Отзвук

– Для Москвы. Я предполагала, что там потребуется показать товар лицом. Я постаралась подготовить разносторонние варианты. Немного классики из Чеховской «Чайки», отрывки комедий, современных драматургов. Подготовки было гораздо больше, чем на обычный рабочий день в нашем театре.

– А, как вышло, что вас там в центре заметили?

– Да, никто меня не заметил. Папин армейский друг осел в столице. Приезжал сюда меня проведать. Узнал, что я актриса. Пообещал туда перетащить. Говорил, что у него приятель известный режиссёр. Он в театр со мной ходил, на репетиции и на представление. Сделал несколько снимков. Некоторые у меня в альбоме остались, – встрепенулась Тёмина, бросившись в другую комнату.

Альбом она не принесла, а только небольшую пачку фотографий. Просмотр их вызвал у Жарова лишь недоумение. Кадры зафиксировали фрагменты какого-то спектакля с несколькими актёрами на сцене.

– А, где же здесь вы, Елена Сергеевна?

– Да, вот же, – ткнула она пальцем.

– Это вы?

Женщина на фотографии была настолько красива и импозантна, что Лёня на мгновение потерял дар речи.

– Что не похожа? Да, инфаркт не красит. Я теперь, как и доченька тоже инвалид только по сердцу. Так и живём вдвоём на наши пенсии. На работу никуда не берут. В прежние годы может бы и пристроились куда, а нынче кому мы нужны два подранка.

– Можно я возьму одно фото? – молодой следователь потихоньку справился со своим шоком.

– Да, хоть несколько, если это необходимо.

– Я обязательно верну.

Они помолчали.

– А, почему этот московский друг проявил к вам такое участие?

– Они служили вместе с моим папой в армии. Мой родитель погиб. Валерий Степанович считал своим долгом оказать посильную помощь дочери своего друга, – объяснения Тёминой прозвучали как-то по-канцелярски суховато, и Лёня поспешил уйти от темы героических предков.

– Итак, сколько времени заняла у вас эта профессиональная накачка?

– До возвращения дочери, и после. Алька что-то поклевала сама себе на кухне. Вот тут рядом. Потом пошла к себе уроки учить. На десятый день учёбы их ещё самостоятельно тянет домашнее задание выполнять. Вспомнила! Мы с ней по пирожку съели. Тёма принёс поминальные. У него незадолго перед этим мама умерла. Как раз девять дней прошло. Помянуть надо было.

– Он и в театре пирожки раздавал?

– Не знаю, я же там не была.

– Хорошо. Давайте дальше по порядочку хода событий.

– Дальше? Тёма взял табуретку здесь и пошёл в прихожую ставить замок. Затем пришёл ещё за одной. На одной он сидел, а на другой инструмент раскладывал, – заметив, что Жаров собирается её перебить, стушевалась. – Что не надо так подробно? Вы же сами просили.

– Нет, подробно это хорошо. Только не перескакивайте. Домой сюда они пришли вместе? С этим Тёмой?

– Да. Алька его у школы подождала.

– А, по какой дороге?

– Ой. Этого я не знаю. Тогда следователи у меня такого не спрашивали. Да, мы сейчас у самой Альки спросим.

– Доченька! ? прокричала она в сторону остальных комнат.

Жаров немного опешил.

– Так она здесь?

– А где же ей быть?

– Действительно. Я как-то не сообразил.

В комнату неторопливо вошла девушка, и Леонид не только опешил, он, говоря по-простецки, офанарел! Это была та самая гордая красотка, которая сразила его тогда в автобусе. Он вскочил, как и тогда в транспорте, но теперь уступая ей свой шаткий табурет. Девушка снова проигнорировала его джентльменские замашки и прислонилась спиной к косяку двери.

– Альке, лучше стоять, – пояснила мама, – она долго сидеть не может и то если на мягком. Пуля повредила позвоночник.

– Мы возвращались домой по улице, не через ПТУ, – без лишних эмоций на лице доложила Тёмина младшая, заглушая мамины пояснения.

– Да, она слышала весь разговор из другой комнаты, – снова подсказала мама следователю. – Можете продолжать без уточнений сказанного ранее.

Лёня ещё раз взглянул на фотографии.

– Похожа на вас, – сказал он маме. – На ту… Тех лет.

На какое-то время зависла тягостная пауза. Следователь осознавал, что стройный ряд его мыслей рассыпался.

– Я помню нечто мистическое, – неожиданно заговорила старшая женщина. – Я дочитывала «Чайку» и в том месте, где доктор Дорн говорит, что это у него склянка разбилась, раздался какой-то хлёсткий звук. Резкий такой. И мне показалось, что стёкла задрожали.

– Мамочка, не выдумывай.

– Нет, это было на самом деле. Пьеса в мыслях, в душе внутри меня и этот звук снаружи! Что-то сверхъестественное. Необъяснимое. Как будто какая-то оболочка лопнула, в преддверии потока бед и страданий.

– Мамочка, успокойся, – дочь произносила, казалось, очень тёплые слова, но её бледное лицо по-прежнему не выражало никаких человеческих чувств.

– А, потом прозвенел телефонный звонок, – между тем продолжала мать очень многозначительно.

– Вы помните такие детали, – не поверил Жаров. – Вам что редко звонили?

– Звонок был не нам, потому я его и запомнила. В трубке попросили позвать Шнейдера. Я ответила, что здесь нет никакого Шнейдера, но тут Тёма подскочил и взял у меня трубку.

– Вы слышали разговор?

– Нет, Тёма только слушал. Затем положил трубку и спросил разрешение пройти на балкон.

– Покурить? – Жаров уже начинал раздражаться. Мистика в расследовании его не прельщала.

– Тёма не курил.

– Сколько времени он там находился?

– Довольно долго. Впрочем, столько лет прошло, сейчас всё воспринимается по-другому. Нынешнее время сжимается, прошлое расширяется, – опять зафилософствовала несчастная актриса.