Шёпот Колыбели. Кетаб третий

– Нет, не причастен, – произнёс он. Потом подумал немного и добавил: – Я говорил отцу, что в подобных операциях нет ни капли воинской доблести.

– Каких операциях?

Принц резко чиркнул кремнием – искры быстро воспламенили трут. Он наклонился к пламени, стал аккуратно раздувать огонь и подкладывать мелкие веточки и щепки.

– Значит, ты знал? Знал, что они готовят покушение? – не унималась Виоланта.

– Нет. Не знал. Военная разведка действовала по собственной инициативе. Донесение пришло после того, как…

Он осёкся, резко замолчал, чтобы не сказать лишнего, но девушка услышала и поняла. Однако момент слабости остался позади – Стратус, даже не глядя на неё, понял: больше она не заплачет.

– Я хочу знать, как погиб мой отец, – произнесла она тихо и твёрдо.

Мужчина всё ещё возился с огнём – это позволяло не смотреть принцессе в глаза.

– Твой отец… – Он взвесил каждое слово, которое собирался произнести. – Он дорого продал свою жизнь. Король Дэмиан достойно сражался, наравне с другими воинами: равный среди лучших. Но сыграл фактор неожиданности, арбалетчики стреляли из засады, и часть солдат сопровождения погибли сразу, поэтому перевес сил не позволил одержать победу. Я думаю, при других обстоятельствах…

Он бросил на Виоланту короткий взгляд и замолчал, видя, что она опустила голову и отвернулась. Повисла тишина, лишь огонь потрескивал на сухих ветках в своей задорной пляске. Принц погрел руки, вновь взглянул на девушку.

– Сядь к огню, – позвал он её. – Тебе надо согреть ноги.

Она равнодушно поднялась и пересела, протянула ступни к пламени, глядя перед собой невидящим взглядом. Стратус поднял с земли её туфли, повертел в руках и швырнул в костёр.

Невыносимое молчание лежало между ними каменной глыбой. Мужчина подкидывал в огонь новые и новые ветки, в тысячный раз обдумывая, что делать дальше. Если южанин приведёт пуинов, верховой путь до Ардроса займёт пять или шесть дней. По тракту, поправил себя принц, по прямой наезженной дороге. Если же и впредь вилять полями и пролесками, выйдет значительно дольше. Но вдруг пуинов достать не получится? Тогда единственный маршрут – в порт Нордтрона. В лапы разведки. Можно, конечно, и дальше плестись пешком, но Виоланта…

Он посмотрел на принцессу, которая всё ещё глядела прямо перед собой странным немигающим взглядом. Отблески костра играли на рыжих локонах, освободившихся из-под упавшего назад капюшона – пламя на пламени. Грустное, отрешённое лицо, поджатые губы, бездонные изумрудные глаза устремлены в пустоту. А ведь она совсем не похожа на других девушек, понял вдруг Стратус, и дело даже не в яркой южной внешности, столь редкой для императорских терм или холодных просторов замка Лонгарда. Она молчит почти всю дорогу, просто говорливый южанин тянет на себя внимание, и оттого Виоланта тоже кажется улыбчивой и беззаботной. Дома, в столице, принц никогда не испытывал недостатка женского внимания и считал, что хорошо знает женщин. Каждая из них, весёлая и смешливая, беспрестанно щебетала милые глупости, бросала на наследника трона томные, красноречивые взгляды и молила о новой встрече.

Нет, не каждая. Была ещё Олириадна.

Мужчина с силой отмёл всплывший в памяти образ княжны, вновь посмотрел на девушку. Она по-прежнему молчала, не шевелилась, кажется, даже не дышала – не хотела дышать, закукливаясь в своём горе. Стратус уже видел этот взгляд и слышал это молчание. Так глядели и молчали его солдаты, терявшие на поле боя лучших друзей. Наверное, так глядел и молчал он сам, когда умер Келсий.

Но её молчание просто убивало на месте.

– Виоланта… – не выдержал принц. – Я понимаю, как это больно. Я тоже хочу знать, как погиб мой отец – и отомстить, пролить кровь всех, кто причастен к его смерти. Я узнаю. Я отомщу. Но… ни твоя, ни моя месть не вернёт наших отцов. Нам всё равно придётся жить дальше, жить с этим…

Она подняла глаза, сухие, пустые и оттого страшные. Принц, обожжённый её взглядом, с трудом поборол желание обнять, прижать к груди, до капли забрать невыносимую боль себе. Девушка не должна так смотреть. Тем более – Виоланта.

– Ты любил отца? – произнесла она, с трудом разлепив непослушные губы.

– Да, любил, как бы странно это ни звучало. – Мужчина усмехнулся. Раз принцесса спросила, значит, начала оттаивать. Скорбь по отцу, что засасывала её на самое дно, немного отпустила, оставила барахтаться на поверхности. Теперь нужно лишь протянуть руку и вытащить её, а для этого необходимо продолжить разговор. Отвлечь. Переключить. Доверить сокровенное. – В детстве отец баловал меня, мы были очень близки, проводили вместе много времени… ровно до того момента, как он женился во второй раз.

Стратус ненадолго замолчал. «Боль за боль, – понял он, – только так я смогу вытянуть её сейчас, закрепить хрупкий ненадёжный успех. Ну и пусть! Со своей я уже свыкся за долгие годы. Главное, чтобы ей стало легче».

Девушка ждала, и он шагнул в бездну воспоминаний, ту, что так старательно избегал.

– Мне кажется, – начал принц после долгой паузы, – отец умел любить одномоментно только кого-то одного. Сначала этим человеком был я. Потом он полюбил Эрвейну, и я словно исчез из его жизни. А когда Эрвейна умерла, главное место в сердце отца занял Мантис, её сын. Да, мы сродные братья. Наверное, поэтому мы не ладили с самого детства. Видя, как отец балует Мантиса, я решил стать лучшим во всём – хорошо учился, старался добиться успехов в военном деле. Я постоянно пытался доказать отцу свою любовь и преданность. Мне казалось, если я стану лучшим, он… снова полюбит меня… как тогда, в детстве, до Эрвейны.

Мужчина кинул в огонь очередную ветку, стал пристально смотреть на пламя. Принцесса замерла, не в силах пошевелиться. Мягкие пальцы Дара опустились на виски. Она ясно Читала, как нелегко даются Стратусу эти слова, которых он не произносил ни разу в жизни.

– В пятнадцать отец отправил меня в первый военный поход, – наконец продолжил он. – Я был так рад! Я думал, он гордится мной и моими успехами. С каждым годом военных операций становилось больше, одна опаснее другой. Но каждый раз, возвращаясь в Лонгард, я видел на лице императора не гордость, а…

– … разочарование… – догадалась девушка.

Принц взглянул на неё, криво усмехнулся.

– Да, разочарование. Холодная досада разочарованного отца вместо такой желанной любви. Я думал – он разочарован итогами походов, и старался раз за разом добиваться большего. Больше рабов. Больше трофеев. Больше земель. Но я ошибался. Он был разочарован тем, что я вновь и вновь возвращаюсь живым. Отец любил Мантиса, и всегда хотел видеть своим преемником именно его. А я… я должен был погибнуть на передовой, освободить брату дорогу к трону. Но я упрямо возвращался. Год за годом. Раз за разом…

Стратус вздрогнул, когда Виоланта коснулась его плеча. Её мягкие руки скользнули по его груди и спине, и через миг она обняла его, уткнулась лицом в шею, обожгла горячим дыханием.

– Мне очень жаль… – тихо проговорила она.

Мужчина замер на мгновение, а потом медленно заключил её в объятия.

Это всё неважно, хотел сказать он, но не сказал. Молчание, уютное и единственно возможное сейчас, прокладывало хрупкую тропинку друг к другу над пропастью из боли. Огонь потрескивал и дарил тепло, небо над головой постепенно темнело, а они всё сидели, обнявшись, и каждому становилось легче.

Виоланта мягко отстранилась, едва принц осторожно провёл рукой по рыжим волосам и прикоснулся к ним губами. Щёки вспыхнули румянцем, разливаясь жаром по всему телу.

Стратус нехотя поднялся на ноги, отряхнул штаны от хвои.

– Твоему гвардейцу точно можно доверять? – спросил он.

– Да, Эдиан скоро придёт и принесёт всё, что обещал. – Девушка накинула на плечи плащ, пряча красное от стыда лицо в капюшон.

– Хорошо. – Мужчина вытащил из ножен меч, взглянул в тёмную вереницу деревьев. – Я принесу ещё хвороста, пока совсем не стемнело. Может, придётся заночевать здесь.

Он быстро пошёл прочь, тщетно стараясь выгнать из памяти нежное прикосновение девичьих рук к груди, чудесный запах её волос, жаркое дыхание на шее у самого уха. Изумрудный взгляд сверлил спину.

***

Мантис влетел в комнату, тяжело дыша. Равистер подумал, что и впрямь зря мальчишка редко посещает учебный плац: его физическая подготовка оставляла желать лучшего. Стратус в его годы был куда крепче, а о сбившемся дыхании во время бега и говорить не приходилось.

– Что случилось, ваше высочество? – спросил Лордрак Виатор.

Юноша растерянно моргал и не мог произнести ни слова. Импер-командор встал.

– Мантис! Говори, что произошло.

Работа шла полным ходом. Четыре лирны отбыли на границу Мерртины на рассвете, Меркарий Авентор задумчиво повертел в руках поддельный приказ, но возражать не стал – войска отправил сразу. Как любой боевой офицер, он не привык обсуждать приказы, даже столь странные. Оставалось подготовить официальное заявление, которое должен был озвучить двору Мантис от лица брата. Над текстом заявления и сидели сейчас Равистер и Лордрак.

Пока в комнату не вломился ошарашенный принц.

– Там… императорские инсигнии… – наконец выдавил он. – Кто-то копался в сокровищнице отца…

– Что?! – гаркнул Равистер. – Что ты сказал?!

Развед-командор вскочил, быстро запер дверь за белым, как снег, Мантисом. Не хватало ещё, чтобы кто-то услышал дядин крик и подобные разговоры. Юноша стоял истуканом, переводил недоумённый взгляд с начальника разведки на Равистера и обратно. Он никак не мог поверить в случившееся, хотя несколько минут назад самолично перевернул всю сокровищницу вверх дном.

Ошибка исключалась.