Нерукотворный

– Хорошо, – ответил юноша и кивнул.

Он переминался с ноги на ногу и дрожал, словно брошенный под дождём щенок. С одежды прямо на пол стекала вода. Служанка, что приняла его шубу, поспешила сопроводить гостя в его покои. Аелии только и оставалось, что следовать за ней.

И как только он вновь оказался в своих покоях, спросил:

– Не знаете ли вы, где мой меч?

Служанка поспешила в туалетную комнату и принялась готовить горячую ванну, попутно отвечая:

– На хранении у господина, конечно.

– У какого господина?

Она неосознанно понизила голос, словно боясь лишний раз призвать его и накликать на себя беду:

– У господина Баиюла.

– Вы так его боитесь. Неужели он и впрямь настолько жесток и страшен?

Служанка заозиралась по сторонам и, убедившись, что никто их не слушает, произнесла:

– Я мертва уже очень давно. Ещё при жизни служила во дворце прекрасной солнцеликой госпожи. До того, как светило погасло, всё было совсем иначе. И Всеотец был другим. Очевидно, скоропостижная гибель Минцзэ ожесточила его.

– Но ведь в её смерти винят именно его…

Служанка широко распахнула глаза и едва не задохнулась от возмущения. Она замахала руками, не давая Аелии договорить.

– Что вы! Что вы такое говорите, господин! Несомненно, смерть её – настоящая загадка, но обвинять в ней великого создателя – поистине глупо и кощунственно. Я умерла незадолго до наступления Вечного Сумрака и попала в Мацерию, решив, что продолжу служить монархии, потому уже давно знаю господина Баиюла. И могу с уверенностью сказать, что его чудотворные руки кровью солнцеликой владычицы не испачканы.

Аелия внимательно слушал её. Говорила служанка убедительно, и в каждом слове чувствовалась абсолютная уверенность. Конечно, то были лишь домыслы и сплетни, которые ходили как по Мацерии, так и за её пределами, но по какой-то причине Аелия хотел в них поверить, хотя, внемля здравому смыслу, не мог этого сделать без доказательств.

Как только ванна была готова, разговор со всезнающей служанкой был закончен. Она поклонилась и поспешила покинуть покои гостя, куда-то торопясь. За болтовнёй время пролетело быстро, и даже Аелия постарался собраться побыстрее, боясь опоздать на ужин. Он испытывал предвкушение, ведь сейчас предстоял серьёзный разговор. Вероятно, Всеотец объяснит ему, для чего было необходимо швырять его в озеро памяти и показывать фрагмент воспоминаний восьмилетней давности.

Выйдя из ванной комнаты, юноша увидел на постели аккуратно сложенную стопку одежды. Наспех облачившись в чистый красивый наряд и собрав ещё мокрые волосы на затылке, Аелия вышел из покоев и направился в трапезный зал, как и наказывал Бьерн.

Только сейчас Солнце в полной мере ощутил, как сильно проголодался за всё время, проведённое в Мацерии. Желудок сводило, а от аромата горячего ужина, что распространялся по коридорам, ведущим в трапезную, кружилась голова. Он скромно вошёл в распахнутые двери и увидел стол, уставленный различными блюдами. От большого камина веяло приятным теплом. Очаг озарял зал светом. Бьерн сидел напротив бога и о чём-то увлечённо рассказывал ему, тогда как Баиюл внимательно слушал, не отрывая от младшего брата взгляда. Приборы лежали на столе подле тарелок, и ужинать пока никто не начинал.

– Добрый вечер, господа, – подал голос Солнце.

– Аелия! – радостно воскликнул Бьерн. – Пожалуйста, садись со мной.

Юноша благодарно кивнул и сел на место, приготовленное специально для него.

– Я как раз рассказывал брату о нашей с тобой прогулке.

Аелия бросил взгляд на Баиюла. Свет огня придавал его грозным чертам особый шарм. Золотистые глаза слабо светились, внимательно рассматривая гостя. От взгляда этого по спине побежали противные мурашки. Разгадать, о чём думает Всеотец, Аелия не мог и, честно говоря, даже немного побаивался представлять, что творилось в его уме.

– Мы обязательно обсудим этом сегодня, – ответил Баиюл.

– А где же Климин? – спросил Бьерн.

– Она отказалась ужинать с нами. А, если быть точнее, отказалась ужинать со мной.

– Вы вновь повздорили о чём-то?

– Климин, хоть и являются ипостасью мудрости, всё же прежде всего остаётся своенравной избалованной бессмертной. Наши мнения часто расходятся, – объяснил Всеотец, устало помассировав переносицу.

– Тогда, быть может, мы приступим к трапезе?

Бьерн тоже был очень голоден. Он просидел на холодном берегу озера целые сутки.

– Мы ожидаем ещё кое-кого.

– В самом деле?

Бьерн весьма удивился сказанному.

– Кого же?

В трапезный зал вошло несколько слуг. Все они пребывали в непонятной для Аелии тревоге. Суетливо, торопясь, они обслуживали господ: наливали в бокалы напитки, подавали салфетки, накладывали еду в тарелки…

– Братец, что происходит? – спросил Бьерн, тоже заметив, что творится нечто неладное.

Слуги будто спешили обслужить хозяев и гостя, желая как можно скорее убежать отсюда прочь. Видя их неподдельный страх, который нарастал с каждой минутой, Баиюл позволил им уйти. И тогда перепуганные мертвецы побросали все дела, скрывшись за дверями трапезного зала, захлопнув их.

– Я откопал Доротею, – бесстрастно ответил Всеотец.

В трапезной воцарилось молчание. Аелия ничего не понял, а вот Бьерн поначалу, казалось, решил, что старший брат, должно быть, шутит.

– Откопал… Доротею?.. – переспросил он, решив, что, вероятно, просто ослышался.

Баиюл посмотрел на брата абсолютно серьёзно. Он подставил руку под щёку и устало вздохнул, глядя на двери.

И уже через мгновение за ними послышались испуганные крики и шум. А потом на пороге трапезного зала появилось нечто.

Глава 6. Доротея Воскрешённая.

Баиюл зря времени не терял. Стоило Бьерну и Аелии покинуть дворец, он тут же решил действовать. Конечно, бог бы и рад не тревожить сон Доротеи, рад бы оставить её глубоко под землёй, где ей самое место, но сейчас она была очень нужна ему. Вернее, не сама она, а её дар.

Несомненно, Баиюл слукавил бы, если бы сказал, что совсем не скучал по ней. Вслух он это никогда не произносил, но мыслями был с ней каждый день с того самого момента, когда закопал её восемь лет назад.

Всеотец прекрасно помнил, где оставил Доротею. Будто это было вчера. И потому без труда смог отыскать место её упокоения – её колыбель. Он вышел за пределы своей Обители, в мир живых, и очутился в заснеженном лесу. Светило яркое солнце, но совсем не грело. Казалось, оно находилось над головой лишь для красоты, не более. Снега не таяли в Ферассе вот уже восемь лет, и морозы, казалось, навсегда обосновались в здешних лесах, не собираясь отступать.

Всеотец сощурил глаза, что привыкли к вечной ночи в Мацерии, из-за ослепительного дневного света, и огляделся. Он стоял среди деревьев, словно неистовая статуя – величественная и почти идеальная. Однако вид его оставлял желать лучшего: растрёпанные волосы по-прежнему падали на уставшее лицо, в потухших глазах застыл необузданный гнев, а мятая рубаха, всё ещё безобразно распахнутая и оголяющая красивую грудь, и вовсе не соответствовала его статусу. Если бы какой-нибудь случайный прохожий шёл мимо, несчастный имел высокий шанс не на шутку перепугаться, завидев Баиюла. А ведь когда-то его великолепный образ писали художники, и в каждом доме в двух Обителях висели изображения с ликом Всеотца, и вызывали они благоговение, а не страх.

Помнится, после событий тридцатилетней давности смертные, будто обезумев, принялись сжигать эти самые портреты, не в силах более смотреть на лик их создателя. Вот ведь смешно! Они верили и молились о его всемогущей душе на протяжении тысячелетий, а в один момент всё настолько изменилось, что теперь само имя Баиюла лишний раз не произносили всуе – лишь бы не навлечь на себя его гнев и проклятие.

Сам же Баиюл никогда в жизни никого не проклинал и понятия не имел, кто сочиняет эти небылицы.