Исповедь вампира

– Софья Николаевна, императрица вас примет. – Он махнул мне рукой, приглашая войти, и я торопливо последовала его приглашению.

Кабинет оказался намного меньше, чем я думала, хотя и представлял собой огромное пространство с богатой мебелью и гобеленами, а так же огромным камином. Надо признаться, выглядел он достаточно уютно. От волнения, овладевшего мной, я сразу не могла узнать всех присутствующих и не как не могла отыскать среди них Елизавету.

– Оставьте нас на минутку с Софьей Николавной. – послышался властный голос императрицы, от которого у меня подогнулись ноги. «Спокойно, – приказала я себе, – спокойно. Ты должна выглядеть достойно».

Придворные и слуги поспешили покинуть кабинет. Дверь захлопнулась, и я почувствовала спазмы в желудке от волнения. Мы с императрицей остались наедине.

Я вздернула подбородок, стараясь успокоиться, и теперь различала одинокий силуэт государыни у окна. Она была невысокого роста с весьма выразительным лицом. Великолепный белый парик с завитыми локонами, обрамлял ее полное лицо, одежда поражала величием. Императрица играла своим расписным веером, расшитым золотыми нитями, пришедшим в моду из Франции. Ее умные серые глаза изучающе смотрели на меня. Я присела в реверансе, а мой мозг перебирал фразы, с которых можно было бы начать. Но императрица меня опередила.

– Софья Николавна, наконец-таки вы посетили нас. Но, голубушка, почему же вы не отвечали на мои приглашения? – ее прямота немного сбила меня с толку.

– Государыня, я как раз приехала просить прощения по этому поводу, – немного рассеяно проговорила я, – у меня были серьезные причины на то.

На лице Елизаветы появилось любопытство. Она, играя своим веером, подошла к письменному столу и, отодвинув высокий стул, напоминавший трон, села на него, положив на стол перед собой веер.

– И что за причины заставили вас прятаться от императрицы?!

– Ваше величество, я вовсе не пряталась! – оскорблено воскликнула я и сразу же осеклась, вспомнив, с кем разговариваю. – Ох, смерть моего мужа совсем выбила меня из колеи, ну и еще кое-какое обстоятельство вынудило меня уехать из Петербурга, к своим родителям.

Елизавета внимательно смотрела на меня, ее лицо напоминало каменное изваяние, а голос – лед:

– Какое обстоятельство? Вы меня пугаете. Или вы не можете мне довериться?

– Нет, ваше величество, доверяю, – отпрянула я, – просто…

– Говорите, я хочу знать

Мне не хотелось посвящать ее в свои проблемы. «Чертово любопытство!» – подумалось мне.

– Просто, я ждала ребенка, поэтому уехала в поместье родителей, но, к несчастью, случился выкидыш. Я едва не умерла. Все это время я лечилась там… – мой тон был почти вызывающим, подбородок вздернут, в глазах наверняка огонь. Но изменившееся лицо Елизаветы заставило меня остыть. На нем появилось сочувствие.

– Мне очень жаль и вашего покойного мужа и его не родившегося ребенка. – мягким голосом произнесла императрица. – Иван Григорьевич принял достойную смерть. И вы прилежно носите траур. Но мне больно видеть вас в ужасном черном платье, оно вам совершенно не идет. Вы ведь так молоды… – в ее голосе стало еще больше теплоты. – Софья Николавна, не скрывайте от меня ничего, и если вам понадобится помощь – вы в праве за ней обратиться прямо ко мне.

– Благодарю – я присела в реверансе и собралась выходить, как императрица вновь произнесла:

– Ах, да! Сегодня в вечерний час во дворце бал, мне хотелось бы видеть вас в числе присутствующих.

– Конечно. – Я вновь поклонилась и, наградив ее самой милой улыбкой, на какую была способна, удалилась.

К этому вечеру я решила подготовиться основательно. Прежде чем начинать приготовления к балу, я приняла горячую ванную с молоком и медом, совсем как Клеопатра в свое время. Потом я натерла тело душистыми эссенциями, а затем сдалась на милость моих искусных фрейлин. Девушки, несмотря на свою молодость, были очень умелыми. Они уложили мои волосы наверх в виде «гнезда» и покрыли волосы легкой черной вуалью. Макияжа было использовано совсем немного: мне слегка подкрасили сурьмой ресницы, а губы – специальной смесью, какую могла делать только Серафима, от которой губы становились удивительно мягкими и розовыми. В одежде выбора не было – в любом случае я надела бы черное платье. Только на этот раз бархатное. Из украшений я выбрала скромное колье и серьги из темно- синих аквамаринов. Они приятно гармонировали с моим темно – синим бархатным плащом, сцеплявшимся на шее тонкой серебряной цепочкой. Когда мой туалет был окончен, я взглянула в зеркало: черный цвет делал меня старше и намного стройнее, лицо умело подкрашено. Я была довольна собой. В довершение своего образа, я приклеила маленькую мушку в уголок рта, что соответствовало тогдашней моде, натянула на руки черные лайковые перчатки и взяла расписной китайский веер.

Несколько томительных часов и я уже находилась на пути в Зимний дворец. Моя карета внутри была отделана бархатом, но окна опускались занавеси с бахромой, скрывающие меня от посторонних взглядов. Колеса экипажа были позолочены, дверцы кареты украшали фамильный герб Спиридовых, а две красивые черные лошади, украшенные красными султанами, дополняли сей величественный ансамбль.

Мне казалось, что путешествие не кончится никогда. Дорога была ужасная, испещренная глубокими колеями. В такие минуты я ругалась, на чем свет стоит. Но уже через некоторое время, мы подъехали к воротам дворца. Двор был заполнен экипажами гостей, прибывавших на бал снова и снова. Я быстро прошла по мраморному двору, и поспешила в вестибюль дворца, где уже собирались разнаряженные придворные. Я попыталась отыскать хотя бы одно знакомое лицо, но от волнения у меня все плыло в глазах. Неожиданно, кто-то схватил меня за запястье, и резко обернувшись, я увидела великолепно одетого Степана Лисицына. Он широко улыбнулся и, поклонившись, поцеловал мою руку:

– О, моя Софи, счастлив, видеть вас здесь! Позвольте мне сопровождать вас сегодня. Для меня это была бы большая честь.

– Разве я могу отказать вам. Мне будет приятно провести вечер в обществе обольстительного Дон Жуана! – улыбнувшись, ответила я, взяла его под руку и мы пошли вдоль рядов блистательных придворных, которые с любопытством смотрели на меня. Здесь были и генерал – фельдмаршал Петр Александрович Румянцев с женой графиней Марией Румянцевой, и генерал – анкер Василий Михайлович Долгоруков – Крымский, и граф Шереметьев с женой, и граф Воронцов вместе с Елизаветой Романовной, и князь Михаил Иванович Дашков с женой Екатериной Романовной, князь Никита Иванович Панин и многие другие известные люди. Я учтиво здоровалась со всеми и тихонько смеялась над шутками Степана, которые он нашептывал мне на ухо. Честно говоря, придворное общество Елизаветы Петровны состояло по большей части из красивых и умных мужчин и женщин. Императрица хотела окружить себя таковыми людьми, хотя некоторых из них умными назвать было все же сложно. Однако, красивая внешность вовсе не означала идеальность этого общества, как и везде, придворные плели интриги, распускали друг о друге слухи, изменяли мужьям и женам, за каждым водились свои грешки.

Начался бал и все гости пошли в зал танцевать. Но мне в своем черном платье не хотелось танцевать. Со всех сторон меня окружали дамы и кавалеры, учтиво улыбались и восхищались моей красотой.

– Степан, мне не хочется танцевать сегодня, – проговорила я, когда он протянул мне руку, чтобы увлечь в ряды танцующих.

– О, тогда мы могли бы прогуляться по дворцу! – весело воскликнул он и, взяв меня под руку, повел по галереям.

– Ma cherie, – флигель-адъютант повернул ко мне свое молодое лицо, в глазах его сверкали задорные искорки, – хочу вам кое-что показать! За время вашего отсутствия здесь кое-что изменилось, государыня все время перестраивает дворец. – Он вел меня в сад.

– Ну, как? – спросил он, когда мы дошли.

Великолепие сада меня поразило. Я думала, что попала в рай. На возвышенности находился бассейн, а рядом стояли мраморные античные статуи. Цветочные клумбы простирались почти до самого горизонта. Фонарики, висевшие на аккуратно подстриженных деревьях, освещали ночной сад. Воздух был легким и неподвижным, наполненным ароматом цветов и зелени.

– Давайте присядем вон там, – Степан указал на возвышенность рядом с фонтаном.

Мы добрались до скамеек и устроились на них. В саду почти никого не было, лишь кое-где бродили парочки. Легкий ветерок ласкал мне волосы, слышалось тихое журчание фонтанов.

– Прекрасное место! – вдохнул воздух Степан, – Такое ощущение, что это отдельный мир. Здесь приятно находиться в уединении. Не так ли, Софи?

Я не ответила. Вдохнув свежий воздух, я лишь улыбнулась. Степан придвинулся ко мне поближе. Я уже знала, что должно было произойти прежде, чем он заговорил.

– Софья. – он, преданно заглядывая мне в глаза, взял обеими руками мою руку и поднес к своим теплым губам. Я не стала противиться. Меня распирало любопытство испытать этого повесу. Коварный дьявол – заманил меня в сад и лепечет сладкие речи. – Mon dieu, – повторил он и заговорил немного хриплым голосом, который красноречиво говорил о многом, – о, моя душа! Знали бы вы, как я вас обожаю! Ваше прелестное личико сводит меня с ума.

Я с интересом наблюдала за ним.

– Вы просто не имеете права заворачивать себя в это ужасное платье и прятать ото всех свои прелести, – он придвинулся еще ближе, и я уже ощущала его горячее дыхание на плече, рука его уже скользила по моему колену, сквозь платье.

– Сжальтесь надо мной, дорогая, подарите мне хотя бы поцелуй! – Степан склонился ко мне, но я успела прикрыть свое лицо веером, что и помешало поцелую.

– Степа, – проговорила я, поднимаясь со скамьи и расправляя платье, – проводите меня во дворец, здесь становится прохладно.

– Моя душа, – он, как ни в чем не бывало, подскочил со скамейки и, поправив перевязь на камзоле, продолжил, – я провожу вас в игральный зал.

Игральный зал представлял собой место, где играли в карты. Это было богатое помещение с красивой мебелью и великолепными гобеленами, висевшими на огромных окнах. Когда мы вошли, зал уже был заполнен. За столами сидели игроки с картами в руках, вокруг них собрались толпы зрителей. Лакеи сновали повсюду с блюдами, полными еды. Мы со Степаном прошли вокруг столов, рассматривая и игроков и зрителей. Всех неизвестных мне людей Степан называл по имени и рассказывал мне их краткие биографии. Мое внимание привлек молодой человек, сидящий за одним из столов с игроками.

Я видела много ярких мужчин, но этот совершенно потряс меня. Он был высокого роста, на выразительном лице темно-карие глаза, обрамленные длинными, густыми ресницами. Такого же цвета были его брови и короткие волосы, которые, видимо, от природы были волнистыми. Кожа его была смуглого цвета из-за чудесного загара, контрастирующего с белым воротником сорочки. Незнакомец что-то сказал одной из играющих с ним дам, наградив всех белоснежной улыбкой, резко выделяющейся на его загорелом лице. На нем был надет великолепный бледно-голубой атласный камзол с вышитыми золотом птицами и цветами и темнее оттенком бриджи, заправленные в высокие сапоги.

– Кто это? – спросила я, не сводя с незнакомца взгляд.

– Это граф Кирилл Григорьевич Разумовский. Фельдмаршал Измайловского полка, пользуется всеобщей любовью; беспечен, очень богат, имеет все чины и ордена, ненавидит какую бы то ни было деятельность. Гетман Малороссии. – Степан говорил все это непринужденно и уже смотрел в другую сторону. К счастью, он не заметил моего интереса к этому человеку.

– Степочка, а расскажите-ка мне об этом Кирилле Григорьевиче. – Попросила я, когда мы отошли от стола, где сидел этот красавец.

– Ну, что я могу сказать, – Степан остановил лакея, проходившего мимо с подносом в руках и, стянув с подноса кусочек замысловатого угощения, продолжил, – ну это человек дела, он честолюбив, образован. Но, сказать по правде, – Степан аккуратно облизал пальцы после аппетайзера, – сказать по правде, он не очень-то любит женщин.

– В каком смысле? – воскликнула я и уже почувствовала разочарование. Неужели такой красавец придерживается «любви по-итальянски»?!

Степан взял с подноса бокал вина и, пригубив немного, продолжил:

– В смысле, я никогда не слышал, чтобы его заметили с какой-нибудь дамой. Ни одного любовного приключения, ни одного мужа-рогоносца на счету. Личная жизнь за семью печатями. Одна придворная дама говорила, что графа невозможно очаровать. Но лично я считаю оставаться равнодушным к женским чарам – преступление.