Весточка. О счастье. Цикл «В погоне за счастьем». Книга вторая

– И сколько раз расставались, – замечаю посредственно, прикрываю дверь детской, уводя «пациента» в сторону кухни.

– Я был готов, – повторяет резонно, присаживаясь напротив меня. Расстояние в метр, а, кажется, пропасть. Прикрываю глаза, возвращаясь в тот отпуск. Боль. Обман. Потрясение. Перекрывает ли хорошее эти составляющие?

Вывожу еле слышно, ощутимо дрожащими губами:

– Я была не готова. В данной ситуации, вы с ней слишком похожи. В своем желании любой ценой заполучить то, что хочешь… Год назад ты прекрасно осознавал, что всё идёт к очередному нашему расставанию. Мучился сам. Изматывал меня. Мы оба слишком старались, чтобы всё казалось «нормально». Но ведь «натяжка» отношений – это далеко не свобода. Я никогда и ни в чём до тебя не дотягивала. И даже в плане ребенка ты сам всё решил. Я же, как и ты сейчас, была полностью не готова.

– Но ты ведь не жалеешь? – выводит риторически. Ждёт ответа. Хотя, в этой фразе можно просто опустить вопросительный знак.

– Смотря на дочь-нет, – проговариваю без тени сомнения.

– А на меня? – уточняет с долей обиды, что в подобном контексте, более соответствует мне.

– Дети не виноваты, что родители идиоты, – вторю с улыбкой, пытаясь вернуть разговор назад.

Взъерошивает волосы, упираясь взглядом в поверхность стола. Пауза затягивается. Время слишком давит на оголенные нервы. Достаёт сигарету. Точно маятник, монотонно крутит её между пальцев. Я разрешаю курить на балконе. Поэтому здесь, она так и остаётся не зажжена.

– Я просто вышел из кабинета и поехал ближайший бар. До этого, оставив на столе подписанные бумаги на развод. Предложил ей пару дней для раздумий.

– Это подло. Не считаешь? – морщусь, пытаясь представить себя в чужой шкуре. – Осталось добавить купюру на аборт и совесть чиста.

– Твоя формулировка в записке кажется лучше? – издевается ироничным тоном, продолжая со злостью, – Я после мальчишника долго не мог врубиться, что это не шутка и ты реально уходишь. За день. До свадьбы.

– Мне казалось так всем будет лучше.

– Насмеши Бога, рассказав ему свои планы, – выдает со смешком, замечая посредственно: – Погорячее кроме чая ничего нет? А то меня мучительно быстро отпускает.

Мотаю головой, барабаня пальцами по глади стола.

– Мне действительно казалось, что я поступаю как лучше. Вы лишили меня возможности выбора. Но он был у тебя.

– С твоей подачи я отлично отыграл эту партию, – растягивает губы в улыбке, концы которой неизменно кренятся вниз, превращая былую в гримасу.

– Давай не будем ворошить былые обиды. Всё есть так, как есть.

– И время неуклонно движется к его возвращению, – замечает резонно. – Я уже чувствую этот вой приближения ветряных мельниц, зовущий пуститься в атаку.

– Прекрати, – кривлюсь, проговаривая несмело. – Не с твоими «вновь открывшимися обстоятельствами».

Замолкаю, сверля взглядом одну точку на глади стола.

– Я боюсь ему в чём-то признаться и понятия не имею, как он отреагирует на все изменения в моей жизни. А сегодня вообще, не подумавши, ляпнула про тебя. Только ты прав, Дим. Это моя незаконченная глава и я никак не могу двигаться дальше, расставив в ней очередное многоточие.

Подходит, прижимая к груди. И я обнимаю в ответ, прячась в его руках от всего лишнего мира. Наклоняется, тихо шепча:

– Я не лгал о том, что могу поспособствовать твоему выезду на два-три дня.

– Нет, – мотаю головой, проговаривая скороговоркой, – У меня проект. Обязательства. И я просто не смогу ещё раз собрать себя по кускам, если что-то пойдет не так.

– Кусь, – ласкает тембром голоса, поглаживая ладонью по волосам. – У меня очень большой опыт в склеивании твоего сердца.

– Не продолжай, – прошу тише. -Мне больно.

– Мне тоже, – вторит бесстрастно. – Только, если представится такая возможность, я потрачу все силы на то, чтобы попробовать сделать это снова.

– В этом случае мне действительно придется смириться, – усмехаюсь, вдыхая знакомый запах, что всегда ассоциировался с полной защитой.

– Бойся своих желаний, родная, – издевается, пропуская в голос улыбку. – Ты жестоко провоцируешь на то, чтобы активно начать ставить этому парню палки в колеса.

– Не смей, – молю тихо, считывая эту фразу далеко не как шутку.

– Похоже ты слегка переоцениваешь мою безграничную любовь к тебе, – выдыхает протяжно, задумчиво произнося: – И совсем не учитываешь зудящего чувства собственности.

Отстраняюсь, упираясь взглядом в глаза. Выдавливая дрожащим голосом зыбкую просьбу:

– Пообещай. Пожалуйста.

– Я дам ему фору в несколько дней, но, если он опять накосячит… – губы растягиваются в улыбке, которая не предвещает хорошего и мне остаётся лишь ждать оглашения, что будет произнесено дальше. – В общем, буду скор на расправу, – дополняет излишне уверенно. -Такой расклад тебя устраивает?

– И да, какая бы хрень не закрутилась в ближайшее время в моей жизни – я её улажу. Но, только, не жди от меня разрешения вывести куда-то Алиску. Кусь, она моя. И я буду рядом. Всегда. Тут, уж действительно, кому-то придется смириться.

Глава 4

Вереница дней, протянувшаяся следом, мало отличалась друг от друга. Димка уходил с утра, возвращался к позднему вечеру. С каждым днем всё чаще прибывал в глубокой задумчивости.

Его супруга, пользуясь всеми доступными рычагами воздействия, неустанно требовала присутствия в своей жизни. Он шёл на это с большой неохотой, всеми правдами и неправдами отлынивая от обязательств.

Ссоры с отцом отражались блокировкой счетов, срывом контрактов. Наставления матери натягивали истощенные нервы.

Её нравоучения, то и дело, отражались и на мне. Разряжались личными звонками и встречами.

Меня обвиняли в лицемерии. В попытке забрать чужое. Разрушить прекрасную семью, картинку которой столь скрупулёзно создавали. Меня, как и прежде, только отныне в открытую, называли его «глупой ошибкой молодости» и считали помехой на пути к настоящему счастью.

Глупо было даже представить, чтоб в сложившихся обстоятельствах Димке позволят «соскочить» со столь «обоюдно выгодного проекта». Ждать вмешательства в свою сферу деятельности для меня было попросту невозможно. А «помехи» с пути великих и могучих, как известно, следует вовремя убирать. Поэтому, в очередной раз, встретив на прогулке с ребенком несостоявшуюся свекровь, пришлось вернуться к разговору с Верховцевым. Объяснить, что и в его интересах как можно скорее покинуть пределы моей неблагонадежной квартиры.

К тому времени, с его лёгкой подачи, в моей жизни появилась помощница. Без которой, отныне, гулять с ребёнком я не решалась. На улице, в одиночку, велик риск встретить вездесущих советчиков, которые радеют за счастье и благоразумие своего великолепного сына. И никакие ребята Верховцева им не чета. Глупо спорить с тем, кто может лишить тебя хорошего места. Глупо надеяться на то, что со мной не решаться поговорить по-другому. Надавить на больное.

Мария Тимофеевна, няня, что одобрил и представил Верховцев, была женщиной среднего возраста. Коренастая, плотная. Из тех, что и коня наскоку остановит, и в горящую избу по надобности. «За её спиной» я ощущала себя в безопасности. Однако, наедине она отличалась кротким нравом и некой умудрённостью опыта. С лёгкостью считывая насквозь и располагая к себе людей.

Седовласая блондинка, с узелком на затылке из вьющихся, непослушных волос; миловидная и проницательная, – наполняла спокойствием, вокруг себя, любое пространство.

Я прониклась её теплотой и умением управляться с ребёнком. Димку же больше интересовали другие критерии: дипломы; рекомендации; характеристики. А мне важен был человек. Под взглядом которого буду чувствовать себя уютно. Кто не станет журить за любую провинность. Кто поможет советом и научит как правильно… К удивлению, за короткий период, эта милая женщина стала для меня настоящим ангелом- хранителем. Благодаря ей я действительно смогла осознать и принять факт свершившегося, пусть и незапланированного материнства.

***

Верховцев приезжал по возможности. Точный график, в сложившихся обстоятельствах, спланировать слишком сложно. По итогу, с порога я встречала «одного»: хмурого; усталого; полностью взвинченного. Отогревала улыбкой и тихими разговорами, отпуская на свободу «другого». Того, кто с удовольствием возился с дочерью. По-детски резвился, пытаясь уловить новый жест, умение, «факт взросления». Того, кто смеялся. Заразительно звонко. И выглядел, по сравнению с первым, заметно счастливее.

Оставаясь верным негласной договоренности, между нами образовались несколько тем, которые каждый старался не трогать. Подобный формат отношений и ведения дискурса, пожалуй, доставлял удовольствие обоим. В нём не было лишних эмоций, взаимных иллюзий и пререканий. В нём был момент. И в этом моменте меня не сковывали по рукам и ногам. В нём попросту было легко и свободно. Я знала, что он уйдет. Знала о том, что вернётся. Оставит на пороге «ворох проблем», не вовлекая это всё в наши жизни. Мы вновь начинали дружить. Вытаскивать друг друга морально. Как это было когда-то… И забывались обиды. Пугающее будущее, приближающееся с невероятной скоростью, казалось, стало восприниматься легче и проще. И, да, я убедилась в одном… Что совершенно не против, если у дочери, хоть номинально, будет такой «воскресный папа».