Зачем учить математику

– Извините, Юлия Фёдоровна, больше не будем.

Она одарила их ласково-строгим взглядом, и закрыла дверь.

– Ох, какая женщина, – простонал Денисов, – на мою психологичку похожа.

– Только твоя психологичка раза в два старше, не раскатывай губу. Юлия Фёдоровна для тебя мелковата.

– А что такого, говорят, чем дольше выдержан коньяк, тем лучше.

– Ну ок, что ж ты тогда не идёшь знакомиться в дом престарелых? – сказал Тихонов.

– Всё, тихо, хорош ржать.

Но Тихонов не хотел тихо. Она надеялся, что она опять выйдет.

Последний звонок

Утро последнего звонка. Солнце затопило город по самые крыши и тихо плескалось, заливая подоконники. По пустынным улицам ползли разморенные пешеходы. Ещё так равно, но уже жарко. Конец мая – это лето в разгаре, даже больше, чем в июне. Газоны горят одуванчиками, копиями солнца. Тихонов любил одуванчики – пока они есть, пока они не превратились в пушистые старушечьи головы, ещё все впереди и осень нескоро.

Он шагал в школу уверенно. Он решил, что это будет особый день, который изменит его жизнь. С этого дня он возьмёт всё в свои руки, перестанет балбесничать, наладит отношения с Гришиной. Он бросит курить и пить. Ну, может, сегодня напоследок выкурит пару сигарет и выпьет запасённый портвейн. Да и как же не выпить – последний звонок всё-таки!

Конечно, без Денисова всё непривычно. Только сейчас, когда тот уехал, Тихонов понял, что других друзей у него нет. Так, были неплохие кандидаты. Серёгин, Массажин, Титяев. Но не совсем то, это, что называется, приятели, а не друзья. Друг – тот, с кем ты можешь говорить о личном и важном, и кто при этом тебя понимает. То есть, у вас одинаковый примерно уровень развития. Допустим, ты любишь читать книги и увлекаешься видеоиграми. Но твой «друг» ничего не шарит ни в том, ни в другом. Какой же он после этого друг? Вам и говорить-то вообще не о чем…

С Гришиной будет непросто, – думал он, шагая по замершей, как спящая змея, улице. – Она не любит читать. Общаться нам не о чем. Вопросы о смысле жизни её тоже не волнуют. Надо будет искать общие темы…

Он тяжело вздохнул, чувствуя, что вместе с такими серьёзными мыслями внутрь просачиваются принципы взрослой жизни. На всякий случай он помахал перед лицом руками, как бы отгоняя их. Не хотелось думать о трудном сейчас, когда мир такой юный и солнечный. Поднялся легкий ветерок, и улица вдруг потекла: песок, упавшие откуда-то прошлогодние листья, его заботы медленно поползли прочь в её течении.

В школе было немноголюдно, до начала праздника оставалось ещё два часа.

В коридоре он заметил Арсеньева, Ступакову и Громову. Это и понятно, у отличников всегда так, они должны быть первыми. Но вот что делает здесь Стаханов, совершенно не ясно.

– Тихон, – крикнул он, – помоги воду наверх отнести!

Он быстро шёл по коридору с двумя пятилитровыми баллонами.

– Не могу поверить, что ты подписался на общественные работы… – удивился Тихонов.

– Да, – засмеялся тот, – историчка попросила. Не смог отказать!

Тихонов подхватил другие два баллона, стоявшие у стола охранника и пошёл за Стахановым. Когда они проходили мимо туалета на первом этаже, дверь открылась и оттуда выскользнули смеющиеся, розовые Титяев с Гришиной. Они держались за руки. Но не так, как она с Тихоновым, робко и целомудренно, когда ещё ничего не произошло, а дерзко и откровенно, как состоявшиеся любовники.

Увидев Тихонова, Гришина вырвала свою руку. Титяев улыбнулся широкой невинной улыбкой, взглянул на Гришину, потом на него, и побежал к компании, что-то весело им крича. Раскрасневшаяся Гришина осталась. Наверное, она ждала, что он спросит, что она делала с Титяевым в туалете.

Но Тихонов не остановился и пошёл дальше. Он медленно поднимался по лестнице, и с каждым шагом в его душе разрасталась пропасть. Тот факт, как быстро она выдернула свою руку из титяевской, говорил о многом. Ему нечего было у неё спрашивать, он и так всё понял. Если бы не это, если бы она не смутилась так, увидев его, он бы ещё засомневался, он бы убедил себя: они просто друзья, которые зашли зачем-то вместе в туалет!

Он остановился посреди лестничного пролёта, поставил на пол баллоны и схватился на голову. Началось.

– Что там всё-таки было? – спросил он сам себя.

В голове нарастал шум.

Раз-два, раз-два. Пять-три-семь-один. Пять-семь-четыре… Нет, неправильно, здесь должно было три. Заново. Одиннадцать-пять-девять-семь. Три-четыре губы, один-семь глаза. Голова влево, голова влево, одиннадцать глаза, семь рот, снова голова.

Тихонов, прикрывая лицо руками, побежал вниз по лестнице. Не глядя по сторонам, он быстрым шагом промчался мимо одноклассников. Краем глаза он заметил, что они смотрят на него.

– Что с тобой? – громко спросил Арсеньев.

Тихонов на ходу махнул рукой.

Зевс разгневался. Только что ещё сияло солнце и дул ласковый ветерок, но вот, стоило Тихонову выйти из школы, как разразилась гроза. Небо рухнуло на город, навалилось чернотой и громыхало, бия молниями куда попало. Шквал взметал с дороги всё, что там лежало, и бросал в лица прохожим. Острый запах грозы разлился по улице, и первые, невидимые пока капли, кололи кожу.

Тихонов брёл наперекор мощным порывам по направлению к соседнему подъезду, обуреваемый тиками, размахивая руками и что-то бормоча. Голова его дергалась из стороны в сторону, губы извивались, как змеи, из глаз текли слёзы.

Он зашёл в подъезд, ногой отворив дверь. Поднялся на один лестничный пролёт и встал у окна, лицом к лицу со стихией. Прямо над ним страшно грохнуло, и пространство разошлось белой в зигзагах трещиной. Казалось, из этого разлома сейчас полезут древние чудовища, тысячи лет ждавшие часа расплаты с человечеством.

Тихонов достал их рюкзака портвейн, ловко откупорил бутылку и приложился. Пять больших долгих глотков. Потом сигарета. Вспыхнула зажигалка, выхватив на мгновение из сумрака бледные стены подъезда. Струя дыма взметнулась к потолку.

– Ну что, Алексей, – сказал сам себе Тихонов, часто моргая, – забился под землю, убежал, спрятался? Молодец! А бороться?

Голова два раза дёрнулась в сторону.

– Да как же ты собрался бороться, с такими-то тиками? Вся школа будет ржать и пальцами показывать, – ответил он сам себе.

– Ну а что ты такой тиканутый? Подумаешь, Гришина с Титяевым, и что… Сразу сдался?

– Тебе легко говорить! А ты бы не сдался? Два-четыре, три-пять…

– Ну ладно. Теперь домой, в постельку, под одеялко, плакать и ждать, пока пройдёт?

– Да пошёл ты… Один-один, семь-пять, голова влево-влево.

– А в школе будет дискотека, всякое веселье, Гришина с Титяевым, а Юлия Фёдоровна, возможно, с кем-нибудь из преподов. А то и со Стахановым!

– Такое невозможно! Юлия Фёдоровна и Стаханов! Ты что несёшь!

– Всё возможно – для настоящего мужчины. Помнишь, что Дэн говорил? Надо бороться за то, что тебе нужно. Но это не про тебя, конечно, тебе бы затаиться и поплакать в уголке. Бедный, бедный Лёшенька, как же жалко себя!

– Всё, заткнись. Семь-одиннадцать, девять-пять, глаза, губы, голова…

Надо как-то это прекратить.

Он зажмурился и с размаху ударил лбом в стену.

– Всё! – громко сказал он. – Я не буду больше считать!

Три-четыре, семь-пять, губы – три, глаза – один…

– Нет! – закричал Тихонов в полный голос и снова ударил. – Нет!!!