обратная дорога

обратная дорога
Юрий Ерошкин

а скользкой от дождя трассе произошло столкновение КАМАза и легковой машины. Были жертвы, в том числе и дети. Не пострадавший в аварии водитель грузовой автомашины скрылся с места преступления и подался в бега.

Юрий Ерошкин

обратная дорога

Обратная дорога

1

Новенький КамАЗ вёл себя насторожено, словно делавший первые шаги ребёнок. Сидевший за рулём Илья Дольников, тридцатипятилетний человек с суровым лицом и суровым взглядом тоже присматривался к своему «дитяти», прикидывал, как он может повести себя в какой-нибудь нештатной ситуации на дороге. Но разве всё предусмотришь, предугадаешь? Тут надо им вместе пуд соли съесть, как это было с предыдущей машиной Дольникова, тоже КамАЗом, с которым они понимали друг друга с полуслова.

Между тем серое рязанское небо сменилось хмурым калужским, а в Подмосковье разверзлись хляби небесные. «Дворники» едва справлялись с потоками воды, Дольников чуть сбросил скорость, хотя особо и не гнал, спешить ему было некуда.

Обратная дорога от Рязани, куда он отвозил щебёнку, до автобазы в Долгопрудном не такая уж и долгая. И каждый раз, когда Дольникову нужно было возвращаться этим путём, он, сделав небольшой крюк, непременно заезжал в Кубинку, где в старом бревенчатом доме жил Николай Кузьмич Егошев, дядя Коля, отец погибшего друга Ильи – Андрея.

Ребята шоферили на дальних рейсах, возили различные грузы. Исколесили едва ли не всю Россию-матушку. Крепко сдружились, сроднились даже, словно братья добрые. В разные передряги попадали, но из всех выходили с честью. А это было неспокойное время, когда на дорогах шалили лихие людишки, сбиваясь с банды жестокие. Грабили фуры, убивали водителей. Не избежали нападения и Илья и Андреем. Пару раз, правда, уходили от бандитов и даже без особого урона для себя и груза, а на третий тормознул их наряд ГАИ. Здесь, где по обеим сторонам трассы стоял лес густой, отродясь не бывало этого поста. Ребята почуяли неладное, но всё-таки остановились по взмаху полосатого жезла в руках одного из «гаишников».

Илья, прихватив для спокойствия монтировку, вышел из кабины. За ним, поглядывая по сторонам, спрыгнул и Андрей, под курткой сжимая рукоять пистолета, травматического. И тут из близлежащего леска, перепрыгивая через неглубокий овражек, ринулись к ним трое с обрезами наперевес. Один из них уже навёл его на стоящего к нему спиной Илью, но Андрей успел толкнуть друга, а сам, оказавшись на его месте, упал, сражённый пулей.

Лежать бы рядом и Илье с прострелянной головой, да на счастье его нежданно вдруг подрулил свой брат дальнобойщик, да на двух фурах. Быстро оценив ситуацию, не струсили, пришли на помощь. Бандиты, не ожидавшие подмоги, быстренько растворились в лесу, оставив лежать одного из своих на дороге, которого Илья успел угостить монтировкой по голове. Преследовать их не стали, небезопасно это было, на пулю шальную никто нарываться не хотел.

Вызвали милицию, скорую помощь. Андрея довезли до ближайшей больницы, сделали операцию, сказали, что прошла она успешно. Но на утро он умер…

С горестной вестью этой о смерти сына и приехал Илья первый раз в дом Егошевых. С тех пор вот уже шесть лет при каждом удобном случае, а иной раз и в дни выходные, приезжал Илья к дяде Коле, которому он стал как бы вместо сына.

Хозяин, спасённого столь высокой ценой груза, отличил Илью, поднял зарплату и предложил подыскать себе нового напарники. Но разве кто-то мог заметить Андрея? Стать ближе Илье, чем был он? Никто и никогда не смог бы этого сделать. А поступить иначе было для Ильи всё равно, что предать память друга. Илья уволился из фирмы и устроился на автобазу, что находилась в городе Долгопрудном. Возил на недалёкие расстояния щебёнку, кирпич, песок – много чего возил.

…А дождь всё хлестал и хлестал в стекло. По ухабистой, разбитой поселковой дороге подрулил Илья к дому дяди Коли. В одном окошке, задернутом ситцевыми занавесками, горел неяркий свет. Николай Кузьмич по стариковской привычке, выспавшись днём, не ложился едва ли не до рассвета, гонял чаи, вспоминал сына, жену, за год после смерти Андрея, сгоревшую, как свечка. И всегда ждал приезда Ильи. В мороз ли лютый, в лето удушливое или, как теперь в слякотную осень.

Обнялись, оглядели друг друга, прошли в горницу. Николай Кузьмич совсем одряхтел, с трудом передвигался, но не жаловался. Печь была жарко натоплена, дядя Коля любил тепло. Илья как всегда приехал не без гостинцев, за что Николай Кузьмич корил его каждый раз: у него всё есть, к чему ему продукты из города!

Быстро собрал на стол, картошка была ещё тёплая, томилась в печи в горшочке. Тут же капуста собственного посола, огурцы солёные, ветчина. Ну и бутылка беленькой: сам Николай Кузьмич к зелью был равнодушен с некоторых пор, но пол-литра всегда держал для гостей.

– Ты же у меня заночуешь? – спросил он, разливая водку по стопочкам, чтобы выпить на помин души Андрея и супружницы своей Марьи.

– Если не прогонишь, дядя Коль. Намаялся сегодня что-то, устал, – сказал Илья, поднимая стопку.

– Ну, помяни Господи рабов твоих Андрея и Марию в царствие Твоём.

Изголодавшийся Илья, в дороге не удалось перекусить, налегал на еду, Николай Кузьмич чаёк попивал и с удовольствием смотрел, как навёртывает Илья: любо дорого смотреть, когда молодой мужик, работяга, после дня трудового хорошо и с аппетитом кушает. А сам про Андрея своего рассказывал.

Все эти рассказы из детства, юности, из армейских времён друга Илья слышал уже десятки раз, но никогда не отмахивался: мол, знаю об этом, дядя Коля, говорил ты уже. Напротив, слушал внимательно, точно в первый раз, переспрашивал там, где старик ждал, что Илья станет его переспрашивать, уточная. Восхищался, смеялся проказам юного Андрея. А где и вздыхал тяжело, утишал старика, когда у того от воспоминаний на глазах слёзы наворачивались. Но вот о том роковом дне на трассе не поминали никогда, словно наперёд условились: об этом – ни-ни. Слишком больно было вспоминать это и Илье, и Николаю Кузьмичу.

– Андрюшке годика три была, – с улыбкой говорил Николай Кузьмич, отхлебнув чайку. – Хотел он очень, чтобы у него сестренка была, просил нас, мол, хочу сестрёнку. Но Мария моя уже тогда болела, не под силу ей было вновь рожать. Слава Богу, что Андрюшку-то осилила. Ну, вот значит, сестрёнкой мы его не могли обеспечить. Андрюшка обиделся и заявляет как-то однажды: попрошу дядю Васю – это сосед наш был, – он меня любит, он всё для меня сделает! Представляешь? Ха-ха-ха!

Засмеялся и Илья, в очередной раз выслушав этот забавный эпизод из детства Андрея, как и другой. Всегда помогавшего матери подметать дом Андрюша вдруг сказал, что более делать этого не станет, потому что это не мущинское дело!

– Представляешь, сказанул: не мущинское!

А вот следующую историю помешала Николаю Кузьмичу рассказать мелодия песни «Подмосковные вечера», установленная на мобильном телефоне Ильи Дольникова.

Нехотя поднявшись из-за стола, он вышел в сени, где висел его полушубок. Взглянув на экран телефона, недовольно поморщился: звонил начальник автобазы, которому Илья вдруг срочно понадобился. Что случилось – не объяснил, сказал коротко: приезжай как можно скорее.

Не меньше Ильи, а скорее больше расстроился его вынужденному отъезду Николай Кузьмич. Но что поделаешь, работа есть работа.

– А как же ты выпил-то, ничего? – спохватился Николай Кузьмич, провожая Илью.

– Да что я там выпил-то? Пару стопок. – Дольников был мужик крепкий, такому и бутылку засадить, что иному газировки выпить.

– Когда ж тебя ждать-то теперь? – спросил расстроенный старик

– Дядя Коль, не люблю я никаких дат назначать, ты же знаешь. Вот видишь, сегодня думал у тебя остаться, а что получилось? Если быстро с каким-то там срочным делом разделаюсь, может сразу и вернусь. Но повторяю: не жди, как получится.

Однако сам того не предполагая Илья вновь постучал в дверь дома Николая Кузьмича уже через несколько часов, под утро. Выглядел он жутко: насквозь промокший полушубок, лицо, с запёкшейся на нём кровью, было разбито.

– Илюша, да что с тобой стряслось-то? – испугался Николай Кузьмич, впуская Дольникова в дом.

– Беда у меня, дядя Коля, беда…

2

Дед Илюши Дольникова, огромный, седой крючконосый старик внимательно выслушал внука-пятиклассника, объяснявшего, почему он поколотил своего соседа по парте – тот наушничал учителям на своих товарищей, – сосредоточенно помолчал, а затем, убрав могучей пятернёй со лба мальчишки непослушную русую чёлку, пристально посмотрел ему в глаза и убеждённо сказал-похвалил:

– Будя Максим Горький!

Пару лет назад Фёдор Савельевич принёс в дом несколько разрозненных томов из собрания сочинений великого пролетарского писателя, выброшенных кем-то на помойку и, прочитав их от корки до корки, вынес свой приговор, что писатель – мужик правильный справедливый. А за справедливость – это он уже втолковывал внуку, – можно и голову покласть.

– Запомни это, Илюха, и стой всегда за её, как писатель энтот!

Со смертью деда Илюша сделался круглым сиротой. Мать, дочь деда, померла родами, а отец ещё до его рождения растворился где-то на бескрайних просторах страны под названием Советский Союз. Несовершеннолетнего Илюшу определили в детдом, где он впервые на практике познал, каково это, стоять за справедливость.

Труднее всего было отстаивать её на словах, Илюша красно говорить не выучился. Легче – на кулаках, силушкой паренёк обделён не был. Вдобавок к этому он ещё и секцию боксёрскую посещал исправно.

Боксёрские навыки пригодились ему и в армии, когда обнаглевшие донельзя «деды» тотчас же набросились на «салажат», в числе которых оказался и Илья. Тот в обиду себя не дал, да и за тех, кто был рядом, заступился, чего ему, разумеется, не простили. И как-то раз после отбоя прямо в казарме накинулись на него гурьбой, раскидать которую, взятый в окружение, он не смог.

Урон Илья понёс чувствительный, но жаловаться по начальству не пошёл, неприручен был к таким вещам. А, отправившись от побоев, отметелил наиболее рьяных из его обидчиков так крепко, что от него отстали раз и навсегда, хотя и огрызались время от времени, грозя даже пристрелить.

Когда же Илья сам сделался «дедом», никакой дедовщины в своём отделении – а он стал командиром, – не допускал. Его уважали и боялись, перечить ему было себе дороже.

Сержанту Дольникову служба нравилась, ближе к дембелю он подумывал даже связать судьбу свою с армией, да кореш один, Сева Зайцев, тоже командир отделения, сманил его с собой в Сибирь на лесосплав. Работа, мол, настоящая мужская и платят хорошо. Махнём на пару?

Основательно подумав, сержант Дольников согласился. Армейская служба штука, конечно, привлекательная, но ведь охота и страну родную поглядеть, начать с Сибири, а там – видно будет, куда судьба занесёт. Да и деньжонок подкопить – тоже дело. На деньги Илья был не падок, но как ни крути, с ними лучше, нежели без них.

Дембельнулись парни в конце мая, однако, тотчас в Сибирь не поехали, решили недельку-другую дать себе роздых после нелёгкой службы. Сева зазвал одинокого приятеля к себе в Тверь.

У Севы семья большая, отец, мать, братья, сёстры. Приняли его душевно, согрели теплом домашним сироту. Зайцевы как на подбор все были люди мелкого размера, женская часть так и вовсе крошечная. Самый значительный из всех старший брат Севы и тот был Илье лишь по плечо. Оттого Илья и чувствовал себя среди них, как слон в посудной лавке: того и гляди, повернётся неловко и зашибёт кого-нибудь ненароком.