Сны как пробуждение

В дверь постучали – пришла соседка, хотела попросить меня погулять с ее собакой, у нее самой заболело горло. Посмотрела на мои повязки и загрустила, но, на всякий случай, все же поинтересовалась, точно ли я ей не смогу помочь.

Потом позвонила мама Ксюшиной подруги, хотела привести мне дочку, пока она сама съездит в магазин. И ее тоже пришлось разочаровать.

Подошел муж, задумчиво посмотрел на мой гипс, и заказал пиццу.

Дочка ныла, просила с ней сходить погулять. Моя несчастная голова снова разболелась.

Вечером приехали мои родители и забрали Ксюшу к себе. С одной рукой трудно ухаживать за маленьким ребенком. Я была им очень благодарна.

С тех пор я стала видеть странные сны. Иногда это были отрывочные сновидения, иногда целые истории.

Однажды я увидела себя плотником, вырезающим сложную резьбу из обычной доски. В конце сна он стоял на крыше построенной им деревянной церкви. И такое ликование переполняло его душу, такая радость от хорошо сделанной работы, что я проснулась вся в этом светлом чувстве радости. И несколько дней все в руках спорилось, несмотря на гипс, все дела делались легко и с удовольствием. Кстати, стало понятно, почему меня всегда так тянуло к русскому зодчеству и завораживало деревянное кружево резьбы.

7.Сон_4

В одном из снов я увидела себя монахом, который руководил строительством церкви. Не как архитектор, а скорее, как прораб: ходил по просторному зданию строящегося храма, следил за работами. Смотрел за крестьянами, пришедшими на строительство. Заказывал иконописцам иконы и роспись стен, стекольщикам – рамы для окон, художникам – мозаику на фасад. И был он там настолько на своем месте, так все четко делалось под его руководством, что я чувствовала состояние глубокого удовлетворения своей работой. А в конце жизни в узкой келье монах сам пробовал писать иконы. Особого дара у него не было, но списывать иконы с оригинала получалось. И доставляло большое удовольствие. В монастырь приезжали священники и прихожане окрестных деревень. Покупали иконы и везли их в свои дома и церкви. Регулярно поступали заказы на именные иконы в честь рождения, именин или свадеб. Заказы богатых прихожан исполняли монастырские иконописцы, а обычные иконы писали сами монахи. Достаточно было быть старательным копиистом. Так и провел монах последние годы своей жизни – писал лики святых.

Это была светлая, спокойная жизнь.

Я с детства любила рисовать, но больших успехов не достигла и как-то успокоилась. Но утром, проснувшись, я поняла, что очень хочу рисовать. Прямо рука чешется, та, которая не сломана. Тем более, есть возможность, пока дочка у бабушки. Я взяла из Ксюшиных запасов большие листы бумаги и акварель, села перед окном творить. Неожиданно для меня самой на листе возникал достаточно узнаваемый пейзаж: дорожка между липами, фонари и скамейки нашего парка. Я даже вспомнила, как рисовать акварелью, хотя не брала в руки кисточку со школы.

Алексей, придя с работы, удивился.

– Не ожидал, что ты что-то можешь,– изумленно сказал он.– Думал только по дому шуршать и способна.

Это, конечно, были мысли его матери. Как жаль, что выскочив замуж, я бросила институт. Свекровь убедила меня, что ребенка и учебу я не потяну. И что волнение на экзаменах негативно повлияет на плод. Поэтому после 3-го курса я взяла академический отпуск, а потом просто не вернулась в институт. Тогда, будучи молоденькой девчонкой, я и подумать не могла, что спустя несколько лет меня будут шпынять моей необразованностью. Для Нины Павловны сейчас это была любимая тема, хлебом не корми – дай лишний раз напомнить о моей никчемности и бесполезности. И мужу она тоже пела в уши, пока Алексей не уверовал, что я просто балласт у него на шее. И вдруг – эта похвала. Рисунок-то ничего из себя не представлял, но я ощутила непривычную поддержку мужа.

К тому времени я уже стала понимать, что сны мне снятся не просто так. Самое удивительное было то, что чувства, которые я испытывала во снах, были мне очень знакомы в жизни. Пожалуй, кроме последнего – чувства удовлетворения своей работой. Чаще я была собой недовольна. А все мои огрехи так долго расписывались Ниной Павловной, что я поверила, будто ни на что дельное в жизни не способна.

В детской комнате мы оставили одну стену белой. Хотели пригласить художника, чтобы он расписал ее. И сейчас я поняла, что и сама способна на это. Пока Ксюша у моих родителей, как раз есть время. Рука-то у меня сломана левая, а коленка уже подживает. Я сразу же заказала по интернету краски и кисти и, разложив по всей кровати детские книжки с картинками, стала придумывать макет. Сыну идея очень понравилась, и он активно включился в работу. Без его помощи и поддержки я бы дольше раскачивалась.

Через неделю, к приезду дочери, стена была готова. Тут был и замок, и цветы, и рыцари на конях, и корабли в синем море. Ксюша была в восторге, Алексей нас похвалил. Руслан неделю ходил гордый, ведь корабль и рыцарей рисовал он. Только с лошадьми я помогла.

По этому случаю созвали друзей детей и устроили праздник. Я накупила масок и испекла торт. Жаль, в разгар праздника пришла свекровь. Расписанную стену она назвала "аляповатой и безвкусной", торт "приторным", а детей "невоспитанными". Я сначала расстроилась, но потом задумалась. Только и слышу: «Необразованная, совсем ни на что не годная. Благо, муж хорошо зарабатывает, а то, как бы ты жила, если даже на хлеб себе не способна заработать?» Я и сама это знала. Самооценка была практически на нуле, а свекровь еще и добивала. Почему мнение этой женщины уже 12 лет портят мое настроение и жизнь? Сын подошел. Обнял и прошептал мне на ухо: «Не обращай на нее внимания. Что она понимает?»

Ложась спать в тот день, я подумала: "Как хорошо, что у меня есть Руслан. Такое ощущение, что мы с ним были знакомы задолго до его рождения". И пришел сон.

8. Сон_5

Перед нами до самого горизонта расстилалась водная равнина, кое-где изрезанная небольшими островками и выступающими каменистыми косами. Местами из воды торчали просто большие пучки пожухлой травы. Старики рассказывали, что когда-то эта сторона нашего острова была сушей. Об этом свидетельствовала и старинная крепость, которая гнилым зубом возвышалась теперь над этой трясиной. Древние критяне возводили крепости на побережье, чтобы было удобно добираться до моря. Минойцы считали себя морским народом. До катастрофы, о которой остались только невнятные предания, эта крепость стояла на прибрежной скале и охраняла подступы к острову. Теперь это было не нужно. Ни один корабль и так не смог бы здесь пришвартоваться. Низкий берег, подтопленный морской водой, стал непроходимой естественной преградой.

Но мы с братом выросли на Крите. Конечно, с этой стороны мы бывали не часто, родители всегда считали, что здесь опасно. Стоячая вода давно превратилась в болото, и топи не давали возможности добраться до крепости.

Но мы молоды, амбициозны, и ничто не может остановить нас на пути к приключениям. Мы тащим с собой длинные гибкие доски. Дойдя до топкого места, мы выкладываем из них перед собой мост с кочки на кочку, потом перекладываем доски дальше и постепенно продвигаемся к заветной цели. Главное, выбрать надежный островок, чтобы он не ушел под воду, когда ты будешь уже на середине пути. Периодически мы ошибаемся, и все же падаем в воду, тогда тот из нас, кому повезло больше, осторожно подтягивая к себе доску, вытаскивает второго из трясины. В такой поход можно идти только с тем, кому совершенно доверяешь. Мы с братом можем полностью положиться друг на друга. Более надежного попутчика и пожелать нельзя. Мы уже совершенно вымокли и обессилели, главное, успеть до темноты добраться до крепости. Ночь в наших местах наступает внезапно. Остаться в кромешной темноте посреди болота – самое страшное, что может нас сейчас ожидать.

Да, такое путешествие не для слабонервных. Но нам и нельзя быть такими. Мы – сыновья богатого и влиятельного купца. Всю жизнь нам предназначено путешествовать и рисковать. Разумно рисковать, как любит повторять отец. Он готовит нас к будущему. Мы много и усердно занимаемся математикой, географией, астрономией, учим языки других стран. Но реальной жизни, полной опасностей, как нам кажется, мы должны научиться сами. Поэтому мы и пошли в этот поход к заброшенной крепости.

Выйдя с восходом солнца, мы добрались сюда по берегу, огибая скалы, закрывающие залив, где находится наш городок Киссамос. Теперь, добравшись до крепости, мы намеревались переночевать в ней. Сколько раз, мальчишками, плывя на отцовском корабле мимо этой части острова, мы мечтали об этом. И наконец, у нас появилась возможность осуществить задуманное. Если бы нам не приходилось тащить с собой доски, мы добрались бы гораздо быстрее, и не следили сейчас с замиранием сердца за движением солнца по небу. Доски мы купили в последней на нашем пути деревне, стоящей близ затопленной лагуны. Никто уже не помнил, как назывался город, бывший когда-то на этом месте, у подножия крепости. Он погиб до того, как сюда пришли предки нынешних поселенцев. Место же считалось проклятым, потому что боги когда-то разгневались на его жителей и напустили на них море, поглотившее всех. Даже памяти от них не осталось!

Но мы были не местные крестьяне, учителя рассказывали нам, что когда-то на островах нашего моря была развитая цивилизация. И наш остров представлял собой цветущую землю с богатыми прекрасными городами. В чем-то их развитие даже превосходило наше. Но на самом крупном острове Стронгила, довольно далеко отсюда, случилось сильное извержение вулкана, расколовшее и почти погубившее тот остров. Оно вызвало огромную приливную волну, прошедшую по окружающим островам и почти смывшую с них жизнь. Вслед за ней с неба выпал горячий пепел, и на островах начались страшные пожары. Цивилизация погибла, погребенная под слоем пепла. Долгое время в этих местах совсем не было жизни. Но потом пришли другие племена, принесшие с собой другую культуру, и поля снова были засеяны и дали всходы. Наш остров, после потопа и землетрясения, явившегося частью катаклизма, видимо сильно преобразился. Часть его ушла под воду совсем и стала дном моря, часть была подтоплена и превращена в болота. А поперек острова образовались три глубоких ущелья. Словно кто-то пытался разломать землю на несколько частей. Надо было быть очень опытным лоцманом, чтобы плавать в этих местах. Ни один из чужих кораблей пробил себе дно, наткнувших на далеко выступающую в море каменную косу, теперь превратившуюся в мель. Но наши предки пришли сюда давно. Еще наш прадед водил здесь корабли, лавируя между островками и мелями. А наш дед уже имел свои корабли и смог построить тот великолепный дом, в котором мы родились. Теперь мы с братом должны были продолжить династию.

И, подгадав к отсутствию отца, отплывшего за товаром, мы отправились исследовать остатки прошлой жизни. Скоро, совсем скоро, мне, как старшему, предстояло покинуть наш цветущий остров. И отправиться расширять семейное дело, основав торговлю на Финикийском побережье. Грядущая разлука печалила нас обоих. С раннего детства мы были очень дружны с Димитриу. Внешне не похожие, мы оба были высоки ростом, худощавые, с сильными, мускулистыми руками и ногами. Но мое вытянутое бледное лицо обрамляли длинные, до плеч, рыжие пряди волос, наследие маминых предков. А брат, пошедший в отца, был более коренаст, круглолиц и темноволос. Несмотря на два года разницы в возрасте мы практически не расставались. Сейчас же брату предстояло помогать отцу дома, а мне уехать далеко-далеко. Димитриу, хорошо разбиравшийся в цифрах, уже сейчас вел денежные дела отца. И после окончания обучения, он должен был занять место первого управляющего.

Этот поход был нашим прощанием, возможностью побыть наедине друг с другом и наобщаться на несколько лет вперед. Никто не знал, когда нам представится возможность увидеться.

Ночь мы, как и планировали, провели в крепости. Время, море и ветер хорошо сделали свое дело, от прежней жизни здесь ничего не осталось. Но сами постройки были крепкими, и их еще вполне можно было использовать по назначению, если бы когда-то обрушившиеся скалы не перекрыли возможность подплыть к крепости со стороны моря. Но брат загорелся этой идеей и решил попробовать как-нибудь все же подойти к ней на ялике. Он горячо мне доказывал, что в эти строения еще можно вернуть жизнь, и использовать их в качестве склада для наших многочисленных товаров. Я только посмеивался, видя, что в нем еще говорит ребячество. Да, таковы уж мы были, что даже за весельем и развлечениями не забывали о семейном деле. Торговля, прибыль, богатство – это то, ради чего следует жить, чему надо посвящать все свое время и мысли. Этому нас учили с детства, и мы были уверены, что по-другому и быть не может.

Всю ночь, коротая ее за разговором, мы любовались простором моря, сливающимся с огромным черным небом. Звезды сияющими искрами отражались в воде. И казалось, что наш утес плывет по воздуху. Часы шли, но мы не могли наговориться, за двадцать с лишком лет привыкнув доверять друг другу любую мысль, любое движение души.

Утром, перебравшись через болото обратно на твердую землю, и, оставив доски для следующих смельчаков, мы отправились домой кратчайшей дорогой – через перевал. Нам пришлось карабкаться вверх на крутую гору, но для молодых, пышущих здоровьем парней такое занятие было только в удовольствие. Зато, когда мы подошли к нашей лагуне, сверху открылся такой изумительный вид на изумрудный, сверкающий залив и утопающий в зелени городок, какой никогда не увидишь с земли. Водная гладь простиралась до самого горизонта, переливаясь различными тонами синего и зеленого. В нашем заливе сходились два моря. Поэтому вода залива поражала богатством оттенков, сменяющих друг друга.

Осторожно, держась за кустарник, мы стали спускаться по почти отвесной скале к берегу. Стройная фигура матери в белом платье, ожидавшей нас на балконе дома, была заметна издалека. Увидев нас, мама спустилась и побежала навстречу. Видно наше отсутствие далось ей нелегко. Но она не упрекала нас. Мы в семье очень любили друг друга, и желания детей мама принимала, как свои.

Иногда необходимо уйти только для того, чтобы вернуться. Как приятно снова войти под своды своего дома, ощутить аромат трав и кустарников, цветущих в нашем садике. Мы, как дети, бежали по резному каменному коридору, отбрасывающему причудливую тень на мозаику пола, и, как в детстве, пихали друг друга в бок на бегу. Нас с братом распирала энергия молодости, и мы были абсолютно счастливы.

Моя невеста тоже с нетерпением ждала меня из похода к крепости. Для нее это была своеобразная тренировка. Ведь она готовилась стать женой купца. То есть постоянно ждать мужа из поездок, порой длительных и опасных. Моя Олья происходила из не слишком богатой и знатной семьи. В этом городке и не было семьи богаче нашей. Но девушка была мила лицом и кротка нравом, а главное, готова уехать со мной, оторвавшись от своих родных, и зажить совершенно новой жизнью на чужбине. Не всякая девушка на такое способна.

Через неделю, после возвращения отца, состоялась наша свадьба. И через несколько месяцев после этого я с молодой женой, в сопровождении кораблей, выделенных мне отцом, и полных товаром, отплывали в Финикию, центр торговли всего Средиземноморья. Там сходились торговые пути со всей Передней Азии. Караваны шли на юг, в Египет и Палестину, на север – в Малую Азию и Междуречье, корабли везли товары в дельту Нила, на острова Эгейского моря и дальше на запад. Мне предстояло жить в городе Тире. Отец давно хотел основать там дело, но слишком любил свой остров, чтобы переехать жить в другое место. К тому же, он не доверял чужим людям, чтобы ставить их управляющими. Теперь же, когда сыновья выросли, он намеревался значительно расширить свою торговлю и свое влияние.

Отец считал, что Крит связан с Финикией с глубокой древности, и в доказательство приводил старинную легенду, которая гласила, что у царя Агенора, правителя города Тира в Финикии, была красавица дочь по имени Европа. Её заметил с Олимпа царь богов Зевс и влюбился в неё. Он обернулся громадным белым быком и похитил царевну, когда она направлялась с подругами на морское побережье. Бык бросился в воду и быстро скрылся из глаз испуганных девушек. Через несколько дней Зевс, с Европой на спине, достиг необитаемого острова. Выйдя на берег, он принял облик бога и поселился с прекрасной возлюбленной вдали от человеческих глаз. Европа родила Зевсу трёх сыновей: Миноса, Сарпедона и Радамента. Старший из них стал первым царём цивилизации Крита.

Поэтому именно Тир был избран местом моего проживания.

II

Гавань Тира мне не понравилась. Серые отвесные скалы, без привычной глазу зелени, окаймляли ее со всех сторон. Внизу, практически прилепленные к скалам, а местами и выдолбленные в них стояли глинобитные и кирпичные дома. Прямо перед ними находилась набережная, и корабли, корабли, корабли… Весь город, в сущности, представлял собой порт. Небольшая полоска суши отгораживалась от остального материка скалами. В случае опасности с моря, уйти вглубь было невозможно – скалы стояли неприступно. В центре гавани находились святилища и резиденция местных правителей. Немного красок добавлял городу обычай украшать дома снаружи расписной штукатуркой.

В обе стороны от основной гавани расходились еще несколько более мелких заливов, там скалы стояли чуть дальше, позволяя распахать клочки земли и растить овощи для нужд города. Но для больших кораблей эти заливчики были практически непригодны, только плоскодонные ладьи могли зайти в них.

Мы с Ольей, благодаря деньгам, данным мне на обзаведение отцом, купили добротный двухэтажный дом по левой стороне гавани, близ складов, стоящих на далеко выступающей в море каменистой косе. Она же закрывала гавань от морских волн. Это был обычный финикийский дом, с зарешеченной галереей на верхнем этаже, где обитали хозяева. Первый каменный этаж использовался для проживания прислуги и хранения припасов. Нам повезло, дом был построен на некотором отдалении от скалы. В этом промежутке Олья посадила небольшой садик, где любила проводить время. Под нашу спальню она выбрала комнату с окнами, выходящими на этот садик. Солнце не часто попадало в эти окна, обращенные к скалам. Но зато и шум, непрекращающийся шум забитой людьми гавани, где корабли швартуются день и ночь, а погрузка-разгрузка товаров происходит круглосуточно, не так сильно мешал нам спать.

Олья, выросшая на Крите, в тишине и спокойствии Киссамоса, не могла привыкнуть к здешней бурной жизни.

Но я, впервые вырвавшийся из-под опеки отца и познавший вкус собственного дела, чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Конечно, я тоже скучал по семье, в особенности по маме и брату Димитриу, по нашему лазурному заливу и буйству береговой зелени, но мне некогда было предаваться воспоминаниям. Я весь был поглощен работой.

Город Тир славился своим производством пурпурной краски из особого вида моллюсков. Ею окрашивали шерстяные и льняные ткани. Эти ткани были очень модны и пользовались огромным спросом во всех соседних странах. Небольшие мастерские по изготовлению пурпура располагались по правую сторону от города, все побережье там заполняли груды пустых раковин, оставшихся после получения краски. Если ветер в гавань шел с той стороны, то город заполняло тошнотворное зловоние гниющих моллюсков.

Размах производства пурпура был очень велик. Своей ткани не хватало, и дешёвая некрашеная шерсть требовалась постоянно. И я целыми кораблями поставлял ее с Крита, славящегося своими овцами. Назад я вез прекрасные изделия финикийских ремесленников из бронзы и серебра, кедр, а также знаменитое стекло из Сидона, секреты изготовления которого финикийцы не открывали никому.

Кроме того, Тир был крупнейшим центром транзитной торговли. Из Малой Азии поступали серебро, свинец и железо. С острова Кипр в Финикию привозили медь. Эти товары я поставлял в Грецию. С родного Крита мои корабли привозили предметы художественного ремесла, пользующиеся большим спросом в Средиземноморье. Целыми днями я носился между складами и кораблями, щупал товары, считал выручку, руководил погрузкой, вел переговоры. Не зря отец столько сил и денег потратил на мое обучение. У меня открылся дар зарабатывания денег, особый нюх на возможность получения прибыли. Я всегда чувствовал, какой товар принесет мне наибольшую выгоду, куда и сколько стоит вложить денег, а от чего лучше воздержаться. Регулярно я отправлял отцу на Крит приличные суммы, хранить их здесь было не безопасно. Город в прошлом часто подвергался нападениям. Его большие богатства, стекавшиеся сюда из многих стран, привлекали к нему повышенное внимание разбойников разных мастей.

Опасность жизни здесь только горячила кровь. Я настолько ушел в дела, что почти перестал обращать внимания на молодую жену. Бедная моя Олья не могла привыкнуть к жизни в Тире. Обычно тихая и молчаливая, иногда она все же начинала жаловаться и проситься съездить домой, но я грубо обрывал ее. Я, по-прежнему, считал, что жена должна быть мне благодарна за то, что я возвысил ее, взяв в нашу семью. Ее чувства меня не волновали. Я настолько возгордился своими успехами в торговле, что, будучи не в духе, мог даже поднять на нее руку. Но все же, я купил кусок земли у соседнего залива и построил там небольшой дом. Олья с помощью слуг стала выращивать там цветы и овощи к нашему столу. Я считал это совершенно не нужным. Ведь в гавани можно было купить лучшие овощи, которые только произрастали где-нибудь. Мне казалось ее увлечение баловством, но я привык, что все женщины, окружавшие меня с детства, копались в саду.

Первые пять лет в Тире детей у нас не было, скорее всего из-за стресса переезда и жизни в чужом месте. Когда же, наконец, у Ольи родился ребенок, она занялась им, успокоилась и, казалось, перестала тосковать по Криту и родным. Я полюбил сына, но был слишком занят, чтобы уделять ему время и внимание. Мы назвали его в честь святого покровителя нашего родного городка – Николасом.

Брат Димитриу регулярно навещал нас в гавани. Он приезжал с нашими кораблями, сопровождая особенно ценные грузы, и увозил домой выручку. Я безмерно радовался его приездам. Стремился показать новые приобретения, рассказать о своих успехах. И меня раздражало, что самому ему гораздо больше, чем ходить со мной по складам и кораблям, нравилось проводить время с Ольей и Николасом. Они гуляли по побережью нашего залива или сидели в тени деревьев сада, выращенного женой. Я просто не мог понять, как можно так бездумно проводить время. Я убеждал брата, что за то время, пока он играл с ребенком, я провернул две сделки. И внутренне с горечью убеждался, что тому не достает деловой хватки и желания разбогатеть. Я, живя здесь, не разговаривал столько со своей женой, сколько брат в свои редкие приезды. Димитриу рассказывал племяннику сказки, возил его на закорках и вырезал из коряги коня, с которым Николас не расставался. То есть делал все то, что, в моем понимании, должны делать слуги. Сам я редко брал сына на руки, чаще отчитывал мальчишку за какие-то мелкие провинности. Именно так я представлял себе роль отца.

В один из своих приездов Димитриу стал крестным отцом моему второму сыну, появившемуся на свет на пять лет позже. Мы радовались, представляя, что мои мальчишки будут так же дружны между собой, как были мы в детстве. Олья с детьми старалась больше времени проводить в нашем загородном доме. Она так и не привыкла к жизни в гавани. Меня это раздражало. Но жена часто повторяла, что чувствует опасность, разлитую в воздухе этого города. Она знала, сколько раз население гавани было вырезано или уведено в плен, и ей казалось, что боль и страдания этих людей словно въелись в камни набережной и отвесные серые скалы, нависавшие над портом. Она задыхалась в городе.