Зачем учить математику

Кто-то захихикал.

– Да уж как тебе удобно.

– Ну, деятели Эпохи Просвещения – это Вольтер, Дидро, Монтескье, Руссо… Это во Франции. В Англии…

– Ой, хватит! – опять прервала она его. – Всякий может имен набраться из Википедии… Ты хоть читал кого из названных тобой? Знаешь их мысли?

– Честно говоря, почти никого…

– Ну вот, видишь!

– Только «Жизнь» Челлини, «Философские повести» Вольтера и «Исповедь» Руссо. А вы?

– Тихонов, ты Жанна Д`Арк, как говорит Ирина Александровна! – шепнул кто-то одобрительно. Все заржали.

Юлия Фёдоровна резко изменилась в лице.

– Ты мне не дерзи, Тихонов! На место иди сядь!

Тихонов пошёл и сел.

Юлия Фёдоровна вывела в журнале оценку.

– Четыре, – сказала она. – И ты уж определись, наконец, на три или на четыре учиться, займи твёрдую позицию! Будь мужчиной. Но я думаю, что твое место – это «три».

Нужно ли любить только одну?

– Знаешь, Дэн, не даёт мне кое-что покоя.

– Что, Тихон?

– Да вот эта вот раздвоенность в мире… В книжках как-то иначе всё получается.

– В смысле?

– Ну вот, например… Слушай, я тебе сейчас расскажу кое-что, ты только никому не говори.

– Тихон, ну какие вопросы! Разве я когда про тебя что-то рассказывал? Только бабушке.

– Что? Что ты своей бабушке рассказывал?

– Всё…

– Ты охренел! Про тики, отца?

– Да ладно, она взрослая, умная, всё понимает…

– Слушай, Дэн, то, что я сейчас скажу, даже бабушке не надо. Понял?

– Да не вопрос…

Тихонов почесал подбородок и закурил.

– Вот мне, например, нравится Гришина.

– Ой, тоже мне секрет, – перебил его Денисов.

– Постой, Дэн, я не о том. Она мне очень нравится. Я в неё влюбился. По-настоящему. Но и по Юлии Федоровне я млею! Так, что слов нет. Когда вижу её, мне аж дурно становится. Хочется зайти к ней в кабинет твёрдым шагом, взять её за талию так решительно, дернуть к себе грубо, поцеловать в засос, потом на стол директорский повалить, ну и сам знаешь!

– Да кто же по ней не млеет! По ней вся школа сохнет, от первого до одиннадцатого класса! Но про твёрдый шаг – это я не верю. У тебя ноги от страха переломятся, на полпути свалишься.

– Это да. Шансов ноль. Но я не об этом. Я к тому, что как же так! Я ведь Гришину люблю! Но готов её предать запросто! Это же недостойно, понимаешь? Плохой я человек. И так во всём. Моё реальное «Я» совсем не похоже на того, кем я хочу быть!

– Ну, мне кажется, ты слишком драматизируешь. Нет в этом ничего трагичного. Вот, например, помнишь у Шекспира «Ромео и Джульетту»?

– И что?

– С чего там начинается? Идёт Ромео и томится по одной девушке. Жизнь ему не в радость. Не есть, не пить ему не хочется. И вдруг он увидел Джульетту. И всё, разом забыл про ту свою любовь. Так вот, ты когда-нибудь слышал, чтобы Ромео обвиняли в аморальности?

– Нет, Дэн, не слышал! Золотые слова ты говоришь. Хотя у меня немного иная ситуация, я бы предпочёл и с Гришиной, и с Юлией Фёдоровной одновременно…

– А ты думаешь, Ромео бы не предпочёл? Просто кто ж ему позволил бы…

Тихонов прикурил вторую. Моросило, но уходить с лавочки не хотелось. Приятно было сидеть здесь, в пасмурной, туманной пелене, в безлюдном и беззвучном дворе. Почти беззвучном – потому что очень тихим, едва заметным фоном шумел дождь, колотя по листьям, по лужам, по асфальту. Это лучшее успокоительное и убаюкивающее средство – музыка затяжного дождя.

– Тихон, и я хочу тебе кое в чём признаться. Только тоже никому.

– О чём разговор. Само собой.

– Я хожу к психологу.

– Да ну? Ты что, псих, что ли?

– Нет. Ну знаешь, на Западе многие ходят. Так просто. Для поддержания психического здоровья. Вот и мои родители завели семейного психолога. И я теперь хожу к нему раз в неделю.

– Мда, вот это дела… И как тебе?

– Да ничего. Сидим, болтаем о том, о сём. В принципе ничего. Умная такая тётка. И красивая.

– Ага, и ты в неё втюрился?

– Ну я бы так не сказал… Но она да, нравится мне. Она мне сказала одну умную вещь…

– Какую?

– Нужно любить себя таким, какой ты есть.

– Эх, другие бы меня любили таким, какой я есть.