Остров посреди мая или храм над обрывом

ЧЕТВЕРТОЕ МАЯ

Мне показалось, что я забылся всего-то минут пятнадцать-двадцать, когда проснулся от тихого стука в дверь. В первые секунды я никак не мог понять, где нахожусь, и какое время суток в данный момент. Вытащив из кармашка рюкзака свой телефон, я обомлел: надо же было проспать восемь часов и не заметить! На дисплее смартфона светилось без пятнадцати минут шесть – уже утро!

– Войдите, там не заперто! – крикнул я, шагая к двери.

Дверь открылась, и за порогом показался мужчина лет 55-60. Он был одет в поношенный костюм камуфляжного цвета, на ногах – резиновые галоши, на голове – черная бейсболка с надписью «USA- California». Несмотря на затрапезную одежду, лицо посетителя было гладко выбрито и пахло от него недорогим одеколоном.

– Доброе утро! – удивленно поприветствовал мужчина, всматриваясь в мое лицо. – А Максима Петровича можно увидеть?

– Здесь только я. Доброе утро, – ежась от утреннего холода, ответил я. – К Максиму приехала жена. Наверное, он в том большом доме.

Деревянный дом Ивана находился почти рядом с храмом. Для нынешних же жителей, как мне вчера рассказал Игорь, в прошлом году на деньги Максима был построен один большой двухэтажный кирпичный дом на четыре квартиры. Этот дом, размером где-то двадцать на двадцать метров, квадратной формы, с балконами на втором этаже и бельведером на крыше, находился на востоке от храма в метрах трехстах от него. Дом же, где сейчас разместился я, был севернее от храма.

– Я Кузнецовский почтальон – Слава. Конечно, народ меня кличет Коресом. Это сокращенное от слова «корреспондент», – быстро проговорил гость. – К Кортесу, к испанскому конкистадору, не имею никакого отношения.

Слава быстро проговаривал предложения фрагментами, делая между ними паузы, отчего вначале я никак не мог понять, что же он хочет от меня и кто он вообще.

– А вы кто? – прямо спросил Слава в какой-то момент своей тирады.

– Меня Максим пригласил вчера. Я здесь почти ничего не знаю. Сам я родом из Малых Гарей, можно сказать, из Мошкино….

– А, значит из соседнего региона? Случайно, не родственник Ивана? У него тетка, вроде бы, жила у Вас?

– Нет, не родственник. Хотя я Ивана знал: дружили в детстве. Меня зовут Валерий. Приехал на Радуницу родителей навестить на кладбище. Встретился случайно с Максимом, и он привез меня сюда в гости.

– Вы меня простите, что разбудил, – проговорил Слава.

– Давай на «ты» и пошли в дом, – пригласил я почтальона. – Довольно холодно так стоять.

– Подожди, я же не просто так поболтать приехал, – сказал Слава и быстро зашагал от крыльца к припаркованному рядом с домом внедорожнику «УАЗ Патриот», на двери которого пыла приклеена надпись «Почта России».

Слава достал с заднего сиденья довольно большой фанерный ящик и затащил в дом. С одной стороны этого ящика, прямо на фанере были сделаны надписи иероглифами, с другой же стороны был приклеен ламинированный лист бумаги с адресом Лазорева, и в строке «Кому» значился Годунов Денис Иванович.

– Это для Дина, то есть Дениса, – родной чай из Родины. Китайцы без чая не могут жить. Я сам кроме простого черного чая ничего в них не понимаю. Денис как-то показывал мне, как надо чай заваривать и пить – уж больно муторно. Ты потом тогда передашь ему, если сам он не появится, хорошо? – все так же быстро проговорил Слава. – Мне неудобно как-то к ним туда завалиться, коли жена Максима приехала.

– Хорошо. Слава, ты завтракать не хочешь. Вчера мне на ужин еду выставили, а я после бани даже не притронулся. Давай, поедим.

Слава с радостью согласился. Мы с ним позавтракали, попили чай, и я решил расспросить почтальона о строительстве храма. Оказалось, что он родом из Лазорева, и даже учился в одном классе с Иваном.

«Иван был отличником в классе, – начал охотно свой рассказ Слава. – В начальных классах я его почти не помню. Точно, он же болел. Так-то он старше меня на год был. Постоянно ездил на олимпиады, помню. После восьмого я учился в Уржуме в ГПТУ, там у меня бабушка жила, а Иван – в Лебяжской средней школе. После школы его сразу в Армию забрали, и мы с ним уже встретились только на похоронах его жены. Да, печальная история получилась. Только тогда я узнал, что он Герой Советского Союза, когда он свою Звезду положил в ладонь мертвой Веры в гроб. Правда, его дядя потом забрал-таки эту награду перед закрытием крышки. Верой вроде бы звали его жену… Потом Иван уехал, и я уже думал, что он никогда не вернется в деревню. Тогда еще колхозы были живые у нас, и председателем нашего хозяйства был брат отца Ивана – дядя Никон,– так мы звали его тут. В начале лета, месяца через два после похорон, Иван снова появился здесь и стал жить в пустом старом родительском доме в Лазорево. К тому времени в Лазорево уже никто не жил: все перебрались в главную усадьбу колхоза в село Кузнецово, – нынче и там уже одни старики остались… Вначале никто не понимал Ивана, когда заговорили, что он упросил своего дядю построить большое общее овощехранилище силами трех колхозов. У него случилась такая трагедия, а тут какой-то огромный погреб! Все гадали: к чему бы это? Может, задумал мавзолей для своей жены или еще что-то подобное? На закате СССР почему-то колхозам много денег давали, вот и с проектом Ивана сложилось все хорошо. Ну, и, конечно, и звание Героя помогло, и связи и авторитет дяди Никона. Я сам служил в стройбате в армии, и мне довелось поработать на строительстве военных объектов. Так вот: у вас, с вашей стороны, где-то как раз в то время собрались строить шахты для трех ракет. Собрались, и уже начали зарываться в земной шар, да как-то резко сдружились с американцами и решили, что строить не надо и сыграли отбой. А материалы уже были частично завезены, включая особый цемент, а также была смонтирована небольшая установка для замешивания бетона непрерывным способом, ну и все остальное. Иван узнал об этом и договорился с военными насчет бетона, да и насчет спецов по таким делам. Как он их уговорил, и что дядя Никон посулил им – это я не знаю, но весь нижний этаж храма залит бетоном от военных. Этот бетон для ракетных шахт какой-то особый в том плане, что кроме того, что он очень прочный, так еще вдобавок не пропускает воду. Конечно, он делали дополнительно гидроизоляцию – все же на моих глазах делалось, но военные говорили, что и без нее состав там такой, что тысячу лет пройдет, а вода через бетон не просочится. Там же всегда сухо, хотя, когда рыли скреперы котлован, пробили довольно сильный водоносный горизонт. И этот поток сейчас по трубе течет под бетонным полом, поэтому в жару в цокольной части храма всегда прохладно и держится одна температура. Сама постройка этого овощехранилища, скажу тебе, была монументальна, и не хуже, чем шахта для ракет: только высококачественный бетон да полнотелый красный кирпич особого качества, который также привозили военные. Если посмотреть с точки зрения исторической справедливости, то все верно и сделано: государство разрушило храм в Лазорево, а потом с процентом вернуло обратно свои долги. Поэтому, можно сказать, что основу храма заложили почившие в Бозе советские колхозы. Хоть на этом им спасибо. С развалом Советского Союза развалились и все наши хозяйства. Дядя Никон перед смертью помог оформить недостроенное овощехранилище на Ивана, а сам не выдержал глобальных перемен в нашей стране… С тех пор прошло тридцать лет. Ивана только я и навещал, пожалуй… Как же он строил! К концу лета он становился весь каким-то серым, похожим на мумию скелетом, обтянутым кожей. В основном он один поднимал стены храма. В самом начале, два лета подряд, у него работали двое из Ленинграда. Иван мне говорил, что они реставраторы, или как их там зовут. Потом была бригада из Архангельска. Нанимал и местных порой для тяжелых работ. И вот какая красота получилась! Божий был человек, Царствие ему небесное!»

Зазвонили колокола на храме, как будто они только и ждали этого восклицания Славы. Я даже вздрогнул – так все было неожиданно к месту.

– Пойду я, Валера, – сказал Слава. – Я же, нехристь такой, давно не причащался. Надо было приехать на Пасхальную службу – лень не дала. Максим мне вот машину купил, чтобы я везде успевал с почтой, а я вот как…. Пойду к отцу Савве на службу.

– Постой, – удержал я его, – я с тобой.

На утренней службе нас было четверо: отец Савва, Игорь (который был также пономарем), Слава и я. Несмотря на ранний час, уже все занимались усердно своими делами: Максим, как сказал мне Игорь, уехал в Киров по финансовым делам будущей дороги; отец Феликс с Денисом занимались дальше полевыми работами; жена Дениса, которую я так еще и не увидел, занималась обустройством теплицы, расположенной за домом возле леса. После службы Слава уехал выполнять дальше свои обязанности почтальона. Отец Савва остался в церкви. Меня же Игорь потащил в кирпичный дом, чтобы показать обстановку и покормить завтраком. Я втайне надеялся увидеть хозяйку усадьбы – по крайне мере я так думал, что она хозяйка, – Соню Яхно. Звезда мирового балета находится рядом, и, вполне возможно, сейчас я с ней буду пить кофе или чай. Кто этого не хочет?

– А где Бенгур? Что-то его не видно, – спросил я Игоря по пути к кирпичному дому.

– А его никогда не видно, если в Лазорево нет Максима. Он же никого не признает кроме него. Да, еще Соню жалует, а больше никого. Я не знаю, предупредил Максим тебя или нет, но никогда не пытайся его погладить. Он же не собака – не лает, не кусается, но может убить в одном прыжке. Бенгур сейчас, голову даю на отсечение, лежит где-нибудь и наблюдает за нами, а мы не видим его. Вот у Максима есть охрана во главе с Олегом, но Бенгур лучше и надежней этой охраны во много раз здесь, в Лазорево. Хочешь, расскажу интересную историю о…, – Игорь замолчал и махнул рукой в ту сторону, куда уехал Слава. – Нет, не буду рассказывать. Во, видишь – черный джип с синей мигалкой едет? Это Лежнин – генерал полиции – едет к нам. Он тебе расскажет – ты попроси его. Его Виталием Егоровичем зовут. Лежнин в те времена, когда эта история произошла, был здесь начальником полиции в здешнем районе и все сам видел. Он сам тоже местный, из Лазорево.

Подъехал черный большой джип, за рулем которого сидел лейтенант полиции. Задняя дверь с противоположной стороны от водителя открылась, и появилась фигура пожилого, грузноватого на вид, мужчины моего возраста в форме и с генерал-лейтенантскими погонами. Увидев нас, он с улыбкой подошел к нам и представился:

– Доброе утро! Вы, наверное, Валерий, да? Меня Виталием зовут. Игорь, ты уже успел-таки, наверное, меня описать гостю?

– Что ты, Егорыч, как я да про тебя? – ответил, как давнишнему знакомому, Игорь. – Я вот только было собрался про Бенгура рассказать, а тут показалась твоя машина, и я подумал, что ты лучше Валере опишешь всю его биографию.

Лежнин подошел ко мне и протянул руку – я крепко пожал ее:

– Валера. Кулагин.

– Мне про тебя Максим по телефону рассказал, что ты знал Ивана в детстве. Вот я и заехал к себе на малую родину повспоминать с тобой о прошлом времени, – сказал он, обратившись ко мне.

– Я тогда вам не нужен, да? Есть если хотите, ты, Егорыч, знаешь где. Пойду, займусь делом: Лена просила помочь в сборке теплицы, – слегка извиняющимся тоном прервал Лежнина Игорь и зашагал в сторону кирпичного дома.

– Да, время быстро прошло, – глядя вслед Игорю, прошептал Виталий. – В последнее время, знаешь, Валера, проваливаюсь порой в эти воспоминания словно в омут. Так, что дыхание перехватывает, и сердце начинает болеть. Особенно здесь, в Лазорево. Ты минутку подожди, я сейчас.

Лежнин подошел к своему шоферу и с другим, начальственным тоном, не терпящим никаких возражений, сказал:

– Анатолий, ты как, не хочешь ноги размять? Смотри, там за домом виднеется теплица. Поезжай туда и попроси чистую банку или посуду наподобие банки. Ты собирал когда-нибудь березовый сок? Что за молодежь! Ну, попросишь Игоря – это он отошел от нас и вон он как раз к теплице идет – и поставите вместе, заодно научишься.

– Какая весна без березового сока? – сказал Виталий нормальным тоном, подойдя ко мне. – Еще день, другой, и уже начнется лето: видишь, как начинает жарить? Надо успеть попить березовый сок. Не пойму я этих молодых: даже березовый сок не знают, как надо собирать. Скоро, глядишь, превратятся в бесполых существ, которые умеют только в смартфоны пыриться. Пойдем в дом Ивана или можем пойти в мой вагончик-бытовку. Он вон в том лесочке стоит, отсюда не видно.

Я сказал, что остановился в доме Ивана, и мы пошли туда. Некоторое время мы с Лежниным вспоминали свое деревенское детство, пока разговор не коснулся Ивана.

– А я помню, как Иван после девятого, вроде бы, класса пропадал все лето и появился только в конце июля,– сказал Виталий. – Может что-то и путаю: сколько времени прошло уже. Потом он, да, про тебя и говорил, наверное. И фотографию твои показывал. Он же заядлый фотограф в школе был.

– А эти фотки остались? – спросил я, вспомнив слова Максима.

– Нет, все сгорело в старом доме родителей Ивана. Вот мы и подошли к истории с Бенгуром. Все из-за него. Если бы не было волка, я был бы сейчас простой подполковник и, скорей всего, в отставке. Ну, давай по порядку.

РАССКАЗ ГЕНЕРАЛА ЛЕЖНИНА

В конце нулевых годов в наших краях появилась стая волков. В советские времена их здесь почти не было, хотя лесные массивы здесь порядочные в сторону Вятки, но по-настоящему большие леса уже с той стороны реки. Иван тогда, помнится, уже стены храма поднял было полностью, и окна уже были. Ну, а эти волки стали весь домашний скот в деревнях вырезать постепенно. Колхозов же не было. У фермера Самоделкина всю отару дорогих племенных овец почикали просто так, ради забавы. С охотниками тогда тоже был спад: старые поумирали, а молодые только пить водку умели. Я в то время здесь в районе был начальником милиции, и мне пришлось в приказном порядке заставить охотничье общество организовать облаву на эту стаю. Также была объявлены премиальные выплаты за каждого убитого волка из областного фонда. Стая-то эта обосновалась, как оказалось, в здешних местах. Волки же хитрые: там, где живут, стараются особо себя не проявлять. Но все же их вычислили и обложили со всех сторон. Большая стая была – около двадцати хвостов, – всех добыли. Я сам, конечно, не участвовал, все это мне потом один из охотников рассказывал. Вожака со своей волчицей пристрелили возле логова, которое раскопали и нашли там трех маленьких полуслепых волчат. Охотники их покидали в мешки, загрузили шкуры, хвосты и поехали за премией. По пути они заехали к Ивану руки нормально помыть да воду попить: день был тяжелый, что и говорить. Иван увидел охотников (один из них доводился троюродным братом ему) и решил посмотреть на их добычу. А один из волчат в это время вылез из мешка и, как раз в тот момент, когда Иван заглянул в кузов ГАЗ-66-го, выполз в его сторону. Он взял щенка на руки и почувствовал родную душу, что ли: выпросил у охотников этого волчонка оставить ему. У Ивана прадед, говорят, еще до революции был охотником, и у них, как семейная реликвия, полулегально, хранилась старая «Бердана». Охотники заупрямились: за каждую голову награда была довольно солидная. К тому же они стали уговаривать Ивана, что, мол, это все пустое: у волчонка глаза еще полностью не открылись и он все равно не сегодня, так завтра, помрет. Вот тогда Иван и выменял этого волчонка на старое ружье. А «Берданка» была гораздо дороже премии – они и согласились на обмен. Так Бенгур и появился у Ивана.

На самом деле, правду говоря, мы в то время с Иваном особо и не общались: разные были у нас интересы и цели в жизни, поэтому и поговорить даже не о чем было при встрече. Так как я сам тоже из Лазорево, а Иван был единственным жителем здесь, то, конечно, время от времени я заезжал сюда, но, повторюсь, разговора по душам у нас не получалось. Да и Иван стал слегка нелюдимым после смерти своей жены. Ему, на мой взгляд, было гораздо комфортнее в одиночестве. Поэтому и Бенгур стал считать его не за человека, а за волка. Я помню, как-то приехал после той облавы к Ивану, а волчонок у него за пазухой сидит, словно кенгуренок. Он кормил его из соски, долго выхаживал, словно волчица, клал спать рядом с собой. Ну, и, конечно вырос он за три года огромным монстром. Ты видел его? Во-во! Кстати, обрати внимание: шерсть у него будто бы сразу после химчистки, притом я никогда не видел его, чтобы он линял… Ну, вот значит, так как волк огромный, белый, красивый по волчьим меркам, то неизвестно откуда появилась волчица, как только Бенгур дорос до известного возраста. Это мне сам Иван рассказывал. Вначале появились следы, а потом Иван сам увидал ее, и говорил, что она была также довольно крупных размеров и тоже довольно светлого окраса. Когда начинается любовь, то даже люди забывают своих родителей, а что тут говорить про волка – он исчез. Я думаю, у волчицы уже была небольшая стая, и она, почуяв Бенгура, поняла, что для стаи нужен именно он. Скорей всего, Бенгур убил старого вожака и сам встал во главе стаи. Может, так и было, а, может, и не так, только уже через месяц в соседнем районе, у уржумцев, и даже у вас, стало твориться такое – просто ужас. Могли за ночь почти без шума в какой-нибудь деревне вырезать всех собак и всю скотину. Люди по ночам боялись из дому выходить даже по нужде. Я тогда так и понял, что вожак, скорей всего, – Бенгур. Он же круче батьки Махно, просто оборотень какой-то! Пришлось даже в воинской части роту солдат выпросить на неделю, чтобы прочесывать лес. В итоге нашли их! Охотники клялись, что убили вожака на крутом берегу Байсы, рядом с логовом; что всадили пять пуль из карабина, не меньше, только свалился он в бурный поток и не смогли труп достать из-за этого. Также они рассказывали про его смелость и самопожертвование, так как он сам выскочил под пули, когда возле логова они убили волчицу, а потом лопатами стали приканчивать ее волчат.

Бенгура не убили, а только тяжело ранили. От того места, где по нему стреляли, до Лазорево где-то будет около восьми километров. Как он прополз с тяжелейшими пулевыми ранами – одному Богу известно. На третью, после облавы, ночь Иван проснулся от какого-то слабого писка. А у него в старом доме, как только Бенгур повзрослел, была сделана миниатюрная пристройка для него: вроде бы большая конура, если смотреть со двора, а на самом деле внутри еще была дверца прямо в избу. Иван узнал стон своего друга. Он открыл эту дверцу и обнаружил почти бездыханного Бенгура, который был весь в высохшей крови и в глине.

Кому, как не Ивану, знать о пулевых ранах и как их лечить. Зная о проделках волчьей стаи, он не мог никому про него рассказать (хотя, кому он мог рассказать, если жил в одиночестве) или же вызвать ветеринара. Поэтому Иван сам каким-то чудом вылечил своего волка, и стали они после этой истории единым целым. Бенгур и так не любил, мягко говоря, людей только из-за того, что они – люди, а после всего того, что произошло, он смотрел на всех, кроме Ивана, как на мух, которые жужжат вокруг. Но Иван был для него почти Богом, если у волков есть такое чувство. После того, так Бенгур вылечился, он постепенно стал еще более сильным, матерым и почти никогда не показывался на глаза чужим, если кто заезжал в Лазорево. Да и никто про волка, по-моему, и не ведал. Я сам случайно только его увидел через два года после той облавы. Даже сейчас он тут где-то, но его никто не видит!.. А еще через год случилось то событие, которое сыграло ключевую роль в моей карьере и, пожалуй, в жизни. Иван же даже не обратил, на мой взгляд, на него внимания – он жил одним своим строительством храма.

Дело было так. Группа из трех особо опасных рецидивистов убежала из СИЗО в Удмуртии и, угнав машину, исчезла. Пока обнаружился побег, пока хозяин угнанной машины заявил в милицию, пока поняли, что уголовники скрылись именно на этой машине – их даже след простыл. Прошла наводка, что, по всей видимости, они перебрались в Кировскую область, потому как в самой Удмуртии их пребывание никак не обнаруживалось. К тому же, один из рецидивистов был родом из Уржумского района. По всей видимости, они по грунтовым дорогам (дело было летом) добрались до Вятки, утопили угнанную машину, а сами на лодке перебрались на эту сторону и решили, может, добраться до Йошкар-Олы, а дальше на автобусе доехать до Москвы и там затеряться. В нынешнее время у всех же есть телефоны, и просто так не побродишь даже по глухим деревням. На их беду, и на наше счастье, забрели эти уголовники ночью сюда. Перед этим, за два дня до этого, они изнасиловали, долго измывались, а потом повесили двух женщин, которые собирали грибы в десяти километрах отсюда, в Уржумском районе. Мы про это только потом узнали.

Была тихая августовская ночь. Светила полная луна. Иван, как он мне потом рассказал, проснулся от странного звука. Он прислушался и понял, что это Бенгур шкрябает по оконному стеклу. Иван насторожился, так как волк так никогда не делал. Он подошел к окну – Бенгур отскочил и встал так, чтобы в лунном свете было хорошо видно его. Волк глядел в сторону чащобы, растущей вдоль обрыва – это в ту сторону, где старая баня. «Что бы это значило?» – подумал Иван и стал всматриваться в том же направлении. Вдруг мелькнули еле заметные силуэты в лунном свете.

– Бенгур, – тихо прошептал Иван, – я открою твою дверцу на всякий случай.