Чревоугодие. Гастрономическая сага о любви

И уже тогда, в конце семидесятых, появился в рукописных копиях «выпавший» из фильма по воле цензуры четвертый куплет из этого произведения Леонида Дербенева:

Чтобы вам стало ясно, зря нам не спорить чтоб,

Вспомните про ужасный, про мировой потоп.

Невероятный ливень все затопил тогда.

Губит людей не пиво, губит людей вода.

Пиво было не достать, и пиво было повсюду. Он пронес любовь к пиву через детство восьмидесятых, юность девяностых, молодость нулевых и донес ее, любовь к пиву, в целости и сохранности до нынешних дней.

Да, пиво стало иным, да, его стало в избытке. Появились крафтовые пивоварни, появились элитные бренды. В восьмидесяти процентах товар, что на рынке называют пивом, был химической мочой, мало пригодной к употреблению. Он лавировал меж всех этих подпивных рифов, искал свое, находил и держался потом со всей силой своих тренированных принципов. Потом терял, потому как хорошее становилось плохим, и начинал искать снова. Не уставая и не сдаваясь.

В детстве он собирал пивные этикетки. Отмачивал бутылки в ванной и высушивал эти кружочки, квадратики, прямоугольники и полумесяцы пивных наклеек. В молодости стал собирать пивные костеры и собирал их от случая к случаю до сих пор. Брал в каждом пабе, в каждой пивной, в каждом ресторане те, которых еще не было в коллекции.

И на протяжении всей жизни он собирал, хранил и перебирал в памяти пивные вкусы, ароматы, а главное – эффекты и ту функциональную пользу, которую пиво могло привнести в его жизнь.

Древние скандинавы, великие ценители пива, даже верховного бога своего, Одина, заставили преодолеть множество препятствий, чтобы принести людям эль, который в «Старшей Эдде» возвышенно назван Медом поэзии. И те же скандинавы справедливо замечали, что:

Меньше от пива

Пользы бывает,

Чем думают многие;

Чем больше ты пьешь,

Тем меньше покорен

Твой разум тебе.

Пиво противоречивый напиток. Он дарит скальдам вдохновение, но отбирает разум у людей обычных, приземленных. Вечный вопрос, мучал всех ценителей напитка: живот появляется от пива или живот существует для пива? В одном сходились все, и знатоки, и невежи, что «лучше от пива большой живот, чем маленький горб от тяжелых работ».

Пиво, особенно крафтовое, неумело сваренное, могло довести до раскола головы в утренние часы. Пиво могло спасти не просто от похмелья, а даже от трагической смерти в те же утренние часы, если вчерашний день прошел не зря. Пиво нужно было любить, с пивом нужно было дружить. Или же не знаться с ним вовсе.

Он дружил с пивом и любил его. Как и с алкоголем в целом.

Вообще, его взаимоотношения с богом Дионисом заслуживали особого внимания. Они развивались годами и к настоящему времени достигли монументального status quo. В будни Дионис оказывал ему всяческую помощь в разных формах: удача в делах, быстрое восстановление здоровья, неоспоримый интеллект и харизматичное обаяние. В «холостые» дни начиналось его обязательное служение, от которого он никогда не отлынивал и исполнял с истовой преданностью.

Да, он был алкоголиком и факт этот признавал честно и безоговорочно. Но не тем, что плывет от запаха пробки. «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». И он исправно отдавал Дионису Дионисово, но в строго определенные дни – в «холостые». В иное время Дионис относился к своему жрецу с пониманием и уважением, никаких претензий не предъявлял, отправлять культ не требовал. Полный симбиоз, исключительное взаимопонимание.

– Через неделю уезжаю, – напомнила жена. – Ты за пивом собирался. Когда поедешь?

– Сегодня, – ответил он.

Сегодня он едет за пивом. Эта рать в бою принимает на себя множество промежуточных ударов и несет самые тяжелые потери – ящиками, потому и выбор бойцов – дело ответственное. Хотя есть ли в нашей жизни безответственные выборы? Что бы мы ни делали: работа, семья, отдых, хобби, спорт, покупки, поездки, походы, знакомства, секс, выпивка и книги – за каждым выбором начинается развилка, и кто знает, что было бы, пойди мы по другой дороге?

На неделю ему хватало ящиков пять пенного напитка. Если что, можно потом добрать разливным, но выходить из дома в расслабленном состоянии он не любил. Поэтому бутылочное. Иногда – баночное, но только в том случае, если не было стеклянных аналогов. А до разливного дело дойдет в первый «холостой» день, в ресторане, на выезде.

Он в принципе предпочитал пить разливное пиво не дома, а в специально отведенных местах. Места эти делил на две категории: уютные забегаловки и фешенебельные пабы. Тот период, когда по стране стали появляться питейные заведения, которые сами себя именовали пабами, совпал с периодом командировок по городам и весям.

С лекциями и семинарами побывал он в то время в каждом более-менее крупном городе страны. И в каждом городе – конечно, после исполнения деловых обязанностей – он искал паб. Полутемное, в бордово-зеленых тонах помещение клиентского зала, часто разбитое на отдельные кабинеты. Тяжелая дубовая мебель. Приглушенное освещение часто компенсировали телевизионные панели с бесконечными футбольными матчами кого-то с кем-то. Футбол он не любил совершенно, как и другие стадные виды спорта, а вот ассортимент пива, как правило, такого, что не найдешь более нигде, он уважал бесконечно.

Так однажды в родном городе он набрел на паб «Мерфис». Есть такой ирландский стаут (темный эль) «Murphy’s». Но ему особо упал тогда на душу красный вариант того же эля. Часа три простоял он тогда у барной стойки, разговаривал с хозяйкой и все никак не мог надышаться плотной бурой пеной и напиться «Мерфисом», который показался ему тогда ну просто-таки Медом поэзии самого Одина.

Трудно сказать, что произвело такое впечатление: необычный цвет (для того времени), уже изрядно подпитое состояние, задушевность хозяйки или совокупность всех этих факторов. Еще несколько раз заезжал он в «Murphy’s» на попить и поболтать. Но в какой-то момент чудо кончилось. Заведение закрыли. Надолго. Потом его снова арендовали или выкупили другие рестораторы, пиво опять потекло рекой, но красного (да и никакого другого) разливного «Мерфиса» там уже не было. Не рентабельно. Название осталось, а самого продукта уже нет.

– Вы будете у нас выкупать по сто литров еженедельно? – спросил его улыбчивый хозяин. – Нет? А иначе и возить не выгодно. Пиво дорогое, ценителей мало. Вот есть линейка крафтовых, хотите?

Линейку крафтовых он не хотел. Много позже нашел он «Murphy’s» в другом пабе, и черный, и коричневый, и даже красный. Но былое очарование напиток утратил. Как-то обнаружил красный «Мерфис» в баночном варианте и на радостях взял ящик. Разочаровался окончательно. Настолько, что несколько банок пива до сих пор стоят в погребе, хотя их срок годности давно вышел. Рано или поздно он перегонит их в самогон.

Нельзя сказать, что так пиво поступило с ним впервые. Еще до этого случая, лет за пять, приблизительно такой же удар в спину нанесло ему чешское пиво «Pilsner Urquell».

Он всю жизнь играл в большой теннис. С десяти лет, спасибо отцу тренеру. В период крылатой зрелости бог Дионис был более милостив к своему жрецу и апологету, позволял употреблять чуть ли не ежедневно. Чем жрец и пользовался с активной благодарностью.

Был тогда у него такой обычай. После часа игры со спаррингом на кортах над морем спускался он по узкой лесенке к замечательному по природе своей заведению. Называлось оно «Глечик», что по-украински буквально означает «Горшок», хотя есть там еще глубокое море культурно-исторических пластов и узорчатая семантическая паутина. Занимало заведение достаточно большую территорию почти у самого моря.

Огороженный плетеным тыном, «Глечик» встречал посетителей уютом и уединением. По всей территории, меж деревьев, располагались беседки, где можно было почувствовать себя, как на веранде дома, – в полном одиночестве. Ну, или с «дуняшей», если таковая имела место быть под рукой. К каждой беседке бежала мощенная плиткой тропинка. Иногда у стилизованных под сельскую «крепость» ворот пела песни да угощала самогоном-горилкой ряженная в национальные одежды Солоха.

Самогонку он не пил. А шел он, мокрый и уставший, с ракетками за спиной, к одной из беседок, заказывал сразу два (чтобы не гонять девочку-официанта) бокала пива и, переполненный счастьем, делал первый глоток того самого «Урквелла».

Когда-то прочитал он у Ярослава Гашека в «Швейке», что настоящее пиво должно быть очень густым. Проливали сваренное пиво на скамью, садился сверху пивовар. Если вставал вместе со скамьею, то пиво признавали «правильным». Вот этот «Урквелл» в «Глечике» был именно таким: густым, липким, почти тянулся, а не просто лился из кружки. Всегда он был нужной степени свежести и нужной температуры – до запотевания кружки. Да и кружки были еще те, граненые, советские.

Так вот, случилось с этим «Урквелллом» то же, что и с «Мерфисом», – исчез из продаж за нерентабельностью. Само заведение «Глечик» тоже не смогло долго держать оборону в рыночное время – уж слишком большая была территория, уж слишком близко была она к морю. Курортная земля притягивает охотников за недвижимостью и постоянно растет в цене. Многих достойных сгубила эта нездоровая конкуренция.

Скоро за украинским тыном с глечиками поселилось какое-то кавказское заведение, доказывая тем самым, что Советский Союз жив, что бы там ни говорили, и братство народов все еще в силе. Пусть и в извращенном виде. А потом покинуло рубежи приморской обороны и оно. Это совершенно другая история, которая нам совершенно не интересна, поскольку «Pilsner Urquell» исчез из меню на психологическом рубеже двадцать пять местных рублей за бокал, что составляло по тогдашнему курсу около пяти долларов при средней зарплате не более ста в месяц.

Итак, он ехал за пивом для «холостых» дней и точно знал, какое именно пиво будет брать. Собственно, критериев было всего три: объем, тара и характеристики самого напитка: темное или светлое, фильтрованное или нефильтрованное, страна-производитель.

С объемом было все просто.

Когда-то он брал для таких длительных полетов пятилитровые бочонки, они тогда только появились в магазинах. Но вскоре разочаровался. Охладить такой бочонок было сложно. Предположим, раздвинув прочие гастрономические радости, впихнешь его в холодильник. Но не будешь же бегать каждые двадцать минут, чтобы возвращать в холодильник нагревшийся бидон, а потом ждать по полчаса, чтобы снова получить нужную температуру. А теплое пиво он не любил категорически.

Хотя в советское время помнил еще зимние анабасисы отца по прилавкам, над которыми значилось: «Теплое пиво» или «Подогретое пиво». Зима все-таки, и неустанная забота партии и правительства о здоровье советских граждан. Если не было кружек, пиво наливали в пол-литровые баночки. Отец посыпал край кружки или баночки солью перед каждым новым глотком. Текилы-то тогда не было в продаже.

И все же, несмотря на неудобство, любовь (или, скорее, привычка) к пятилитровым бочонкам продержалась у него довольно долго. И дело тут не в качестве пива. Не в процессе открывания или наполнения бокала брызжущей во все стороны белой пеной. Дело опять-таки в детстве. Все мы родом из детства.

Дефицит пива в советское время восполнялся объемами его закупки. В далекие восьмидесятые в исполнении Владимира Кузьмина и группы «Динамик» звучала песня «Плещет волна», описывающая среднестатистические пляжи того времени. Были в ней такие слова:

Чайки кричат, ревет транзистор,

Льется пиво рекой из канистр.

Все такие сытые и умытые

Друг на друга лениво глядят.

Не было тогда на пляжах развитой инфраструктуры. Не было ларьков и магазинчиков, где в любой момент, при любой погоде можно приобрести сушеных кальмаров и несколько бутылок пива. Да зачем бутылок? На каждом пляже нынче пиво разливают по пластиковым бокалам. Причем конкуренция, и по сортам, и по продавцам!