, располагались деревянная барная стойка, со стороны похожая на черное пятно, и небольшой проход для персонала справа с дверцами, как в салуне.

Столики вместе со стульями располагались по левую и правую стороны от основного «проходного» коридора, они были сделаны из неуютного серебристого металла, что в целом не позволяло мне сложить впечатление об общем стиле этого заведения: английский паб? Кантри стиль? Средиземноморская таверна? Любое определение было бы неправильным.

Первой среагировала официантка, которую я в момент своего появления застала врасплох: судя по всему, она вела непринужденную беседу с высоченным барменом за деревянной стойкой; с расстояния эта девушка напомнила мне этакую амазонскую Багиру в своей полурастянувшейся позе ленивой кошки: полусидя на высоком кожаном барном стуле, левой рукой она опиралась на барную стойку, одновременно придерживая голову – длинные тонкие пальцы бесследно терялись в ее распушившихся афрокудрях; правая нога с миниатюрной щиколоткой, словно в попытке дотянуться до левой, была вытянута диагональю. Мое резкое появление будто «спугнуло» официантку, она легким прыжком «вспорхнула» с насиженного места и тут же направилась мне навстречу.

Если бы я поставила этот момент на замедленную съемку, то с удовольствием в будущем пересматривала бы его снова и снова: она не шла, она растворяла реальность своим появлением, своей кошачьей походкой; я так и видела, как из-за

стульев попеременно выглядывали восторженные мужские головы с зажженными глазами. Эту девушку не портило даже куцеватое, недорого вида платье-униформа, все же сообщающее о том, что она пришла не на модное дефиле, а должна рутинно обслуживать шумные клиентские столики.

– Привет, Я Габриэль, можно просто Габи, я здесь работаю (*говорит по-английски), – она приняла мой вызов на входе мягким взглядом и протянула мне навстречу свою тонкую руку с продолжающим болтаться вокруг запястья толстым золотым браслетом.

– Меня зовут Энн, – уже немного успокоившись, ответила я, присовокупив свои слова к ответному рукопожатию. – Мне нужно поговорить с вашим администратором, я ищу работу, – мне показалось, что я сказала последние слова слишком жалким образом, вспомнив, по своему опыту, что ни один работодатель не любит неудачников.

Тем не менее с лица Габи не спали учтивая улыбка и даже некоторая теплота взгляда:

– Вы хотите устроиться работать официанткой? У вас есть рекомендации?

– Да, – не слишком уверенно и осторожно ответила я, зная, что рекомендаций у меня нет. – Я могу поговорить с вашим администратором? – к своему собственному удивлению, продолжала нетвердо настаивать я.

– Гонсало! – тут же обернувшись и через весь зал, прокричала девушка-кошка, – veio ate voce (к тебе пришли), – добавила она уже на португальском, чем заставила меня внутри поежиться и уже начать волноваться. Очевидно, на английском языке тут разговаривали немногие, если даже администратор говорит на португальском.

Но делать было нечего: пан или пропал, я решила биться до последнего.

Габи одновременным призывным жестом головой и руками предложила мне переместиться поближе к барной стойке. Я же без промедления ей покорилась, чувствуя себя довольно глупо, стоя буквально «в дверях», да еще и появившись здесь с таким шумом (напомнить себе в будущем быть выдержаннее).

– Que passa? (в пер. с порт. «что случилось?») – без доли доброжелательности спросил вышедший из дверей мужчина.

Португалец был кудряв до невозможности, и, если бы не показавшая возраст проплешина на самой макушке, которая предательски отражала поступающий электрический свет со стороны барной стойки, он мог бы сойти за местного донжуана. Гонсало был загорелым, несколько коренастым мужчиной в возрасте от пятидесяти – блаженный период, когда и сделано многое, а здоровье на потехи для себя еще осталось.

На нем был выгоревшего оттенка хлопковый батник (по-современному поло) с короткими рукавами, что напомнило моего деда по материнской линии, хотя дед никогда не смотрел на меня вот так, как сейчас смотрел в мою сторону Гонсало: недоверчиво, нерадушно и с нескрываемым предубеждением.

– Вам нужны официантки? – скромно и жутко неуверенно, словно мне попался не тот билет на выпускном экзамене, спросила я на английском. Параллельно каким-то седьмым чувством я ощущала поддержку со стороны Габи, хотя не видела ни ее мимики, ни позы – она стояла с правой стороны сцены, открывающейся мне, главным героем на которой сейчас был этот неприветливый португалец.

– Только если ты понимаешь, о чем я: «uma ponta a seu critеrio» («чаевые на ваше усмотрение»), – обратился он ко мне с нескрываемым удовольствием по пути к цели: поставить эту выскочку, то есть меня, на место, прямо здесь и сейчас, поскорее завершив наш едва начавшийся разговор.

– Он говорит: «По каким критериям ты оцениваешь уровень своих понтов, раз набралась наглости так бесцеремонно вламываться в мой бар?» – с улыбкой на лице, чуть не хохоча, перевел мне на уверенный русский ворвавшийся в наш диалог мужчина славянской внешности, внезапно появившийся из «подсобного помещения», предварительно прошелестев висящими в служебном проходе висюльками-занавесками из светло-розовых ракушек, нанизанных на прозрачную толстую леску. – Не нужно быть мастером наблюдения, чтобы понять, что вы ни черта не говорите на португальском, – тут же продолжил он, не дожидаясь моего ответа и воспользовавшись эффектом неожиданности собственного появления, – но, очевидно, решительности вам не занимать! – продолжил он, проследовав легкой, вальяжной (мне даже показалось, что несколько нагловатой) походкой к месту подвисшей в воздухе паузы.

Заслонив своей не самой широкой спиной окно, этот выскочка словно попал в загорелый полумрак, из которого ярко блестели глубоководной синевой его глаза, уже почувствовавшие привкус зарождающейся человеческой игры. Его нарочитая надменность, выраженная в аккуратном приподнятии светлой головы, говорила о том, что он уже знал, чем эта самая игра закончится.

Пауза продолжилась. Я незначительно, словно мельком, взглянула на Габи – она с интересом затаилась в ожидании, оставив себе роль безмолвного зрителя.

– Pablo, он же Паша, Павел, как вам удобно! – и новоприбывший протянул мне руку для рукопожатия

– Аня, – немного «отвиснув», словно старый виндоусовский компьютер, ответила я, стараясь пожать его руку как можно уверенней, как бы обозначая степень решительности своих намерений.

– Что, не взяли в «Крошку-картошку», Аня, психанули и уехали на Мадейру? – в демонстративной ухмылке он приподнял тонкие полуобветренные солнечным океаном губы, стараясь параллельно как можно глубже заглянуть в мои глаза, очевидно, чтобы убедиться, что я поняла его шутку.

В этот момент Гонсало недовольно «прыснул» в адрес русского:

– N?o me incomoda de se comunicar com uma menina bonita, Pablo! (в пер. с порт. «Не мешай мне общаться с красивой девушкой, Пабло!») – по активным жестикуляциям лысеющего мачо-португальца я поняла, что Павел мешал Гонсало задавать мне компрометирующие вопросы.

– Он говорит, что я красавчик, а с вами невозможно общаться! – с нескрываемым восторгом и даже каким-то распаленным азартом в глазах продолжал этот нахальный, по отсутствую акцента, очевидно, русский.

Этот загорелый выскочка своими «юморными» вставками начинал меня порядком раздражать. Возможно, в другом месте и в другое время я сочла бы его шуточки подходящими и где-то даже смешными, но не сейчас, когда у меня дико болела правая нога, уже хотелось есть, а работы на горизонте так и не появлялось. И я обратилась прямиком к лысеющему администратору кафе на своем английском, демонстративно игнорируя присутствие этого русского Pablo:

– Я не знаю португальского, но уверена, что могу быть успешной в качестве официантки в вашем кафе!

– Нет, бонита (красавица), не сможешь, ты не знаешь португальского, а завсегдатаи этого кафе – в основном местные, потому что здесь дешево, вкусно, и они всегда могут набить здесь морду друг другу после выпивки без последствий!

У меня уже не хватало усилий изобразить на своем лице маску благодарности «за уделенное для беседы время», я была просто убита очередным отказом и даже не пыталась скрыть своего разочарования по этому поводу. «Пабло устал» – гласила вывеска уже на английском большими буквами на барной стойке… я, честно говоря, тоже, и очень сильно…

Сказав дежурные «спасибо» и «до свидания», я поплелась в сторону выхода из кафе. Вид у меня, вероятно, со стороны действительно был жалкий, потому что в момент приоткрытия двери я услышала звонкий голос русского:

– Эй, девушка без чувства юмора! Постойте!

Еще пара секунд – и меня нагнал Пабло-Павел, изображая уже некоторую заинтересованность. Сменив сарказм и издевки на более спокойный тон, он предложил присесть за столик, предварительно сообщив, что может быть мне полезен.