Но Лариса потому и была незаменимой сотрудницей, что умела понимать желания руководителя с полувзгляда. Она плавно (цок-цок) переместилась от окна к офисному шкафу со встроенным баром, изящным жестом открыла дверцу, потом беззвучно – пробку и плеснула ароматный напиток «на два пальца» в широкую коньячку. Еще одно плавное перемещение (цок-цок), и коньячка уже стояла на директорском столе.
Нестор Иванович благодарно глянул на Ларису снизу вверх, пригубил осторожно и тут же смутился, потупился, как провинившийся школьник. Затем собрался и решительно проявил готовность работать:
– Что с тенденциями?
– В театре все печально, – и Лариса проиллюстрировала печаль вздохом. – После абсолютной легализации порнофильмов театральные подмостки отреагировали почти мгновенно. Классический театр бросил якорь в прошлое и безапелляционно противопоставил себя театру современному. Экспериментаторы же пустились во все тяжкие. То, что нынче искусствоведы и критики стыдливо называют эротеатром, уже почти ничего не имеет от эротики, зато все больше от порнографии: бессюжетность, несколько камер на сцене, чтобы проецировать крупные планы на большие экраны, развешанные по зрительному залу… Кроме того, на сцене оказалось возможным реализовать вещи, экстремальные даже для порно.
– Например? – заинтересовался Нестор.
– Ну, БДСМ-постановками теперь уже трудно кого-то удивить, – Лариса взглянула в папку, как бы сверяясь со списком. – Вот, например, фурри-арт-постановки в формате йифф – это не из нового. Скажем, из новолегализованного, поднявшегося из глубин андеграунда.
– Поясните, – растерянно попросил Нестор. – Термины совершенно незнакомые. Я не настолько, к стыду своему, погружен в театроведение.
– О! эти понятия никакого отношения к искусству не имеют, – Лариса наконец улыбнулась широко, открыто, как только она умела это делать в другие дни, свободные от поминовения Кира. – Речь идет о сообществе антропоморфных животных. «Furry» в переводе с английского – пушистый, мохнатый, покрытый мехом. А «yiff» – это звукоподражательное междометие. Имитирует поскуливание, подлаивание. В сообществе фурри раскрывает исключительно сексуальный аспект отношений.
– Зоофилы, что ли? – брезгливо поморщился Нестор.
– Не совсем, – возразила Лариса. – Правда, на сцене современного театра выглядит именно так. Но это не самое страшное. Недавно появились некротеатры, где роли покойников играют, естественно, живые актеры. Этакий новый вид актерского амплуа…
– Хватит! – чуть ли не испуганно остановил Нестор Иванович. – У меня коньяку не так много, чтобы все это переварить.
4
– Кстати, – поспешила добавить Лариса, – большинство постановок интерактивны – актеры вовлекают зрителей в творческий процесс.
– Сомнительное творчество, – заметил Нестор.
– Искусство должно откликаться на требования времени, – пожала плечами Лариса.
– И наше время бросает искусству именно такие вызовы? – Нестор был раздражен: он упустил момент зарождения трансформаций; все изменения, о которых говорила сейчас Лариса, казались ему слишком резкими, неоправданными, пугающими.
– Время – это люди, – сказала Лариса ровно. – А люди всегда жаждали зрелищ.
– Но это же слишком! – возмутился Нестор. – Это уже не зрелища, это… – и он замялся, не зная, что сказать.
– Это сплошная порнография, – Лариса закончила фразу вместо руководителя. – И тут не поспоришь. Зрелище в чистом виде.
– Но не искусство же! – не унимался Нестор.
– Любое зрелище рано или поздно назовут искусством, – заверила Лариса. – Современные идеологи считают, что искусство должно вызывать эмоции, не должно оставлять зрителя равнодушным. И с этой точки зрения порнография – самое что ни на есть то.
– Мы с Вами идеологи от искусства, – Нестор вновь пригубил бокал, теперь уже уверенно, с чувством собственного достоинства и без всякого стеснения. – Нам доверили эту роль. А мы, вместо того, чтобы диктовать собственную волю, только и умеем, что констатировать факты и комментировать уже свершившиеся события.
– Время еще не пришло, – напомнила Лариса. – Но мы не закончили с тенденциями.
– Есть еще что-то? Еще более… – Нестор возвел очи горе. – Еще более зрелищное?
– Напротив, – улыбнулась Лариса. – Полная противоположность. В мире театра родилось интересное явление. Режиссер-новатор назвала свое творение «Подмостки многословной статики».
– «ПМС», – автоматически сократил Нестор.
– Может быть, именно эта аббревиатура и стала ее путеводной звездой, – с серьезным видом согласилась Лариса.
– Что за чудо? – уточнил Нестор.
– Все в названии, – пояснила Лариса. – Гаснет свет, занавес, и на сцене – несколько актеров, замерших в определенных позах. После антракта состав актеров и их позы могут быть изменены в соответствии с творческим замыслом режиссера. Представления длятся два-три часа.
– И в чем суть? – Нестор действительно не сумел раскрыть для себя новаторскую идею.
– Суть в том, – пришла на помощь Лариса, – что зритель не просто созерцает неподвижные скульптуры на сцене, зритель погружается в сеттинг постановки, как бы впадает в совместный с актерами стазис. В это же время разум должен воссоздать сценическую картину по Станиславскому: откуда кто пришел, куда кто уйдет. Сколько зрителей в зале – столько оригинальных сценариев.
– В этом что-то есть, – задумался Нестор.
– Есть, – согласилась Лариса. – В любом творческом процессе можно отыскать рациональное зерно. Хотя… Хотя есть моменты, которые для меня все-таки остаются непрочтенными. Не могу разобрать творческий почерк.
– Например? – Нестор грел коньяк ладонью. Ему было хорошо.
– В живописи не так давно появилось новое направление. Супрареализм. Это не совсем живопись, скорее синтетический вид искусства.
– В наше время все виды искусства в той или иной мере синтетические, – сказал Нестор голосом мудрого суфия.
– Вы правы, Нестор Иванович, – не стала спорить с директором Лариса. – Так вот, супрареалисты поступают следующим образом. Художник выбирает в лесу живописную поляну. Его помощники – группа людей – выливают на все предметы в пределах композиции тонны белой краски. На деревья, на траву, на поваленные стволы, на грибы и цветы, на пни и кочки. А потом вновь раскрашивают изгаженную краской поляну в естественные цвета, добиваясь максимального соответствия скрытому под краской оригиналу.
– Зачем? – поразился Нестор.
– Чтобы обратить внимание общественности на решение экологических проблем, – пояснила Лариса. – Они пытались так же рисовать животных, но дело хлопотное – натурщики ведут себя беспокойно. А усыплять животных не дают активисты из общества защиты. Поэтому супрареалисты ограничиваются полянами, натюрмортами и обнаженной натурой. Весь процесс они снимают на трехмерное видео, по окончании работы делают ряд снимков. Таким образом, в итоге – сразу несколько творческих продуктов: сама природная инсталляция, мини-фильм, фотографии-картины.
Нестор тяжело вздохнул. Затем спросил обреченно:
– У нас на руках есть образчики подобного творчества?
– Конечно, – кивнула Лариса. – Все, что было создано за последнее время. Есть интервью с художниками, содержащие их планы на создание аналогичных шедевров в будущем.
– Интервью – не нужно, – решительно запретил Нестор Иванович. – А несколько мини-фильмов – в эфир. Без указания авторства – нечего создавать имена этим…
– Художникам, – мудрая сотрудница поспешила уберечь своего руководителя от неосторожных горячих слов. – Есть еще одна интересная тенденция в живописи, теперь уже в портретном жанре.
5
– Ну-ка? – Нестору казалось, что теперь он уже ко всему готов.
– Тыловой портрет. Или спинной – у критиков нет единства в терминологии. Выполняется в различных техниках, на различных основах и разными инструментами. Многие звезды кинематографа и шоу-бизнеса, видные политические деятели и даже лидеры государств заказывают тыловые портреты. Поэтому жанр для художников – многообещающий. Сулит известность, рукопожатность, обеспеченность.
– Расскажете подробнее? – попросил Нестор.
– Расскажу, – Лариса задумалась буквально на секунду. – Лет сто назад об этом виде творческого продукта писал Флоренский. Он говорил, что божий лик на иконе требует изображения анфас. Так портрет несет внутренний свет натуры в физический мир, за рамки картины, как бы выводит за себя. Тыловой портрет, по словам Флоренского, «в себя вводит». Он сравнивает такие изображения с черной зияющей дырою, в которой угасает текущая туда энергия. Такие портреты – черное солнце, очаг уничтожения.
– Зачем же их заказывают? – удивился Нестор в который раз за сегодняшнее утро.