Весточка. О счастье. Цикл «В погоне за счастьем». Книга вторая

Глава 3

– Всё хорошо? – с порога, с нажимом уточняет Верховцев. И не понять кому адресован вопрос: бравому товарищу, что пришвартовался неподалеку, отвечая за мою безопасность или же спрашивает меня?

Рапортую, как можно спокойнее, пока Сергей настороженно салютует в ответ.

– Спасибо, Дим. Ребята всё сделали чётко. Премируй по возможности, а то запугал их настолько, что были готовы при перевозке обмотать меня пупырчатой пленкой. И, вдобавок ко всему, приклеить надпись «стекло», а то не дай Бог разобьюсь, словно фарфоровая.

– Не ёрничай, – отмахивается, сканируя сверху донизу на предмет «повреждений». – Ты почему ещё здесь?

– Сейчас заберут. Медперсонал получает все необходимые наставления.

– Угу, – кивает невнятно, переводя взгляд на Сергея. Отдаёт автомобильный брелок, напутствуя сухо:

– Сумку переложи себе. На время возьму твою тачку. Мою, вместе с телефоном, пристрой в каком-нибудь Богом забытом месте. Желательно, где GPS ловит с особой погрешностью. Сделай вид, что понятия не имеешь, где я нахожусь. Пусть порадуется заслуженному отпуску, за тяготы и мучения совместной жизни.

– К чему такие жертвы? – выдаю со смешком, кривясь, от настигающей боли. Мой вопрос остаётся проигнорирован, и я вновь совершаю попытку заслужить долю внимания. Процеживая уже словно просьбу. – Поезжай домой. Всё будет нормально.

– Не наигралась ещё в «Я всё могу сама и ты мне больше не нужен?»

– Не больше, чем ты в «счастливую семейную жизнь», – парирую резче чем следовало, поджимая губы в досаде. Находя его непривычно усталым. Замечая синяки, что пролегли под глазами за последние дни. Что-то пошло не так. Или, изначально, всё сразу. В моём случае, пожалуй, всё ещё хуже. Что может быть построено на лжи и прочих недомолвках? В общем итог одинаков. Безвыходная ситуация. Что делать дальше? Поди разберись…

– Дай ключи от квартиры, – произносит скупо, не вдаваясь в дальнейшую дискуссию. Внешняя напряженность только усиливается, и я безропотно достаю из сумки ключи, вкладывая брелок в мужскую руку.

– Поживу какое-то время. Приведу всё в порядок, – комментирует скупо.

– Я всё сделала как надо, – отзываюсь, в момент, когда дверь кабинета наконец-то отворяется и меня забирают к дальнейшему «месту следования».

Слыша вдогонку не столь громкое и, всё же, режущее слух:

– На твое «как надо» у меня, слишком часто, абсолютно противоположное мнение.

***

Что я знала о родах? Теорию, описанную в тысячи вариациях. Сводящуюся к паре пунктов: это долго и больно; всё забудется, буквально увидишь, услышишь ребенка (и конечно же ощутишь дикий восторг, потому как решишься позже повторить подобный рывок ещё раз или два)!

Что забыли упомянуть? Как обычно-самую суть.

«Забудь всё, что прочитано выше. Время, как понятия, попросту не существует! Схватка, длящаяся пару минут, легко растягивается в сознании на пару часов. Ты прежде в жизни не уставала! Вдохни. Выдохни. И даже не смей молить о пощаде! Пройди ещё двенадцать кругов личного ада. А после потрать остаток сил на то, чтобы болезненно улыбнуться. И только тогда… Нет. В принципе, и после тебя не оставят в покое. Добро пожаловать в новую жизнь! Это было не самое сложное. Это только начало.»

Первые сутки дались тяжело. В какой-то момент пришло сознание, что я не сплю слишком долго. Или сплю и не сплю одновременно. Такое возможно?

Утром у порога палаты уже стояли Верховцев и мама. Всё будто сквозь сон. Обрывки фраз, эпизодов. Не задержавшихся в памяти. Лекарства, манипуляции. Шаги взад-вперёд, проделанные на автомате. Звонки. Поздравления. И тяготящие. Слишком реальные из всего прочего, Димкины поцелуи и прикосновения.

В свободные часы, оставшись один на один с ребенком, я пыталась рассмотреть на маленьком детском личике Димкины черты. Видимые, кроме меня, всем остальным. Хмурилась, не понимая как подобное ухищрение можно проделать. Дочь, (кажется, к этому слову невозможно сразу привыкнуть), была похожа сама на себя. Словно ни я, ни Верховцев к её появлению на свет совсем не причастны. Имя, по негласному согласию, было решено выбирать с буквы «А». По итогу одно из главных мест в моей жизни, отныне, заняла Алиса Дмитриевна.

***

– Тебе не кажется, что мы зашли в тупик? – уточняю у Димки, бывающего в палате чаще, чем детская медсестра. Держащего на руках сонную дочь и улыбающегося ей так, что видны коренные зубы.

– Тебя что-то не устраивает? – парирует приторно сладко. – Кажется, я прекрасно вживаюсь в роль новоиспечённого отца.

– Я не пойму, чего ты добиваешься, – пожимаю плечами, ощущая подступающее раздражение. – Хочешь, чтобы, глядя на этот спектакль я призналась, что сожалею?

– Не утрируй, – отзывается тихо, распыляя губы всё той же широкой улыбкой. – Я искренен как никогда и ничуть не играю. Она моя. Только теперь прочувствовал полностью. Ох@енное слово. Какие-то три буквы. А смысл…!

– Верховцев, – сжимаю зубы, стараясь совладать с разошедшимися нервами. – Ты отдаешь себе отчёт, что у каждого из нас теперь отдельная жизнь?

– Смею не согласиться, – издевается мягко, не сводя глаз с ребенка.

– Формально ты женат, – давлю на остатки, давно почившей, совести.

– Формально, – вторит тихо. – Яснее описать эту вакханалию попросту нереально.

– Дим, я люблю его, – протягиваю обречённо.

Пожимает плечами, удостаивая посредственного взгляда.

– К твоему сожалению, этот факт так же ни на что не влияет. Прими как данное, Кусь. Я не исчезну из её жизни. Как бы тебе не хотелось обратного, это моя дочь. И я ни за что от неё не откажусь.

Отхожу к окну, стараясь взять себя в руки. Устремляю взгляд в одну точку, успокаивая дыхание. Проговаривая, как можно бесстрастно:

– Я не собираюсь ограничивать тебя в общении и диктовать какие-то условия. Ты принял мой выбор. Сделал свой. Я имею право на другую жизнь…

– Полное, Кусь, – выдаёт с лёгким смешком. – Благодаря этому браку, пожалуй, я отчасти смог влезть в твою шкуру. Понять тот факт насколько паршиво бывает, когда тебя любят и заставляют этому соответствовать.

– Я же говорю, что мы зашли в тупик, – рефлексивно смеюсь, сжимая в кулаки дрожащие пальцы.

– У тебя два выхода, – продолжает неспешно. В голосе, вопреки моему нервному напряжению, проскальзывает нотка довольства. – Либо смириться и попытаться как-то наладить со мной отношения, либо…, – это «либо» режет сталью оголенные нервы, и я с замиранием сердца выслушиваю продолжение фразы. – Ты можешь оставить дочь мне, беспрепятственно начав всё с нуля. Формально, как ты заметила, у меня «полная семья». Достаток. Возможности. А твой парень в курсе какой сюрприз ожидает его по приезду?

– Я бы послала тебя подальше…, -шепчу, не находя в себе силы сказать в полный голос.

– Да только пока, – продолжает с улыбкой мои рассуждения, – ты отметаешь всё, кроме первого варианта.

***

В этой квартире, за время моего проживания, никогда прежде не было подобного скопления народа. В первую неделю после выписки, бесконечно наставляя и уча обращению с дочерью, в моей спальне поселилась мама. Раскладной диван в зале, будучи «истинным джентльменом» занял Верховцев. В моё расположение остался мягкий уголок в детской комнате. То самое изнеженное для сидения местечко, которое я не планировала использовать под спальное место, да и вовсе превращать когда-то в полноценную кровать. Выбора не было. Единственным спасением от этих двоих стала детская комната. Именно здесь в часы сна ребенка, я могла беззаботно укрыться от напрягающе-повсеместного временного соседства.

Ожидая скорого выхода на работу, я приняла решение отказаться от грудного вскармливания. Мама, естественно, негодовала. Димка вздыхал, то и дело искоса, с заметным вожделением осматривая изменившиеся во мне формы. Порывался даже переубедить. В шутку, краснея, просил дать напоследок хотя бы потрогать. За что был послан к жене, но всё же остался.

Не оценить его помощь, конечно же невозможно. Однако, давалась она слишком тяжко. Морально. После отъезда мамы, (с лёгкой подачи того же Верховцева, лаконично убеждающего в чистоте своих помыслов и доблести намерений), Димка занялся поиском няни. Хотя, надо отдать должное, в этой роли именно он, как никто другой был великолепен. Казалось, ему легко даются любые манипуляции с ребенком, на которые я шла с заметной опаской. Дочь успокаивалась в его руках за считанные минуты, когда моё терпение пробовала на прочность часами.

Димка уезжал рано утром и возвращался уже к обеду, чтобы «сменить меня на посту», позволив выполнить необходимые дела.

К конечному счёту, я даже не поняла как, (толи под предлогом, что ночью я должна отдыхать, толи решив просто не бегать туда-сюда по каждому зову ребенка), Димка перебрался из зала в детскую. Потеснив меня настолько, что в итоге я проснулась зажатой меж стеной и крепким телом, привалившимся к моей спине настолько плотно, что эрегированный член беспрепятственно ощущается всей поверхностью бедер.

– Верховцев, подвинься, – рычу сквозь зубы, пытаясь растолкать лишь его, а не дочь.

– Кусь, она спит, – бормочет сонно, захватывая в объятия ещё сильнее. Так что ладонь «наконец дорвавшись» уверенным движением ложиться на грудь и уже спустя пару секунд, беспрепятственно проникает под майку.